Ровно в половине шестого Блейн, энергичный полицейский врач, поднялся с колен, закончив осматривать тело Вэнса Китинга, и отряхнул пыль с брюк. Работали фотографы, и в комнате то и дело сверкали фотовспышки. Мак-Алистер (дактилоскопист) сидел у окна с револьвером сорок пятого калибра и миниатюрными сильфонами[5], пытаясь поймать свет. Блейн посмотрел на старшего инспектора Хамфри Мастерса.
– Итак, – сказал он, – что вас интересует?
Мастерс снял котелок и промокнул лоб носовым платком. Он, по-видимому, страдал клаустрофобией, но, опасаясь насмешек, старался выглядеть безмятежным.
– То, что в него стреляли, я и сам вижу, – заметил он. – А вот из какого оружия? Из этого револьвера?
– Ну, ответ на ваш вопрос вряд ли в моей компетенции. Пусть решают специалисты. Хотя в данных обстоятельствах не вижу причины сомневаться. Вот эти два ранения, – указал он пальцем, – от пули пистолета сорок пятого калибра. Причем оружие – устаревшего образца, как и использовавшиеся патроны. Выстрел из современного крупнокалиберного пистолета, с пулями в стальной оболочке, пробил бы тело навылет. А у вас тут как раз револьвер, который полностью подходит под описание, и две стреляные гильзы. – Он кивнул в сторону Мак-Алистера, явно озадаченный мрачным взглядом, которым одарил его старший инспектор.
Мастерс направился к дактилоскописту, который сдувал остатки магнитного порошка с рукоятки револьвера. Поллард последовал за ним.
Этот револьвер, без сомнения, являлся прекрасным образцом оружейного искусства. Несмотря на большой размер, он был довольно изящным и оказался гораздо легче, чем можно было предположить. Серебро на стволе и барабане стерлось почти до черноты, но причудливая перламутровая инкрустация на рукояти отлично сохранилась, как и маленькая серебряная пластинка с выгравированным на ней именем «Том Шэннон».
– Это имя, вот здесь… – Мастерс указал на серебряную пластинку. – Вы же не думаете…
– На вашем месте, старший инспектор, – заметил Мак-Алистер, сдувая с рукояти револьвера оставшиеся пылинки, – я бы не стал рассылать ориентировки на Тома Шэннона. Это было бы похоже на попытку арестовать Чарли Писа[6]. Шэннон уже лет сорок как кормит червей. Этот красавец принадлежал ему. Что за вещь, скажу я вам! – Он поднес револьвер ближе к глазам. – Знаете, что это? Оригинальный шестизарядный револьвер «ремингтон», изготовленный в 1894 году. Если вам доводилось читать о Диком Западе, вы представляете, что это значит. Сам Шэннон был из первых «плохих парней». Удивительно, что на револьвере нет зарубок; но вполне возможно, он просто не любил резать свои пушки. Как вы думаете, где в наше время можно достать патроны для такого оружия? А ведь барабан полнехонек, если не считать две стреляные гильзы. Да и как вообще такой револьвер мог оказаться в Англии? Рискну предположить, что ответ на оба вопроса – один: эта вещица принадлежит коллекционеру.
– Ох уж эти мне коллекционеры! – сердито воскликнул Мастерс. Казалось, его глубоко удручают множащиеся виды коллекций, включающие в себя чайные чашки, кувшины-головоломки, а теперь еще и шестизарядные револьверы. – Ладно, не важно. Что там насчет отпечатков пальцев?
– На этой игрушке нет ни единого отпечатка. Парень был в перчатках.
Обернувшись к Блейну, Мастерс попытался вернуться к своей обычной любезной манере поведения:
– Дело вот в чем, док. Вы спрашивали, что конкретно мы хотим знать. У меня к вам один-единственный вопрос: можете ли вы поклясться, что эти два выстрела были сделаны в упор?
– Я в этом совершено уверен.
