То же самое было, когда протесты против продажи индульгенций католической церковью, по сути освобождения от любых грехов за деньги, привели к расколу католической церкви, к отколу от католической церкви протестантства. В протестантстве власть удалось перехватить совсем не тем, кто протестовал против извращения учения Христа католиками методом продажи индульгенций, – власть удалось перехватить именно тем силам, которые и боролись за устранение ограничений на использование, в частности, ссудного процента.
Это мы можем узнать из текстов Мартина Лютера, зачинателя протестантизма с его ветвью лютеранской религии, которая быстренько переросла в более продвинутые версии протестантизма – в кальвинизм и пуританизм.
Лютер считал, что надо убрать из церкви все, что явно противоречит Библии (то есть Лютер прямо призывает следовать идеям Христа – на противоречия реальной практики католицизма учению Христа насмотрелись за много веков). А вот Жан Кальвин пошел дальше – он убрал из Библии все, что новой церкви не требуется, в частности и запрет на использование ссудного процента, ростовщичества. Иными словами, Кальвин снял этот запрет, солидаризируясь с тем, за что и боролись прежде всего средневековые ростовщики и банкиры – за отмену запретов на ссудный процент, за отмену ростовщичества. Если банкирам нужен ссудный процент, то все что связано с запретами на этот ссудный процент из Библии необходимо было убрать.
Вот ведь какое противоречие – Лютер и его последователи решительно выступали против ростовщичества, в то время как Кальвин и его последователи реабилитировали и легализовали взимание процента по ссудам. Об этом пишет в своей книге «Капитализм» В. Ю. Катасонов. Еще раз подчеркнем, Лютер ратовал за очищение церкви от ложных наслоений католицизма, в частности за отказ от индульгенций – отпущение грехов за деньги, а Кальвин ратовал за то, чтобы убрать из Библии все лишнее, что мешает банкирам и ростовщикам. В Библии есть немало строк, запрещающих ростовщичество? Значит, следует их убрать!
Ссудный процент в финансовых операциях веками использовался иудеями. За это они нередко подвергались жестоким преследованиям во времена господства католической церкви в Европе. Между тем на такое же использование ссудного процента католическими банкирами Северной Италии власти закрывали глаза.
Чеху Яну Гусу, боровшемуся в начале XV века, за сто лет до Лютера, за славянскую версию католицизма, надо было поднять на знамена «ссудный процент», обещав его легализацию. Ян Гус победил бы, как победили более ушлые будущие протестанты – лютеране, кальвинисты, англикане и прочие.
Но вот ссудный процент легализован. Теперь этим ссудным процентом начали пользоваться отнюдь не только иудеи – католическая церковь сквозь пальцы взирала на то, что и католические банкиры пользуются ссудным процентом.
Что мы видим? В период утверждения протестантизма в сфере бизнеса отношения между иудеями и протестантами на бытовом уровне оказались весьма далекими от идиллии. «Конкуренция она и в Африке конкуренция».
В бизнесе между иудеями и «новыми христианами» протестантами нередко завязывалась борьба не на жизнь, а на смерть за контроль над рынками, за захват компаний и активов, за выгодные государственные заказы и т. п.
К этому добавлялись еще антииудейские настроения основателя лютеранства. Во времена безраздельного господства католической церкви за операции со ссудным процентом иудеев неоднократно (да что уж говорить, сотни раз!) высылали из множества городов и стран Европы, несмотря на то что католические банкиры использовали ссудный процент.
И вот наступили новые, казалось бы, благодатные для иудейских ростовщиков времена. Однако не тут-то было…
Мартин Лютер пишет: «Они, иудеи, постоянно искажают и фальсифицируют все Писание… Солнце никогда не светило над более кровожадным и мстительным народом, чем этот, вообразивший себя Божьим народом, которому было заповедано убивать и поражать язычников… Они исполнены злобы, скупости, зависти, ненависти друг к другу, гордости, ростовщичества, тщеславия и проклятий против нас…
Их синагоги или школы следует сжечь, сровнять с землей и разрушить их дома… – продолжает Лютер… – Отбирать у них все молитвенники и Талмуды, в которых они учат идолопоклонству, лжи, проклятию и богохульству… Запретить им ростовщичество и забрать у них все наличные деньги… Они обокрали нас и теперь владеют нашим добром… Не подобает, чтобы они заставляли нас, проклятых гоев, трудиться в поте лица, тогда как они, святой народ, праздно проводят время у печи, празднуя и испуская газы… Следует вымести этих ленивых негодяев под зад… Если власти не обуздывают еврейское дьявольское буйство, последние должны… быть выдворены из страны».
Между прочим, можно вспомнить и черту оседлости в царской России. Какой смысл этого явления? Как и во времена Мартина Лютера, царская, по сути протестантская, верхушка царской России, жирующая за счет выкачиваемых из масс народа средств в свою пользу, не могла допустить, чтобы появился конкурент, который посягал бы на эти ресурсы царской верхушки, действуя в интересах своей иудейской общины, в соответствии с постулатами своей религии, «когда своим – всё, а у чужих отними и последнее».
Царской верхушке и самой было иногда трудновато грабить в тех масштабах, о которых мечталось. Так что этих иудеев, попавших в царскую Россию после раздела Польши, надо обязательно загнать в черту оседлости. Тем самым можно оградить ресурсы в виде ограбляемого до самого нищенского состояния русского и российского народа от посягательств сплоченных постулатами иудейской религии претендентов на уже распределенные ресурсы России.
«Ничто не ново под Луной»… В XVI–XVII веках, во времена утверждения протестантизма «за контроль над рынками, за захват компаний и активов, за выгодные государственные заказы», «новые христиане-протестанты» сцепились с иудеями. И в царской России в XIX веке происходит то же самое – поскольку верхушка царской России обладала полнотой государственной власти, то можно было ограничить иудеям на законодательном уровне доступ к ресурсам, обогащающим эту царскую верхушку. Верхушку царской власти трудно назвать православной. По всем признакам эта верхушка была протестантская, кальвинистская, а по терминологии Льва Толстого – «павлианская», что совершенно не позволяет представителей этой верхушки отнести к последователям истинного учения Христа.
Однако иудеи со своим многосотлетним проектом борьбы за мировое господство частенько использовали метод перехода в господствующую в стране проживания религию. Так, в конце XV века переход иудеев в господствующую религию Испании оказался, может быть, и не совсем искренним, за что их преследовала инквизиция. Точно так же в XIX веке многие иудеи перешли в православие, что немедленно сделало их полноценными гражданами Российской империи.
Таких купцов с иудейскими корнями, перешедших в православие, было огромное количество. И купцы эти составляли серьезную конкуренцию великолепным русским купцам-староверам.
Ну а сравнивать какие-то «союзы русского народа» с инквизицией было бы большой натяжкой. Тем не менее подозрительно, что «союз русского народа», декларируя защиту интересов России, на самом деле помог иудейской диаспоре Америки, пополнившейся сотнями тысяч переселенцев из Российской империи. Похожая история произошла и при утверждении протестантизма. На словах боремся за выправление отклонений католической религии, возмущаемся торговлей индульгенциями – отпущением грехов за деньги, а на деле боремся за легализацию ссудного процента.