«Эй, смотри: хандра хуже холеры, одна убивает только тело, другая убивает душу».
В четыре часа пополудни Никонов и Верещагин, сытые и довольные, поскольку успели перекусить превосходным борщом от домовушки Мелании, подходили ко входу в стоматологический кабинет в Пушкарёвом переулке. Глеб дезактивировал магическую печать на двери, сорвал жёлтую ленту и первым вошёл внутрь.
В приёмной, как и в других комнатах, всё было в беспорядке: после обыска, разумеется, никто и не думал расставлять по местам слепки челюстей, коробки с инструментами и раскладывать по стопкам бумаги. Это осталось на долю доктора Черняева и той медсестры, которую он наймёт в ближайшее время.
«Или не наймёт…» – подумал Алекс, глядя на донельзя унылое лицо доктора, только вошедшего и оглядывавшего разгром и разор.
– Ещё раз здравствуйте, доктор, – Глеб вышел в приёмную, отряхивая руки. – Как вы?
– Ничего, – пожал тот плечами. – Более или менее соответственно моменту. Мы здесь надолго? А то мне ехать в аэропорт, встречать родню Рузанны.
– Когда они прилетают?
– «Ашхен Аланская»[9] прибывает в девять вечера, но добраться же ещё надо.
– У вас есть экипаж?
– Да, я заказал, – Черняев хмыкнул. – Три экипажа пришлось заказывать, они же всей семьёй прилетают, двенадцать взрослых плюс дети, трое, кажется. Вот впервые почувствовал облегчение от того, что я сам одинок.
– Вот как?
– Да, родители были помешаны на горах, альпинизме, там и погибли при восхождении, я только успел первый курс закончить. Бабушки-дедушки отсутствовали, братьев и сестёр тоже не появилось… Зато посмотрел на огромную семью Рузанны, и подумал, что во всём есть свои плюсы.
Доктор криво улыбнулся, и Никонов подумал, что не так всё просто, видимо, в истории семьи Черняевых. Хорошо бы это проверить, не забыть бы только.
– Ну, я думаю, мы с вами управимся к сроку, – он выудил откуда-то с подоконника стопку чистой бумаги, расчистил на столе место и положил туда листок и магическое перо. – Я попрошу вас нарисовать примерную схему каждого помещения и обозначить, что где стояло. Сможете?
– Попробую, – доктор снова пожал плечами. – Что где стояло… я так понимаю, вас не мебель интересует? Она-то более или менее осталась на своих местах.
– Да, нам нужны мелкие детали. Ну, например, на вот этом столе – компьютер, органайзер для бумаг с пятью полками, карандаши и блокнот… Что-то ещё было?
– На этом столе… – нахмурился Черняев. – Ну да, здесь стояла ещё статуэтка Асклепия, Роз получила её в качестве приза на каких-то соревнованиях ещё в годы учёбы, и таскала за собой всюду.
– Большая? – спросил Верещагин?
– Да нет, настольная. Сантиметров двадцать пять примерно.
– Бронза?
– Керамика какая-то. Фарфор, фаянс – не знаю. Стоящий Асклепий керамический, деревянный посох из можжевельника, позолоченная змея его обвивает, и подставка, по-моему, из зеленоватого оникса. Ну, или что-то похожее. Да она, я думаю, где-то здесь должны быть, просто небольшая, вот и завалилась куда-то.
– Да, наверное, – согласился Никонов, переглянувшись с Алексом. – Найдётся. Ну, пишите, мы не станем вам мешать, пока осмотрим ещё раз рабочий кабинет.
Они прошли через приёмную и закрыли за собой дверь, после чего Верещагин сказал:
– Орудие убийства.
Никакого вопроса в его голосе не звучало.
– Похоже на то, – согласился Глеб. – Надо отправить запросы по антикварным магазинам, вдруг да случится чудо?
– Ты думаешь, убийца такой идиот, чтобы обтереть статуэтку от крови и тут же поволочь сдавать антиквару? – скепсис в голосе Алекса можно было черпать ложками. – Да ну, такой эталонной глупости не бывает.
– Бывает или нет, а запрос я отправлю. Хотя бы для того, чтобы исключить эту вероятность из рассмотрения…
– Мне вот другое интересно: сочетание керамики, камня, металла и дерева, да ещё и не простого дерева, а можжевельника – не артефакт ли это был? А в таком случае появляются очень интересные вопросы…
– Сейчас спросим у доктора, – Никонов приоткрыл дверь, – Олег Евгеньевич, вопрос о статуэтке. Вот мой коллега предположил, что это был некий амулет или артефакт, вы не в курсе?
