Глава IX

Приближалась весна, и трудности жизни в школе уже не так остро ощущались. Зимние морозы ослабели, снег практически растаял, ветра потеплели. Мои бедные ноги, обмороженные и распухшие в холода, начали заживать под действием ласкового апрельского солнца. Однако лесная долина, в окружении которой расположился Ловуд, рождала ядовитые туманы, а те в свою очередь становились причиной многих заболеваний. Вот и сейчас началась эпидемия тифа, унесшая немало жизней из нашей школы, тем более что болезнь легко косила истощенных неполноценным питанием воспитанниц. В конце концов, Ловуд практически превратился в больницу. В этих условиях уроки были прерваны, правила распорядка соблюдались менее строго, и те немногие, что еще не заболели, пользовались неограниченной свободой.

Для того, чтобы болезнь не распространялась, здоровых отправляли к родным или друзьям, однако, многие уже были заражены и умирали дома. Тех, кто умирал в школе, хоронили быстро, так как оставалась опасность распространения эпидемии. Многие из работников школы поспешили покинуть Ловуд. В их числе была и экономка Ловуда. На её место заступила кухарка, которая кормила нас досыта и довольно вкусно. Надо сказать, что её никто не контролировал в этом смысле, так как ни мистер Брокльхерст, ни его семейство не решались даже приблизиться к Ловуду.

Теперь распорядок дня состоял из прогулок и приемов пищи. Я больше всего любила бродить вдоль ручья вместе с моей новой подругой Мери-Энн Вильсон. Это была умная, наблюдательная и веселая девочка. В её обществе мне было просто и легко, потому что она никогда не указывала мне на мои недостатки. В общем, мы с ней прекрасно ладили.

Не подумайте, что я забыла об Элен Бернс. В моей душе продолжало жить чувство привязанности к ней, такое сильное и нежное, какое я потом редко испытывала. Однако она была больна и несколько недель уже не показывалась. Ее не положили в лазарет вместе с тифозными больными, потому что у нее был туберкулез, а не тиф. У меня не было ни малейшего представления о том, насколько опасна эта болезнь.


Однажды в начале июля, под вечер, у ворот дома мы увидели лошадь, принадлежащую врачу. Видимо, кому-то стало очень плохо, если за мистером Бейтсом послали так поздно. Прошло немного времени, и врач вышел в сопровождении одной из нянек. Я тут же подбежала к ней с расспросами:

– Как себя чувствует Элен Бернс?

– Очень плохо, – ответила она.

– Это к ней приезжал мистер Бейтс?

– Да.

– А что он говорит?

– Он говорит, что ей недолго осталось.

– А где она сейчас? – я сразу же всё поняла.

– Она в комнате у мисс Темпль, – сказала няня.

– А можно мне пойти поговорить с ней?

– О нет, дорогая. К ней нельзя. Да и тебе пора идти спать, иначе тоже заболеешь. Уже поздно.

Разве могла я удовлетворится подобным ответом? Поэтому, когда все уснули, я тихонько встала, оделась и стала пробираться в ту часть здания, где стоял резкий запах камфары и древесного уксуса. Больше всего на свете я боялась, что кто-нибудь заставит меня вернуться. Я должна была увидеть Элен! Я должна была проститься с ней перед смертью, поцеловать, сказать пару слов!

Я спустилась по лестнице и оказалась прямо перед комнатой мисс Темпль. Сквозь щель в двери пробивался лучик света. Набравшись мужества, я решительно открыла дверь, боясь только одного – опоздать.

Рядом с кроватью мисс Темпль стояла кровать поменьше, в которой лежала Элен. Мисс Темпль в комнате не было. Я осторожно подошла к кровати и остановилась возле нее, коснувшись полога, но я решила сначала заговорить, а потом уже отдернуть его. Я боялась увидеть мертвое тело.

– Элен, – прошептала я, – ты спишь?

Она приподнялась, откинула полог, и я увидела ее лицо – бледное, но совершенно спокойное. И у меня появилась надежда.

– Это ты, Джейн? – спросила она своим обычным тихим голосом.

«Нет, – подумала я, – она не умирает, она меня узнала!»

Я села на кровать и поцеловала ее. Лоб у нее был холодный, она заметно похудела, но улыбалась, как прежде.

– Как ты здесь оказалась, Джейн? Ведь уже двенадцатый час, я слышала, как пробило одиннадцать.

– Я пришла проведать тебя, Элен: я узнала, что ты очень больна, и не могла уснуть, не повидав тебя.

– Значит, ты пришла проститься?

– Ты разве уезжаешь домой?

– Да, я собираюсь в дальнюю дорогу, в мой последний приют.

– Нет, Элен, нет! – возразила я в отчаянии, еле сдерживая слезы.

У Элен начался приступ кашля, когда приступ кончился, она, пролежав несколько минут обессиленная, шепнула:

– Джейн, у тебя ноги замерзли. Ложись ко мне под одеяло.

Я так и сделала. Она обняла меня, и я прижалась к ней. После долгого молчания она сказала:

– Мне хорошо, Джейн. Когда тебе скажут, что я умерла, не плачь обо мне. Все мы когда-нибудь умрем, а моя болезнь не такая уж мучительная, она безболезненно сводит меня в могилу. Моя душа спокойна. Кроме отца, у меня никого нет, да и он недавно женился, так что грустить обо мне долго не будет.

– Ты спокойна, потому что знаешь, куда идешь?

– Да, я верю и надеюсь, что к Богу.

– А где Бог? Кто такой Бог?

– Мой творец и твой, он никогда не разрушит того, что создал сам. Он добр и всемогущ. Я с нетерпением жду встречи с ним.

– А я увижусь с тобой, Элен, когда умру?

– Не сомневайся в этом, дорогая Джейн.

Я уткнулась лицом в плечо моей подруги. Казалось, она была дороже всех и всего на свете для меня в ту минуту. Не было никаких сил расстаться с ней. Вдруг она сказала с невыразимой нежностью:

– Как мне хорошо! Этот последний приступ кашля извел меня, и, наверное, я смогу заснуть. Только ты не уходи, Джейн, побудь со мной.

– Я останусь с тобой, моя милая Элен.

– Ты согрелась, малышка?

– Да.

– Спокойной ночи, Джейн!

– Спокойной ночи, Элен!

Мы поцеловались и скоро обе уснули.

Когда я проснулась, был уже день. Меня разбудило ощущение, что я куда-то лечу, – это няня несла меня на руках в нашу спальню. Никто не ругал меня за ночной поход, но и на мои вопросы об Элен никто не отвечал.

Только через два дня я узнала, что на рассвете вернулась мисс Темпль и обнаружила меня в кроватке Элен, которая к этому моменту уже была мертва.

Могила Элен Бернс – на брокльбриджском кладбище. Целых пятнадцать лет её могила походила на зеленый холмик, однако, теперь там лежит серая мраморная плита, на которой можно прочесть ее имя и слово «Resurgam», что в переводе с латинского означает «Воскресну».

Загрузка...