– Только не спешите, – предостерег его старший инспектор, понижая голос для убедительности. – Сейчас объясню, что я имею в виду. Я не впервые сталкиваюсь с так называемым преступлением в запертой комнате, и все время узнаю какой-нибудь новый способ из нее выбраться. Это стало моим ночным кошмаром, понимаете, о чем я? Но в первый раз в моей практике (если вы, простите, не ошиблись в своем заключении) убийца, вне всяких сомнений, находился в этой самой комнате. Кроме того, это первый случай, когда именно полиция может подтвердить данный факт под присягой, что исключает всякую возможность подтасовок. Вот так! – Он постучал пальцем по ладони. – Мы с сержантом Холлисом из подразделения «Л» следили за улицей из дома напротив. Особенно внимательно мы наблюдали за окном этой комнаты. Мы, можно сказать, глаз с него не сводили. Парень, которого убили – мистер Вэнс Китинг, – вернулся сюда в четверть пятого. Немного погодя мы увидели, как он выглядывает из этого окна. Это было единственное окно с раздвинутыми шторами в доме, и мы предположили, что оно в пресловутой «меблированной комнате». В общем, мы продолжили наблюдение. В то же самое время сержант Поллард, – Мастерс кивнул в сторону сержанта, – находился непосредственно у двери комнаты и может подтвердить, что никто из нее не выходил. В общем, если вы допускаете хоть малейшую вероятность, что в парня стреляли издалека – тогда дело становится элементарным, потому что окно было открыто и с противоположной стороны улицы пару выстрелов можно было сделать без проблем. Но если вы настаиваете на том, что убийца находился в комнате (признаться, я и сам так думаю), тогда мы в тупике.
– В доме полно пыли, – проворчал Блейн, – мы затоптали грязными ногами весь ковер.
– Да, – кивнул Мастерс. – Я интересовался у Полларда, и тот уверяет, что, когда он обыскивал комнату, там были всего две цепочки следов – его и Китинга.
– Так, значит, мебель там расставил сам Китинг? – удивился Мак-Алистер.
– Мм, нет, не обязательно. Под лестницей мы видели метлу. Мебельщик мог подмести ковер, после того как закончил расстановку. Отсутствие следов ни о чем не говорит.
– За исключением того, – сухо заметил Блейн, – что, когда в него стреляли, Китинг был в комнате один. Если, конечно, его не пристрелил Поллард.
Мастерс сдавленно простонал.
– А как насчет потайных дверей или чего-нибудь в этом роде? – задумчиво поинтересовался Блейн.
– Потайных дверей? – фыркнул Мастерс. – Оглянитесь вокруг!
Комната больше всего походила на бункер. Две ее стены – та, которая напротив двери, и та, в которой окно, – были внешними стенами самого дома, а значит, сделаны из прочного камня. Еще две были образованы деревянными перегородками и упирались в крышу. Все стены и потолок заштукатурили грязно-белой краской, и их поверхность была идеально ровной, если не считать нескольких микроскопических трещин. Из центра низкого потолка спускалась короткая труба демонтированного газового рожка, запечатанного свинцовой пробкой.
На полу из толстых досок лежал ковер с густым темным ворсом. У стены напротив окна стояло кресло из красного дерева, у стены слева располагался довольно потертый диван. Но первое, на что падал взгляд, был круглый складной стол красного дерева, около пяти футов в диаметре, покрытый квадратной скатертью, отливающей тусклым золотом, с узором, напоминающим павлиньи перья. Скатерть была слегка сдернута набок со стороны двери. Чайные пáры из тонкого фарфора кто-то расставил по кругу, как цифры на циферблате, и две чайные чашки, стоявшие ближе к двери, разбились весьма любопытным образом. Осколки чашек не разлетелись в стороны, а остались лежать на треснувших блюдцах, словно их расплющило чем-то тяжелым.
– Последнее место, где я стал бы искать потайную дверь, – проворчал Мастерс, – это голая отштукатуренная стена. Послушайте, док, нас всех ждет сущий ад. Мы уже толчемся на месте преступления, как стадо баранов, – и что? Неужели вы не можете доказать, что выстрелы были сделаны не здесь?
– Но они были сделаны именно здесь, – возразил Блейн. – Вас должны были убедить в этом собственные уши. Черт возьми, неужели никто их не слышал?
– Я слышал, – вмешался Поллард. – Я стоял в дюжине футов от двери и готов поклясться, что выстрелы раздались отсюда.
Блейн удовлетворенно кивнул.
– Взгляните сначала на рану на голове. Дуло держали примерно в трех дюймах от кожи. Стреляли полуоболочной пулей, поэтому череп здорово разворотило. Обратите внимание: ожог от пороха неровный, значит, патрон – старого образца. Пуля, попавшая в спину, сломала бедолаге позвоночник. Похоже, тоже стреляли в упор. Вы должны были оказаться здесь довольно быстро, сержант. Вы что-нибудь заметили?
