В первый свой день в Замогильнике Врана Маккей успела увидеть лошадиных призраков, которые гонялись за гоблинами по пустырю, трёх банши, ехавших в автобусе, одного зомби в драных джинсах, который таращился из окна телефонной лавки, бугимана, который прогуливал лабрадудля, привидение на стремянке, которое мыло окно, и гуля, который потягивал латте в уличном кафе.
Врана Маккей – шелковистые волосы чёрные, как вороново крыло, глаза пронзительно-синие, как морская вода на песчаных пляжах вокруг Замогильника, – сидела в машине соцработницы у дома номер 28 по улице Цветочный Холм. Врана крепко прижимала к себе потёртый бежевый чемоданчик с выцветшей наклейкой, изображавшей чёрную бабочку, и думала, как плохо, что у неё теперь нет родителей. Третья приёмная семья за полгода. Она столько времени просидела в зелёном фиате Ким, что даже успела привыкнуть к запаху вишнёвых леденцов от освежителя воздуха, висевшего на зеркале заднего вида.
– Ким, гляди! – ахнула Врана. – Лошадиные призраки!
Бестелесные скакуны мчались по пустырю рядом с разрушенной фабрикой, из ноздрей вылетали клубы пламени.
– Ничего они тебе не сделают, Врана. Главное – не подходить. Мы об этом уже говорили.
Бока лошадей блестели, и этот блеск щипал глаза, будто уксус. «Во попала!» – подумала Врана. Одна из лошадей остановилась, взрыла землю чёрным копытом, из-под него полетели пыль, искры, клубы серы. Врана закрыла окно и зажала нос, потому что завоняло тухлыми яйцами. Где этот несчастный леденцовый освежитель воздуха, когда он так нужен?
– Тебе, наверное, жарковато в такой одежде, – заметила Ким.
– Жарковато. Но вы же знаете, я очень люблю эту одежду.
– Да как скажешь, солнышко. И всё-таки сняла бы ты шляпу и жакетку. Сжаришься.
Врана вздохнула и высунула руку из окна. Рука тяжело повисла в густом липком воздухе. Ким права – тут и сжариться недолго, но Врана ни за что не снимет любимую шляпу и жакет. Ким засунула руку обратно в салон, понюхала запястье. Тухлые яйца. Сморщила нос, дотронулась до нагрудного кармана своего пальто.
Врана вытащила из коричневой бархатной жакетки аккуратно сложенный листок бумаги. Записка, которую ей оставила мама. Эта записка для неё – как якорь. Способ зацепиться за что-то безопасное. Перед сном, когда ночь делалась совсем тёмной, Врана часто доставала записку и обводила пальцем написанные мамой буквы. Прочитывала слова, которые давно знала наизусть:
Врана, доченька!
Не открывай чемодан, пока не придёт время. Придёт – узнаешь.
С любовью,
мама
Разумеется, в первую же ночь в первой же приёмной семье Врана не выдержала. Приподняла крышку. Желудок скрутился рогаликом. Она обвела глазами комнату в неродном доме. Она здесь чужая, впереди – новая школа и новый город. Врана распахнула чемодан. Провела ладонями по белой шелковистой подкладке. Внутри пусто.
– Мамочка… папочка, – прошептала Врана. – Где вы? Что с вами случилось?
Она знала, что Ким её слышит, но Ким ничего не сказала. А Вране было всё равно. Ким симпатичная, но ей наверняка до смерти надоело таскать Врану из одной приёмной семьи в другую. Ким, в принципе, никто и не спрашивал. Да и что тут ответишь? Она тоже не знала, куда подевались родители Враны.
Про записку Врана никому не сказала. Весь мир знал, что в один прекрасный день она вернулась домой и выяснила, что родители её исчезли. Пропали без следа. Дом напоминал корабль «Мария-Селеста»[1]. Полицейские были в замешательстве: всем загадкам загадка.
И вот сейчас Врана перешагнёт порог очередного чужого жилища. В очередном городе. Впрочем, на этот раз всё немножко иначе, подумала Врана. Ким выяснила, что в Замогильнике живёт троюродная сестра отца Враны. Врана сама опешила, когда узнала, что у неё есть родственница, пусть и совсем дальняя.
Замогильник – город на склоне холма, с узкими улочками, некоторые вымощены камнем и украшены замысловатыми арками с вырезанными на них образами волков и змей. Некоторые улочки разноцветные, как драже. Есть улочки тёмные, оттенков кока-колы и лакрицы, есть и вовсе чёрные, как лошадиные призраки. На некоторых улицах было так мрачно и страшно, что хотелось сложить их, точно колоду карт, засунуть в карман и забыть про них навсегда.
Ким предупредила Врану заранее, что Замогильник – необычный город. Лошадиные призраки небось только вершина айсберга, подумала Врана: в то, что Ким рассказывала ей про Замогильник утром, за завтраком, Врана поверить не могла. Почему папа никогда не упоминал, что он отсюда родом? А мама об этом знала? Сама она отсюда? Они завтракали у Ким в кабинете, ели холодные липучие блины из кафе на другой стороне улицы. День стоял ветреный, сырой, пасмурный. Врана была мрачной, как и погода. Кабинет у Ким был забит шкафами, где лежали личные дела таких же детей, как Врана.