– Нет, простите. Как-то не было повода спросить, стоит и стоит. Все рабочие артефакты я сам приобретаю и знаю наперечёт, а если это какой-нибудь «амулет свежести» или ещё что-то из женского вооружения, то мне и неинтересно.
– Вот так! – Глеб повернулся к коллеге. – И мы не сможем это установить, поскольку этого самого Асклепия у нас в наличии нет, а значит, и обращаться к артефакторам не с чем.
– Ну-у… Если Рузанна получила статуэтку в качестве приза на соревнованиях в годы учёбы, следовательно, можем найти того, кто её вручал.
– Вот и займись.
– Не могу, – ответил Верещагин с глубокой печалью в голосе. – Любой из тех, к кому я обращусь за ответами на вопросы, может меня послать. И будет в полном праве, потому что отвечать на вопросы частного сыщика никто не обязан.
– Вымогатель… Да готово уже для тебя временное удостоверение! Зайди к нам в отделение, в отдел кадров, и забери.
– Я закончил, – появился из дверей Черняев. – Вот схемы.
Сыщики склонились над листами, где довольно чётко были изображены приёмная, лечебный зал, кабинет, кладовая…
– Получается, что нет на месте только этой самой статуэтки Асклепия? – поднял глаза Никонов.
– Её я обозначил красным, вот здесь, – палец Черняева с наманикюренным ногтем ткнулся в картинку. – Ещё, как мне кажется, из кладовой пропало несколько упаковок с препаратами, но это надо сверять по записям. Рузанна бы и так сказала, – и он замолчал, словно горло перехватило.
– Спасибо, Олег Евгеньевич. Вы займётесь этой сверкой?
– Да, конечно, – доктор посмотрел на часы и кивнул. – Да, сделаю список, но только уже завтра. Сейчас мне нужно ехать, встречать членов семьи. Встретить, разместить в отеле, поужинать с ними… А! – и он махнул рукой.
– Последний вопрос: в этом сейфе, у вашей жены, лежала шкатулка, – Никонов прочёл вслух из протокола. – Из металла цвета меди с резьбой и вставками из поделочного камня, предположительно, нефрит. Мы не смогли обнаружить, как она открывается.
Черняев хмыкнул.
– Это, можно считать, её приданое. Рузанна привезла эту шкатулку с собой из Еревана и складывала в неё важные документы, которые могут понадобиться в ближайшее время.
– А почему же всё это хранилось на работе?
– Не могу вам сказать, просто не знаю. Мне известно лишь, что это артефактная вещь, довольно старая, ей лет двести. Она хранилась в семье и передавалась по женской линии, от бабушки к внучке. Открыть её могла только хозяйка.
– То есть, привязка к крови или ауре, – кивнул Никонов. – Понятно.
– Или к тому и другому, – добавил Верещагин.
Доктор Черняев попрощался и вышел, а Алекс добавил, глядя на закрывшуюся за ним дверь.
– Интересно, что же такое добропорядочная женщина хранила в шкатулке, которую муж не мог открыть?
Рузанна Черняева, в девичестве Асканян, заканчивала медсестринскую школу при Первом медицинском институте. Школа эта по праву считалась одной из лучших, если не самой лучшей в Царстве Русь, и Верещагин ехал туда даже с некоторым трепетом. Располагалась школа на обширной территории, принадлежащей институту, и занимала старинный четырёхэтажный корпус в глубине парка. В хорошую погоду прогулка от главных ворот, где остановился экипаж, доставила бы Алексу немалое удовольствие, но… Стоило ему покинуть кожаные сиденья экипажа, как пошёл мелкий холодный дождь, от которого не защищал ни зонт, ни кожаная куртка; ноги моментально промокли, как и джинсы до колен, и оставалось только тихо злиться. В довершение неприятностей ярко-красный кленовый лист влепился Алексу прямо в физиономию. Пришлось останавливаться и отклеивать его.
Тихий девичий смешок удовольствия не добавил. Оторвав листок, Верещагин зло посмотрел на трёх очаровательных барышень в разноцветных ярких куртках, из-под которых видны были белые халаты.
– Вы что-то ищете? – спросила брюнетка с длинными косами, свёрнутыми в баранки над ушами.
– Медсестринскую школу.
