Глава 30

Потерянная глава

Вода тяжелая. Вязкая. И холодная. И сколько бы мальчишка охотник не греб к свету, что-то тянуло его на дно. Нет ни боли, ни холода. Рук нет и ног нет. Только вода. Тело уже почти растворилось. И спать хочется. Только спать во сне странно и непонятно. И не понятно, где он. Как он тут оказался. Нужно наверх. Нужно к Ханне.

Яркий свет бьет в глаза, а за ним и боль. И холод. Тело трясет и с каждым шорохом, с каждым звуком, боль становится все сильнее. Вот, вроде, затихло, замолкло.

– Мммм… – горло только мычать может. Слов в голове нет. Только что-то звериное. Чудовищно болезненное и пустое. И один лишь свет.

Свет?

Что такое свет?

А боль?

Боль понятна.

Айзек открыл глаз, но ничего не увидел. Только свет. Все белое. И чем больше белого, тем больнее. И нет ни рук, ни ног. Все еще.

– Вот сука! – взвыл кто-то рядом.

А что он сказал?

– Капитан! – началась возня. – Капитан!

– Чего?

– Гляньте!

Что они говорят? Тело без мыслей не понимает слов.

– Хо-хо… – это что? Радость? – Намотайте бинт, чтоб мозги все не вытекли. И в кабину его…

– Может добьем? Он все равно не жилец!

– Выполняй приказ, боец!

– Аааааа! – глотка что-то выдавила. Какой-то звериный вой, вперемешку с жалобным плачем. – Аааа! Ммммм…

– Потерпи, дружок. Щас… Щас все будет… – голос знакомый. И не понятно телу, чей. Будто родной голос.

– Мы промыли рану… но… Капитан, там вообще месиво из костей. Он не дотянет до города. Да и…

– Он-то дотянет, – противный голос.

Тепло и больно. И больнее, чем было, когда было больно и холодно. Руки и ноги у тела чувствуются как нечто далекое. Нечто неосязаемое. И как только в голове зарождается крупица мыслей, то боль тут-же ее прогоняет. Пусто.

И темно.

А еще светло.

И где-то между светом и тьмой тело мальчишки. Слабое и израненное. Уставшее. Болезненное. И хочется отказаться от этого тела, но все никак не выходит. Получается только барахтаться в этой мутной воде, и ни вверх, ни вниз.

И снова пропасть, провал, скачок куда-то в другое время и место. И вот она, невероятная, первая мысль.

И первое слово.

– Больно…

– Очнулся! Эй! Пацан, открой-ка глаз!

– Да гонишь что ли?! Хрен он тебе откроет че, у него мозги все в кашу…

– А ну прекратили! Руль возьми!

– Так точно!

– Эй, слышишь?

Болезненное тело начали трогать, мять, трясти. Глаза у тела не открылись, как бы оно не старалось. И внутри тела пусто.

– Черт! Ладно, едем дальше. У нас еще несколько дней пути. Перемотайте его! И рану промойте, вонять начала!

– Это он это… обгадился, капитан.

– И портки ему смените!

– Может проще убить?

– Ахах, капитан хочет, чтобы он помучался. Забей, щас снимем с него его тряпье, да выкинем. А то тут и кровища его пованивать начала.

Боль и холод.

Боль.

И снова тепло.

Но тело не разделяет эти понятия. Оно лишь понимает, что стало иначе. И только боль неизменна.

И внезапно в умирающем теле, в дырявой голове, зарождается сознание. И сознание хочет знать лишь одно. Как там Ханна?

– Ханна? – спрашивает больное тело.

– Кто это? – переспрашивает костяная крошка, что размазана по больному мозгу.

– Девушка, – воет мозг.

– Пуля…

– Умер.

– Все.

– Это конец.

– Страшно.

– Мне страшно.

– Мне больно.

– Я не хочу.

– Мне страшно.

– Капитан! Пацан глаз открыл!