– О, много чего, – воскликнул Поллард, живо восстановив в памяти недавние события. – Ткань все еще тлела, я видел искры. И запах пороха. И дым…
– Мне очень жаль, Мастерс, – сказал Блейн. – Но тут не может быть никаких сомнений.
В комнате повисла тишина. Фотографы собрали аппаратуру и ушли. Стало слышно, как на улице шумит толпа, и полицейский призывает зевак разойтись. Из холла, где дежурил инспектор Коттерил, доносился топот ног. Мастерс кружил по комнате, как паук по паутине, простукивая стены кулаками.
– Закончили? – спросил он Мак-Алистера, который возился поблизости.
– Почти, сэр, – ответил дактилоскопист. – И это самое подозрительное местечко, в какое я когда-либо попадал. Здесь вообще нет отпечатков пальцев, за исключением нескольких довольно нечетких, на подлокотниках кресла и еще нескольких, более отчетливых, на оконной раме. Но я почти уверен, что все они оставлены покойным.
– Никто не дотрагивался ни до стола, ни до чашек?
– Нет, разве что в перчатках.
– Ах да… Перчатки. Значит, у нас опять что-то вроде дела Дартли, только с более замысловатой отделкой. Проклятье, как же я ненавижу преступления, в которых нет смысла! Ладно, Мак-Алистер, это все. Не могли бы вы попросить инспектора Коттерила, чтобы он поднялся сюда на минуту? И спасибо, доктор, вы тоже свободны. Я был бы очень признателен, если бы вы написали заключение как можно скорее, нам необходима уверенность насчет этого револьвера. Тело пока не трогайте. Сначала надо проверить карманы. А потом сюда прибудет джентльмен… мм… Его зовут сэр Генри Мерривейл, и я хочу, чтобы он осмотрел труп.
Когда Блейн ушел, Мастерс еще раз медленно обошел вокруг стола, разглядывая все, что на нем находилось.
– Ерунда! – наконец воскликнул он, тыча пальцем в чашки. – Полная ерунда! Вся эта затея с чашками – всего лишь уловка, чтобы сбить нас с толку. Какое тайное общество в наше время? Ты скажешь, Китинг назвал пароль. Но повернется ли у тебя язык сказать, что вместо одного убийцы здесь собрались десять членов тайного общества, а потом растворились в воздухе? Ладно, выше нос! Не смотри на меня так печально. Мы сели в лужу, с этим не поспоришь, однако сделали все, что смогли, и нас не в чем упрекнуть. К тому же скоро появится наш старикан. Он приедет злой, как тысяча чертей, но, признаться, мне доставит немалое удовольствие втянуть его в дельце, в котором он завязнет по уши. – Мастерс посмотрел на труп. – Этот парень, Китинг… Тебе о нем что-нибудь известно, Боб?
– Все, что знал, я рассказал вам днем, после того как он купил дом и вышвырнул меня оттуда.
– Н-да. Похоже, он был решительно настроен умереть, – задумчиво пробормотал Мастерс.
Поллард взглянул на обмякшее тело в сером фланелевом костюме: сломанный позвоночник, светлые волосы потемнели и слиплись от крови.
– У Китинга была уйма денег, – сказал он. – И ему нравилось называть себя последним авантюристом. Вот почему я подумал, что он клюнет на любое тайное общество, лишь бы оно было достаточно таинственным или достаточно зловещим. Он все время ныл, что помирает от скуки. Кажется, у него квартира в Вестминстере, на Грейт-Джордж-стрит.
Мастерс вскинул голову:
– Ах, Грейт-Джордж-стрит? Значит, вот куда он мотался.
– Мотался?
– Да. Сегодня. Помнишь, он ушел отсюда в десять минут третьего и вернулся только в четверть пятого? Именно так. Я выяснил, куда он ходил, – самодовольно объявил Мастерс. – Потому что лично его выследил. Но это к делу не относится – по крайней мере, на нынешнем этапе расследования. Что насчет его родственников или друзей? Что-нибудь разузнал?
– Не очень много. У него есть кузен по имени Филипп Китинг, а еще он был помолвлен с Френсис Гэйл. Вы могли о ней слышать: она неизменно побеждает на всех турнирах по гольфу.
– Э-э… Да, я видел ее фотографию в газете. – Мастерс задумался, пытаясь, вероятно, воспроизвести фотографию в памяти. – Держу пари, в такие игры она бы играть не стала, – наконец сказал он. – Ладно, не важно. Давай-ка поднатужимся и перевернем беднягу на спину. Э-э, легче…
– Господи! – непроизвольно вырвалось у Полларда.