– Давайте мы вас проводим, мы как раз туда идём.
– У нас были занятия в хирургии, – добавила её подруга с раскосыми глазами, очаровательным румянцем и чёрной чёлкой.
– И как? – спросил Верещагин, исключительно чтобы поддержать разговор.
– Ой, здорово!
Они шли по аллеям минут семь, и всё это время девчонки болтали о только что прошедшем занятии. Уже дойдя до корпуса красного кирпича, выстроенного ещё в конце XIX века по проекту архитектора Чичагова, брюнетка с косами-баранками вдруг остановилась посреди фразы, нахмурилась и спросила:
– А вы вообще к кому и зачем?
– Мне нужно узнать некоторые сведения об одной из выпускниц этой школы, – ответил Алекс.
– Зачем?
Он пожал плечами и вытащил визитную карточку. Девушка взяла картонный белый прямоугольник с таким видом, словно ей протягивали не то бомбу, не то тухлую рыбу, и прочитала: «Алексей Верещагин. Частные расследования. Приём по предварительной договорённости».
– Ну-ка, дай посмотреть! – вытянула из её пальцев карточку третья девушка, блондинка с короткой стрижкой и яркими серыми глазами. – Частный детектив, ого! Правда? – и три пары глаз уставились на Алекса.
– Истинная. Надеюсь, что никогда вам не понадоблюсь. Так куда мне идти за информацией?
– Следуйте за мной! – сурово сказала брюнетка и потянула за тяжёлую дверь.
Канцелярия находилась на первом этаже в самом дальнем конце коридора, да ещё и за поворотом и двумя коротенькими лестницами, вверх и вниз. Алекс признал самокритично, что без троих сопровождающих он бы эту дверь искал очень долго. Поблагодарив девушек, он вошёл в большую, немного темноватую комнату и поздоровался.
– Добрый день! – нестройно ответил хор голосов.
Квартет, если быть более точными. Потому что в канцелярии сидели за столами четыре женщины, пятый же стол, стоявший у окна, был полностью закрыт горами папок.
– Что вас интересует? – спросила самая старшая из обитательниц этого бумажного рая, дама с седыми плотно уложенными кудрями, в агатовых бусах.
И снова Алекс вытащил документ, правда, на сей раз не визитку, а временное удостоверение сотрудника следственно-розыскной службы городской стражи по Устретенской слободе. Сотрудницы канцелярии, столпившиеся за спиной своей предводительницы, внимательно удостоверение изучили, после чего так же дружно воззрились на посетителя.
Впрочем, Рузанну Асканян они вспомнили, и её личное дело нашли довольно быстро.
– Боже мой, как жалко девочку, – покачала головой дама в бусах, меланхолично перелистывая страницы. – Она ведь была так талантлива! Могла бы со временем занять пост главной медсестры крупной больницы или даже госпиталя! И так непростительно отнеслась к своим способностям… Так, вам нужны сведения о полученных Рузанной Асканян призах, – голос её снова зазвучал по-деловому. – Статуэтка Асклепия, так… Вот! Смотрите.
– «Статуэтка бога врачевания Асклепия (Эскулапа). Художник – П. Иванцов, мастер-артефактор – Гильдия артефакторов Москвы», – прочитал Алекс. – Значит, всё-таки с магической начинкой… И какие свойства в неё заложены, как бы узнать?
– Ну так в Гильдии! – самая младшая из богинь канцелярии посмотрела на него, словно на умственно отсталого.
– Да, действительно, – пробормотал он. – А копию мне сделаете?
Получив копию документа, он распрощался с дамами и снова вышел под дождь.
До Гончарной набережной, где располагалось здание Гильдии артефакторов, экипаж довёз Верещагина быстро. Даже слишком быстро: он размышлял над делом, и пока что не видел даже просвета, даже контура искомого. Что было причиной убийства? Да что угодно! Деятельность Черняева, его личная жизнь или его прошлое; личная жизнь, прошлое или нынешний день Рузанны; даже вероятность ошибки исключить было нельзя.
– Ну ладно, – сказал он себе строго. – Можно подумать, хоть одно дело начиналось с ясности. Работай. Шаг за шагом всё и выяснится.