А глаз не видит ничего.

– Эй! – пальцы капитана щелкают перед лицом. – Видишь меня?

– Угу… – охрипшим горлом отвечает тело.

– Ты меня помнишь?

– Нн… Нн…

– Капитан, он уже все. Не тратьте время.

– Хрен там! Смотри! – тело тормошат, поднимают слегка, и кровь внутри черепа начинает переливаться, болтается вокруг мозга. Тот всплывает выше, и больно. – Помнишь меня?

– Нет… – рывком выдает тело.

– А ты помнишь, кто ты?

– Ннне… пон…ял…

– Хах… Дружище, ты в безопасности. Скоро будем дома… – голос врет. Тело этот голос ненавидит. – Я Уиллис. Ну же! Вспоминай! Я твой брат!

– Капитан, вы серьезно?

– Замолчи! Эй, – снова тормошат тело. – Ты помнишь, как тебя зовут?

Зовут? Кто?

Кого?

Как зовут тело?

А как-же зовут тело?

– Тело…

– Болит, да? Потерпи чутка, там до лазарета и на койку… Но сначала… Ты помнишь, кто ты?

А кто? Кто тело? Чье тело?

Выше локоть.

Перья переливаются, красивые.

В плаще тепло. Можно вздремнуть.

Опять нож от крови не отмыл…

Бесит рыхлый снег.

Оно сейчас сожрет.

Оружие на поясе.

А кто мои мама и папа?

Заряда должно хватить…

Бак топлива?

Это космический корабль…

Айзек!

Кто?

Если ты сделаешь это, я никогда тебя не прощу!

Айзек…Исаак…Пацан…Мелкий…

Юра?

Ты был рожден живым!

Живым?

– Капитан, ему совсем поплохело. Бормотать начал, и пена пошла!

– Переверни на бок!

Опять холод. И темнота.

Глаза бусинки.

Что-то спросили, но тело не отвечает.

– Ты помнишь, кто ты?

Кто тело?

Кто?

Айзек!

Айзек?

Да, я охотник, с горы близ Повала…

Охотник? Такой молодой?

Выучил на свою голову, Юра…

Ты давай, лечи его и не болтай. И жопу ему зашей.

– Кто ты? – картинка прояснилась. Кошмар начал развеиваться и осталась только боль.

– Нн… Нне… помню… – с трудом выдавил мальчишка.

– Ты Марк! Марк Хайле!

– Капитан?

– Подожди снаружи!

– Так точно.

– Ты Марк. Мой дорогой младший брат, – улыбка растеклась по лицу человека перед глазом. И казалось, что есть только этот глаз. Который болит. И больше ничего. Глаз мог лежать на боку или стоять вертикально. Но всегда был лишь глаз. И в глазу были лишь темнота или свет.

– Я… Марк…

– Хайле!

– Угу…

– Ну вот и славно! Марк! У меня есть одно дело, я сейчас мигом вернусь, и мы поедем домой. Осталось пол дня!

– Угу…

Глаз начал обрастать костяным черепом, закрылся кожаным веком. Спрятал за собой мозг. Оказался водружен над огромным бесчувственным телом на колонне из кучи позвонков. Глаз увидел свет, и долго пытался его отсеять. А потом осознал, что он – лишь часть чего-то большего.

Моргнул.

– Блядь…

Еще раз моргнул.

– Блядь…

И перед глазом предстало все.

– Меня зовут Айзек… Айзек… Это я… – тяжелый болезненный вдох впустил в кровь мысли. Мыли начали бегать по телу, плодиться. Их стало так много, что вскоре мозг не смог их выдержать и снова впал в ступор. Боль ненадолго прекратилась, а потом возникла вновь.

– Не знала, что у вас есть брат… – молодая девушка в белом халате сняла последний слой бинта.

– А вам и не надо было, и это, в следующий раз глаза-то ему не заматывай!

