Скульптура, пережившая творца,
Безноса, как создателя останки
Со съеденными мышцами лица
Червями одиссеевой Итаки.
Примерю на себя его хитон.
Резец и молоток отброшу в угол,
Закончив нос эллинский надо ртом.
Они ещё летят, застыли слуги —
Рабы, что инструменты подберут.
За это время три тысячелетья
Проходят, обезносив этот труд,
И руки повисают, словно плети.
Наверно, лучше плакать над отцом,
Чем над безносым сыном-негероем.
Эллин, достаточно упасть лицом
Всего лишь раз один, как пала Троя.
А залам Эрмитажа нет конца,
И я, соцреализм не отрицая,
Иду на приступ Зимнего дворца,
Крича «Долой!» с безносыми отцами.
В авоське – даты, страны и цари.
Дырява память, но цена – смешная.
И у стола, сознания внутри,
Младенца-мысль в строку запеленаю,
Оставшись с носом.
Он рождён проткнуть
Тот холст на дверце, где был намалёван
Очаг, что сказкой грел одну страну
В созвездии Стрельца с моей Землёю.