Виталий Амурский / Париж /


История и человек – не раздельно, но связанные незримо и имеющие общие болевые точки – такова центральная тема этой подборки, открывающейся стихами о тех событиях, которые произошли в Европе 80 лет назад. То есть, и так давно, и так недавно… Здесь же, в привычном для него русле размышлений, автор пытается понять минувшее и настоящее, обращаясь к опыту собственной жизни, прежде всего, увы, измеряемой невосполнимыми утратами. Однако доминирующим началом для него остаётся не пессимизм, а спокойный, взвешенный реализм.

«Небо над Европой цвета олова…»

Небо над Европой цвета олова.

Над Уралом и над Руром дым,

Риббентропу пожимает руку Молотов,

Чтобы в Польше пожинать плоды.

Скоро звезды красные и свастики

Коршунами взвеются над ней.

Дипломаты, право, не схоластики,

Всё, что дальше – маршалам видней.

А в Варшаве кофе пьют со сливками,

Жизнь течёт без видимых тревог,

Розы схожи с золотыми слитками

Возле храмов и у синагог.

Будоражат Лодзь звонки трамваев,

В краковских харчевнях пир горой,

Но уже Вторая Мировая

Наплывает тучей грозовой.

По штабным приказам (скорбь Кассандры

В эти дни, должно быть, глубока)

Скоро прозвучит «подъём» в казармах

Вермахта, – пока не в РККА3.

Комсоставу там ещё положено

Отдыхать, и не важна цена,

Чтобы угощать подруг мороженым,

«Рио-Риту» в парках танцевать.

Служба же – не шахматная партия,

Чтобы в ней обдумывать ходы:

Ждёт ли тебя Польша, ждёт ли Балтия,

Буковине надобен ли ты?..

«Был ворошиловский стрелок…»

Был ворошиловский стрелок,

Член МОПРа4.

О том напомнил лишь брелок

На поле мокром.

Сентябрьский дождик моросил

Безмолвно,

И дым чуть смазал неба синь

Близ Львова.

Урок памяти

Осенью 1939 года в Германии отмечалось 190-летие со дня рождения Гёте, а в СССР 125-летие Лермонтова. В Бресте же (тогда Брест-Литовске) 22 сентября состоялся советско-германский военный парад

Ржавчина каски дырявой

Да потемневший крест…

Танки Гудериана

Помнятся ли тебе, Брест?

Я не о сорок первом,

С ним никаких морок —

Там всё просто и верно.

Я про другой урок.

Тот, где без Гёте и Лермонтова,

Под барабанный бой,

Наши флаги и Вермахта

Реяли над тобой.

Hommage а la pologne

1

Тихий шорох леса,

Как молитв латынь.

Неподъёмность веса

С именем Катынь.

В траурном базальте

Лиц пропавших блеск.

Губы и глаза те

Помнишь ли, Смоленск?

Помнишь ли под ветками

Блики меж теней —

Пуговицы светлые

С польских кителей?

2

Подкованный, как верный конь, латынью

Знакомый дух со вкусом иноземства

Пронзает безнадёжностью Катыни

И безотрадной памятью Козельска…

Чту неизменно силу воли шляхты —

Не той, что в прошлом титулы носила,

Но той, что сквозь гулаговские шахты

Могла дойти до стен Монте-Кассино.

О звонкий горн у губ Эмиля Чеха5

И маки те на склонах каменистых,

Тревожащие душу мою чем-то —

Тем, без чего достоинства не мыслю.

«О, лет военных измождённый лик…»

О, лет военных измождённый лик,

Седая быль змеящихся окопов

И тех солдат, что смерть встречали в них,

Отечество прикрыв от новых готов…

Когда ж сжимала боль слова у губ

И для кого-то замирало время, —

Живые (фотографии не лгут)

Хранили свет, в его победу веря.

Но опускали головы, когда,

Преодолев невиданные беды,

Как очереди к тюрьмам шли года,

Украшенные флагами Победы.

Забыть ли это, вглядываясь в даль,

Где желтизна исчезнувшего солнца

Напоминает старую медаль

С надменно-гордым силуэтом горца!..

В уроки прошлого, где смерть приходит вмиг,

В свидетельства, что человек – не падаль,

Хотел не раз я вникнуть, но не вник.

Не получилось, и не знаю: было надо ль?

«Найти б вокзал мне и перрон…»

Найти б вокзал мне и перрон,

Вагон и место,

Чтоб в путь, где с фабрикой «Рот Фронт»

Чуть слаще детство.

Где после дождика в четверг,

Вне всех законов,

Возможно полетать поверх

Дворов знакомых.

А там вовсю сирень цветёт —

Цветы набухли,

Что, кажется, сбегут вот-вот,

Как молоко на кухне.

«Увидеть город свой я был бы рад…»

Увидеть город свой я был бы рад,

Но не таким, как в нынешние лета,

Когда он превратился в Москвабад,

Как горько шутят в строчках интернета.

Что мне до фруктов из Махачкалы,

До шашлыков с чеченскою приправой —

В душе остались старые дворы,

А не торговцев бойких дух и нравы.

Восточный быт, конечно, создал Бог,

Чтоб было в нём и сладко, и не тесно,

Я ж из тишинской печки колобок,

Из серого, как жизнь былая, теста.

Улица красина

Улицы знакомое названье,

Что к кольцу Садовому вела,

Не забуду и, признаюсь вам я,

Дорога мне так же, как была.

Рассуждать о нынешней – не дело,

Голубятен прежних больше нет…

Сколько ж птиц оттуда улетело,

Выпорхнуло в небо сколько лет!

Впрочем, пусть она не стала краше,

Но подчас, подобная сестре

Ледокола памятного «Красин»,

Движется, как к Нобиле, ко мне.

Мысленный разговор с Никитой Сарниковым

Наверное, в соседстве с Араратом,

Ваш воздух ныне звонче, чем хрусталь,

А здесь всё тот же – просто сыроватый,

И остальное, в сущности, как встарь.

Дни иногда пусты или нелепы, —

Жаль лишь, что не пришлось увидеть вам

Париж, одетый в жёлтые жилеты,

Но (к счастью) и горящий Нотр-Дам.

Я горечи такой давно не помню,

И до сих пор как фильм non-stop во мне

Великий храм, построенный с любовью,

Корёжащийся в бешеном огне.

Сейчас же серость за оконной рамой,

Да дождика бессмысленная дробь,

Как будто небо и земля на равных

Погружены в одну и ту же скорбь.

Вообще, опять капризничает климат —

Впрок усомниться, что весна уже,

А хорошо, конечно, было б скинуть

Груз зимних дней, дав отдохнуть душе.

Апрель, 2019

Плач по Парижскому Побору Нотр-Дам

холодный как без дров камин

где стены в саже

сказать бы надобно аминь

но кто же скажет

сквозь брешь меж небом и стеной

смотрю в него я

его печалью неземной

себя неволя

так в прошлое как в лес нырнув

где густ орешник

осознаёшь что не вернуть

времён сгоревших

Загрузка...