– Да рано ему еще! У него тяжелая сочетанная травма. Мы как снимок сделали…

– Не болтай, а лечи его…

– Мы подняли документы… У нас нет…

– Он просто к вам не ходил. А его корки в бою утеряны. Ты что? Не видишь, что пацану в башку выстрелили?

– Мистер Хайле…

– Эй, Марк! – голос обратился к глазу, и пришлось открыться. – Ты как?

Глаз спросил у мозга, мозг у тела. Тело проверило руки и ноги. – Больно…

– Ниче, терпи. Щас тебя легонько накачают обезболом, и станет легче.

Стало.

– Молодой человек! – легкая рука дотронулась до плеча, и мальчишка вздрогнул.

– А? Что?

– Сейчас я аккуратно сниму повязку. Попробуйте открыть сначала здоровый глаз, а потом больной.

И глаз открылся. Все белое.

– Белое…

– Хах… вы в больнице.

– В боль…нице…

– Да… А теперь откройте второй…

Глаз не открылся. – Больно…

– Ну ничего. Всего неделя прошла. Вы конечно счастливчик, но… возможно будут последствия.

Плевать.

– Сейчас я введу вам раствор. Он с обезболивающим. Постарайтесь не напрягаться.

Тело проснулось от того, что внутри закрутились мысли. Мысли эти были тревожными и превращались в кипящую ненависть.

– Я…

– О! А вовремя ты! – голос Уиллиса, что появлялся из темноты каждый день, уже начал докучать. – Марк, тебя будут готовить к выписке через неделю. Как чувствуешь себя?

– Нормально… только пусто как-то…

– Ничего, братишка. Ничего… Ты помнишь, кто я? – бинты слезли с лица, и перед взором предстал тот самый Уиллис Хайле. Ненавистный, чудовищный, с омерзительной улыбкой. – Помнишь?

– С трудом. Я помню тебя, но других…

– Я…

– Уилл. Брат… Друг. Я не помню маму и папу…

– Ничего. Вспомнишь…

За пустыми глазами вспыхнула злоба. Лицо, ослабшее от тонны обезболивающего, не смогло выразить эмоций. И к лучшему. Айзек смотрел на своего врага, был так близко, что руки могли дотянуться до шеи. Но Уилл только этого и ждал. Он предоставил свою шею. Вот же хватай! Но мальчишка охотник проснулся от долгого болезненного сна.

– Спасибо, что вытащил меня, – улыбнулся Айзек.

– Ничего, Марк… Ничего… и не из таких передряг выбирались…

День изо дня злоба все сильнее пропитывала раненое тело. Она легла фундаментом в разбитых костях. В раненых и ослабших руках, в промёрзших ногах. Злоба заставляла парня открывать каждый день глаза, учила видеть мир по-новому. Злоба заставила засыпать и просыпаться на этой койке столько раз, сколько нужно.

Чтобы однажды получить шанс на месть.

На противную, скользкую, отвратительную месть. Одна могила уже была заготовлена и опробована. Настало время для второй.

– Кость начала срастаться, но эту часть головы лучше не трогать…

– Ага… – улыбнулся Марк. Криво улыбнулся.

– Физических нагрузок избегаем… Ударов, тем более. Постарайтесь почитать сегодня литературу. Если будет больно, то прекратите. На первое время выпишу вам обезболивающие.

– Спасибо большое.

– Марк! – крикнул из коридора больницы Уилл. – Ну ты чего там тянешь?! Пошли! Мама и папа жуть как по тебе соскучились.

Ага… как же…

– Ох, Марк! Мааааарк! Надеюсь, ты не забыл, как заниматься любимым делом…

– Это каким? – Айзек начал вычленять чужие новому дому эмоции, чтобы тщательнее их спрятать.

– Нести мир и порядок, брат мой. Мир и порядок. И получать от этого удовольствие…

– Надеюсь, что нет, – улыбнулся Марк. Ехидно. Так, как только брат Уиллиса мог.

Загрузка...