– Говоришь, ему хотелось острых ощущений? – произнес Мастерс после минутного молчания, во время которого было слышно лишь его астматическое дыхание. – Выглядит не очень, что верно, то верно.
Они одновременно поднялись на ноги. Лицу покойника, которое теперь можно было разглядеть без труда, не было нанесено физического вреда – ущерб был духовным. Разум покинул его вместе с жизнью, и на лице навсегда застыло тупое, бессмысленное выражение, причиной которого явился страх. Поллард много читал о лицах, которые были до неузнаваемости изуродованы страхом. Во время службы патрульным констеблем ему пришлось столкнуться с парой особенно страшных трупов: первый был самоубийцей, выбросившимся из окна, второй получил заряд дроби в лицо. Ужас от подобного зрелища объяснялся картиной разрушения человеческой плоти – превращением лица в кровавое месиво. Тот же самый ужас охватил Полларда и теперь, хотя лицо покойника осталось невредимым, светло-голубые глаза были широко открыты, а соломенного цвета волосы аккуратно уложены. Китинг, так жаждавший острых ощущений, очевидно, увидел перед смертью что-то пострашнее заурядных страшилок для обывателей.
– Послушай, парень, – грубовато предложил Мастерс, – как ты смотришь на то, чтобы провести ночь в этой комнате?
– Нет уж, спасибо.
– Вот именно. А попробуй объяснить, что с ней не так. Ведь на первый взгляд место заурядное. Интересно, кто были последние жильцы? – Внимательно оглядев комнату, Мастерс присел на корточки рядом с покойником и принялся выворачивать его карманы. – Постой-ка, а ведь тут что-то есть! Что ты скажешь, к примеру, об этом?
«Это» оказалось тонким, отполированным до блеска серебряным портсигаром. Он лежал не в кармане Китинга, а прямо на полу, скрытый складками пальто. Открыв его с легким щелчком, Мастерс обнаружил, что он до отказа заполнен сигаретами «Крейвен А»[7]. Старший инспектор держал портсигар аккуратно, за края, потому что на полированной поверхности были явственно видны несколько отпечатков пальцев.
– Там в углу монограмма! – воскликнул Поллард. – Видите буквы? «Дж. Д.» Именно так: Дж. Д. Этот портсигар явно не Китинга! Похоже, нам наконец-то повезло!
– Будь старик здесь, – многозначительно заметил Мастерс, – он бы сказал, что ты мыслишь чересчур прямолинейно, мой мальчик. Убийца слишком хитер, чтобы оставить свои пальчики там, где нам приятнее всего их найти. Мы, разумеется, все проверим, но я могу предложить тебе небольшое пари: на портсигаре обнаружатся только отпечатки Китинга, потому что по какой-нибудь причине у него с собой был чужой портсигар. – Мастерс аккуратно завернул портсигар в носовой платок. – Вопрос в том, почему эта вещь оказалась под его телом? Он там не курил, да и никто в комнате не курил – точно как в случае с Дартли. По крайней мере, окурков здесь нет и портсигар полон. Если он держал при себе чужой портсигар… Ага, это мне напомнило еще кое о чем. Что за шляпа на нем была? Точно не его. И кстати, где она теперь?
Поллард пересек комнату, подошел к дивану, который был немного отодвинут от стены, и пошарил рукой за спинкой, через секунду выудив оттуда слегка помятый серый хомбург. Он заметил его на диване, когда в первый раз осматривал это импровизированное святилище. Повертев шляпу в руках, он передал ее Мастерсу, показав на вшитую внутри ленту: на ленте золотыми буквами было написано «Филипп Китинг».
– Филипп Китинг, – задумчиво пробормотал Мастерс. – Мм… Тот самый кузен, о котором ты упоминал? Мистеру Филиппу Китингу повезло, что мы знаем, на ком была его шляпа, иначе ему пришлось бы отвечать на очень неприятные вопросы. До чего же непосредственным джентльменом был этот Китинг, Боб! На голове – чужая шляпа, в кармане – чужой портсигар. Уф! Знакомы мне подобные субчики. Что ты можешь рассказать о мистере Филиппе Китинге?
– Ну, в общем, сэр, я думаю, если он окажется замешанным в дело об убийстве, его хватит удар от злости. Кажется, он биржевой маклер. Довольно приятный в общении господин, надо признать, но чертовски добропорядочный.