Чем больше Ким рассказывала, тем сильнее блины во рту начинали напоминать камни. Как вообще такой город может существовать? Город, где соседствуют живые и мёртвые. Если бы Врана сама не увидела лошадиных призраков и прочую нечисть по дороге, она бы не поверила. Собственно, и теперь не верила. Кстати, кому-то может показаться, что это не самое подходящее место для девочки-сироты, но Ким всё твердила, что у родственников в любом случае лучше, даже если родственница – седьмая вода на киселе, которой Врана отродясь не видела.
– Идём. Китти нас ждёт, – сказала Ким, выключая зажигание. Фиат фыркнул.
Врана, подхватив чемодан, шагнула в тусклый осенний свет, посмотрела на свой новый дом: двухэтажный, белый, с синей дверью. Цветочный Холм оказался таким крутым, что на тротуаре сделали ступени. Вране не больно-то хотелось туда карабкаться, но, когда она увидела девочку с розовыми волосами, которая толкала вверх розовый велосипед и при этом даже не вспотела, Врана немного приободрилась.
Девочка кивнула и прошла мимо. Сделав несколько шагов, обернулась. Выглядела она очень классно: блузка в горошек, широкие брюки.
– Добро пожаловать, – сказала девочка. – Я Ханна.
– А я Врана Маккей.
– Понятное дело. Только ты другая.
– Что? Ты о чём? Мы же незнакомы.
Девочка улыбнулась, Врана в ответ нерешительно приподняла уголки губ. Врана протянула руку, но Ханна только таращилась на неё призрачно-серыми глазами, улыбаясь бесконечно, от уха до уха. Она показала знак мира костлявыми пальцами и двинулась дальше. Врана следила за ней, пока Ханна вместе с велосипедом не скрылась за вершиной холма. Её давно уже не было, а Врана всё ещё ощущала на себе цепкий взгляд её серых глаз.
– Готова? – Ким подтолкнула её. – Помнишь, что я тебе говорила?
– Простите, Ким. Я не хотела грубить этой девочке. Девочке… Ой! Она что, из этих?
Ким пожала плечами:
– Кто знает? Ты просто с ней не связывайся.
Она широкими шагами подошла к входной двери, постучала. Врана стояла у неё за спиной, стараясь окончательно стряхнуть с себя взгляд серых глаз Ханны. Дверь открыла высокая худая женщина с песочного цвета волосами и крупными веснушками, в джинсах и чёрном кардигане. Улыбалась она так, что Ханне сразу полегчало.
В других приёмных семьях она чувствовала себя будто в одиночном заключении. Все дни проводила в комнатушках размером с коробку, выходила только поесть, и за столом ноги у неё тряслись так, что вилки-ложки дребезжали, – она ужасно боялась, что стол сейчас подломится и вся еда кучей повалится на пол. Вкуса пищи она от нервов не чувствовала вообще. Но есть было нужно. Чтобы потом хватило сил целый день сидеть в классе с чужаками. В школе она молчала, как и положено приёмной, и в итоге другие дети, проглотив свои вкусные обеды, не такие, как у неё, убегали от стола на диван смотреть телевизор, пить чай и лопать шоколадное печенье. Им-то как раз мамы давали с собой ту еду, которую она любила: пиццу, макароны, кускус и карри. Почему считается, что приёмных положено кормить котлетами и картофельным пюре, пропитанным дурацким соусом? Почему у клубничного желе со сливками совсем не такой вкус, как у желе со сливками дома?
– Привет, Врана. Я Китти Стромсоу. Добро пожаловать в Замогильник на Цветочный Холм! В твой новый дом.
– Привет, Китти. Спасибо, что взяли меня к себе. – Врана уже усвоила, как положено себя вести. Вежливо, с улыбочкой. За всё благодарить, никому ничего не рассказывать. Она не стала говорить, что почти всю дорогу проплакала. Третья приёмная семья за полгода, опять новая школа. В последней Врану дразнили за то, что у неё кривой передний зуб. Один-единственный зуб, такая ерунда, сущая мелочь, но из-за него её школьная жизнь превратилась в ад.
Ким что-то прошептала Китти. Китти рассмеялась. Врана была уверена: говорили про неё. А ей хотелось одного – вернуться в родной городок Полянку к маме с папой. Куда подевались Росс и Ария Маккей? Только бы им не грозила никакая опасность. Ведь просто так они никогда бы не бросили свою двенадцатилетнюю дочь. Мама с папой каждый вечер укладывали её спать, целовали на ночь. Врана вспомнила прошлогодний снегопад, какого они тогда слепили огромного снеговика.
– Она очень волнуется, – объяснила Ким, передавая Китти розовый рюкзачок Враны. Чемодан Врана принесла к дому сама.
– Я заказала для тебя пиццу «Маргарита» с чесночным хлебом, Врана. Знаю, что это твой любимый ужин.
Ким повернулась к Вране, они пожали руки. Врана, конечно, не ждала объятий, но рукопожатие – это как-то уж слишком безлично.
– Удачи, Врана, – сказала Ким. – Я знаю, что тебе будет хорошо в новом доме.
Врана подавила вздох. Ким просто делает свою работу, произносит фразы, которые наверняка отрепетировала перед зеркалом у себя в кабинете. Врана и моргнуть не успела, а фиат, пофырчав, ожил, и Ким с противным «бип-бип» умчалась прочь. Врана осталась одна на незнакомом крыльце. Крепко зажмурилась. Не хотела плакать при Китти в первый же день.