История и человек – не раздельно, но связанные незримо и имеющие общие болевые точки – такова центральная тема этой подборки, открывающейся стихами о тех событиях, которые произошли в Европе 80 лет назад. То есть, и так давно, и так недавно… Здесь же, в привычном для него русле размышлений, автор пытается понять минувшее и настоящее, обращаясь к опыту собственной жизни, прежде всего, увы, измеряемой невосполнимыми утратами. Однако доминирующим началом для него остаётся не пессимизм, а спокойный, взвешенный реализм.
Небо над Европой цвета олова.
Над Уралом и над Руром дым,
Риббентропу пожимает руку Молотов,
Чтобы в Польше пожинать плоды.
Скоро звезды красные и свастики
Коршунами взвеются над ней.
Дипломаты, право, не схоластики,
Всё, что дальше – маршалам видней.
А в Варшаве кофе пьют со сливками,
Жизнь течёт без видимых тревог,
Розы схожи с золотыми слитками
Возле храмов и у синагог.
Будоражат Лодзь звонки трамваев,
В краковских харчевнях пир горой,
Но уже Вторая Мировая
Наплывает тучей грозовой.
По штабным приказам (скорбь Кассандры
В эти дни, должно быть, глубока)
Скоро прозвучит «подъём» в казармах
Вермахта, – пока не в РККА3.
Комсоставу там ещё положено
Отдыхать, и не важна цена,
Чтобы угощать подруг мороженым,
«Рио-Риту» в парках танцевать.
Служба же – не шахматная партия,
Чтобы в ней обдумывать ходы:
Ждёт ли тебя Польша, ждёт ли Балтия,
Буковине надобен ли ты?..
Сентябрьский дождик моросил
Безмолвно,
И дым чуть смазал неба синь
Близ Львова.
Осенью 1939 года в Германии отмечалось 190-летие со дня рождения Гёте, а в СССР 125-летие Лермонтова. В Бресте же (тогда Брест-Литовске) 22 сентября состоялся советско-германский военный парад
Ржавчина каски дырявой
Да потемневший крест…
Танки Гудериана
Помнятся ли тебе, Брест?
Я не о сорок первом,
С ним никаких морок —
Там всё просто и верно.
Я про другой урок.
Тот, где без Гёте и Лермонтова,
Под барабанный бой,
Наши флаги и Вермахта
Реяли над тобой.
Тихий шорох леса,
Как молитв латынь.
Неподъёмность веса
С именем Катынь.
В траурном базальте
Лиц пропавших блеск.
Губы и глаза те
Помнишь ли, Смоленск?
Помнишь ли под ветками
Блики меж теней —
Пуговицы светлые
С польских кителей?
Подкованный, как верный конь, латынью
Знакомый дух со вкусом иноземства
Пронзает безнадёжностью Катыни
И безотрадной памятью Козельска…
Чту неизменно силу воли шляхты —
Не той, что в прошлом титулы носила,
Но той, что сквозь гулаговские шахты
Могла дойти до стен Монте-Кассино.
О звонкий горн у губ Эмиля Чеха5
И маки те на склонах каменистых,
Тревожащие душу мою чем-то —
Тем, без чего достоинства не мыслю.
О, лет военных измождённый лик,
Седая быль змеящихся окопов
И тех солдат, что смерть встречали в них,
Отечество прикрыв от новых готов…
Когда ж сжимала боль слова у губ
И для кого-то замирало время, —
Живые (фотографии не лгут)
Хранили свет, в его победу веря.
Но опускали головы, когда,
Преодолев невиданные беды,
Как очереди к тюрьмам шли года,
Украшенные флагами Победы.
Забыть ли это, вглядываясь в даль,
Где желтизна исчезнувшего солнца
Напоминает старую медаль
С надменно-гордым силуэтом горца!..
В уроки прошлого, где смерть приходит вмиг,
В свидетельства, что человек – не падаль,
Хотел не раз я вникнуть, но не вник.
Не получилось, и не знаю: было надо ль?
Найти б вокзал мне и перрон,
Вагон и место,
Чтоб в путь, где с фабрикой «Рот Фронт»
Чуть слаще детство.
Где после дождика в четверг,
Вне всех законов,
Возможно полетать поверх
Дворов знакомых.
А там вовсю сирень цветёт —
Цветы набухли,
Что, кажется, сбегут вот-вот,
Как молоко на кухне.
Увидеть город свой я был бы рад,
Но не таким, как в нынешние лета,
Когда он превратился в Москвабад,
Как горько шутят в строчках интернета.
Что мне до фруктов из Махачкалы,
До шашлыков с чеченскою приправой —
В душе остались старые дворы,
А не торговцев бойких дух и нравы.
Восточный быт, конечно, создал Бог,
Чтоб было в нём и сладко, и не тесно,
Я ж из тишинской печки колобок,
Из серого, как жизнь былая, теста.
Улицы знакомое названье,
Что к кольцу Садовому вела,
Не забуду и, признаюсь вам я,
Дорога мне так же, как была.
Рассуждать о нынешней – не дело,
Голубятен прежних больше нет…
Сколько ж птиц оттуда улетело,
Выпорхнуло в небо сколько лет!
Впрочем, пусть она не стала краше,
Но подчас, подобная сестре
Ледокола памятного «Красин»,
Движется, как к Нобиле, ко мне.
Наверное, в соседстве с Араратом,
Ваш воздух ныне звонче, чем хрусталь,
А здесь всё тот же – просто сыроватый,
И остальное, в сущности, как встарь.
Дни иногда пусты или нелепы, —
Жаль лишь, что не пришлось увидеть вам
Париж, одетый в жёлтые жилеты,
Но (к счастью) и горящий Нотр-Дам.
Я горечи такой давно не помню,
И до сих пор как фильм non-stop во мне
Великий храм, построенный с любовью,
Корёжащийся в бешеном огне.
Сейчас же серость за оконной рамой,
Да дождика бессмысленная дробь,
Как будто небо и земля на равных
Погружены в одну и ту же скорбь.
Вообще, опять капризничает климат —
Впрок усомниться, что весна уже,
А хорошо, конечно, было б скинуть
Груз зимних дней, дав отдохнуть душе.
холодный как без дров камин
где стены в саже
сказать бы надобно аминь
но кто же скажет
сквозь брешь меж небом и стеной
смотрю в него я
его печалью неземной
себя неволя
так в прошлое как в лес нырнув
где густ орешник
осознаёшь что не вернуть
времён сгоревших