Мастерс с сомнением хмыкнул:
– Ладно, разберемся. А кто-нибудь с инициалами Дж. Д. связан хоть с одним из кузенов?
– С ходу и не скажу.
– Тогда давай посмотрим, что там еще в карманах у нашего покойника. Выкладывай все в ряд. Итак – бумажник. Восемь фунтов десять шиллингов банкнотами, пара собственных визиток. Ага, на них как раз есть адрес: Грейт-Джордж-стрит, семь. Больше в бумажнике ничего нет. Авторучка. Часы. Связка ключей. Спичечный коробок. Носовой платок. Шесть шиллингов и четыре пенса монетами. Вот и все. И что из этого следует? Ничего, кроме того, что парень был заядлым курильщиком: в каждом кармане табачные крошки.
– Если только он не напялил чей-то чужой пиджак, – заметил Поллард. – Заядлый курильщик, а за три четверти часа ожидания ни разу не закурил. Послушайте, сэр, а может, у них здесь происходило нечто вроде церковного богослужения?
Мастерс пожал плечами:
– Да нет, костюм принадлежит ему – там метка портного. Только не пытайся шутить, мой мальчик, – это совсем не смешно. Мне вот не до смеха. Ладно, придется работать с тем, что есть. Бывали у меня и куда более странные дела. А, инспектор! Входите!
Участковый детектив-инспектор Коттерил был высоким худощавым мужчиной с длинным лицом, меланхоличность которого он пытался уравновесить любезными манерами. Увидев лежащее на спине тело Вэнса Китинга, он присвистнул:
– Святые угодники, зрелище не для слабонервных! В общем, мы обшарили весь дом, дюйм за дюймом. Теперь я могу сказать вам со всей определенностью: здесь никого нет и никого не было, но вы это и так знаете. А значит, мы оказались в тупике. Хотелось бы узнать, старший инспектор, наше подразделение будет вести это дело или Скотленд-Ярд заберет его себе? Полагаю все же, оно перейдет к Скотленд-Ярду?
– Скорее всего. Сегодня это решится окончательно. А пока выясните, какая транспортная компания привезла сюда мебель два дня назад и где они ее получили, – может, удастся выйти на заказчика. Думаю, револьвером лучше заняться нам: вещь антикварная, серийного номера на нем нет. Но мне нужна еще кое-какая информация. Вам ничего не известно о последних жильцах этого дома?
Коттерил на секунду задумался.
– Пожалуй, тут я смогу вам помочь. Однажды эти жильцы заходили к нам в участок заявить о пропаже золотистого кокер-спаниеля, и я запомнил их, потому что у меня самого такая же собака. Проклятье, как же их звали? – простонал Коттерил, сжимая ладонями виски. – Мистер и миссис… Не думаю, впрочем, что эта информация вам поможет. Муж, помнится, был солидным юристом, такой сварливый старый законник. А вот жена была премиленькой. Черт возьми, какая же у них была фамилия? Все помню, а вот фамилию забыл. Они уехали отсюда около года назад. Причем фамилия какая-то необычная… Кажется, начиналось с буквы «Д». Вспомнил! Мистер и миссис Джереми Дервент!
Мастерс изменился в лице.
– Вы в этом уверены?
– Вполне. Именно так их и звали. А у собаки была кличка Пит.
– Приятель, послушай! Неужели это имя ничего тебе не говорит? Разве ты не помнишь дело Дартли?
Прищурившись, Коттерил сухо ответил:
– Слава богу, лично меня оно не коснулось. Меня перевели сюда из подразделения «С», когда вся эта суматоха уже улеглась. Конечно, я о нем слышал. И вижу, что между тем и этим делом есть параллели.
– Дартли схлопотал пулю в затылок в доме номер восемнадцать на Пендрагон-Гарденс. Последние жильцы выехали из этого дома меньше чем за неделю до убийства. Их звали мистер и миссис Джереми Дервент. Это были настолько заурядные и респектабельные обыватели, что нам и в голову не пришло заподозрить их в причастности к смерти Дартли, так что мы никогда ими особенно не интересовались. И вдруг вы заявляете, что последними жильцами дома на Бервик-Террас были те же самые люди. А тут еще портсигар с инициалами «Дж. Д.», который обнаружился под телом Китинга! – Мастерс нахмурился, стараясь собраться. – Ладно. Мне любопытно, мой мальчик, что по этому поводу скажет сэр Генри Мерривейл.