Водитель покосился на странного пассажира, разговаривающего с самим собой, но промолчал. Минут через пять экипаж свернул в узенький Гончарный переулок и остановился возле простой деревянной двери. К двери вели три каменных ступеньки, а возле неё благородным матовым блеском отливала латунная табличка: «Гильдия артефакторов». Почти напротив в точно таком же трёхэтажном доме, только не оливковом, а бледно-жёлтом, размещались оружейники, чуть подальше лекари и целители, а за поворотом – ткачи и вязальщицы.
Алекс открыл дверь, и его почти вынесло наружу шумом, стуком, звоном и перекрывавшим все звуки густым и громким басом.
– Ты что, Щеглов, не заметил, что вот здесь и здесь на ковре складки? – распекал бас кого-то невидимого. – Или решил, что и так сойдёт? А ежели мастер Ван Дер Гакль споткнётся и упадет на этой лестнице, на чью голову позор падёт, а? Ты здесь хозяйством заведуешь или груши околачиваешь?
– Да я всё исправил уже, мастер, – отвечал ему другой голос, более молодой и отчего-то унылый. – Всё готово, осталось только цветы расставить!
– Так что ж ты мне тут зубы заговариваешь, а? Ну-ка брысь в приёмную, всё проверить и ждать! А я сейчас перекушу, да и поеду встречать…
Алекс пошёл на звук баса, и это оказалось очень удобно: глава Гильдии то и дело приостанавливался, чтобы кого-то отругать или похвалить, и через несколько минут, уже на третьем этаже, Верещагину удалось его догнать.
– Иван Ксенофонтович! – окликнул он.
Мастер развернулся всей могучей фигурой; широкоплечий, с огромной головой и длинными руками, ростом под два метра – рядом с ним Верещагин сам себе казался кем-то совсем уж мелким.
– А, сыщик! – прогудел глава Гильдии. – Давненько ты к нам не наведывался.
– Два года, Иван Ксенофонтович, – улыбнулся Алекс.
Как раз два года назад гильдейские старейшины наняли детектива, чтобы разобраться в неприятных происшествиях: в их музее, где хранилось немало редкостей, обнаружились пропажи. Разобрались, разумеется. Верещагин получил тогда не только удвоенный гонорар, но ещё и приглашение заходить и заказывать амулеты для работы напрямую.
– Что это у вас тут творится? Прямо не почтенная Гильдия, а кипящий котёл, университет во время вступительных экзаменов.
– А! – мастер махнул рукой. – Большого гостя ждём. Мастер Ван Дер Гакль из Христиании сегодня должен прилететь. Ну, а я воспользовался случаем, чтобы навести шороху, а то расслабились ребятки мои, решили, что могут на лаврах почивать. А мы лавровые листики-то ощиплем, и в суп, – он ухмыльнулся и безо всякого переходя спросил: – Ты по делу, небось?
– По делу, – кивнул Алекс. – Надо мне узнать детали насчёт одного амулета.
– Ну так не вопрос! Идём, ты со мной чаю выпьешь с пирогами, а ребятки пошустрят пока. Что за амулет-то, показывай!
– Не могу, Иван Ксенофонтович, нет его у меня в руках. Пропал. Есть только описание и история.
– Ну, это уже немало. Пошли!
Он развернулся и затопал по коридору дальше.
Ответ на свои вопросы Алекс получил через полчаса, даже не допив вторую чашку чаю. Вот только ясности этот ответ не добавил. Статуэтка Асклепия была амулетом двоякого действия: можно было включить режим, называемый «очистка мозгов». Он позволял сосредоточиться на важном и заняться только чем-то одним, но с исключительной эффективностью, для подготовки к экзаменам, например. Правда, в таком режиме амулет мог служить не дольше трёх часов. после чего требовал перезарядки. Другой вариант назывался «мозговой штурм», и был как бы обратной стороной монеты: подталкивал к новым и новым ассоциациям, давал думать одновременно о разном. Был он ещё более энергозатратным, и в этой варианте амулета хватало на час с небольшим.
– Ну, честно говоря, в таком режиме и мозги через час отключатся, – добавил в порыве самокритичности автор этой разработки, средних лет мужчина с удивительно обыкновенной фамилией Сидоров, похожий больше на бухгалтера, чем на вдохновенного мастера.
– А много вы таких амулетов сделали? – спросил Алекс.
– Около десятка, спрос оказался невелик, – пожал плечами Сидоров. – Маги чаще всего умеют сами настраиваться на нужный режим работы, а не-магу никаких денег не хватит заряжать. А для подарков студентам дороговато выходит, вот только одну партию и заказали.
– Понятно…
Распрощавшись с Иваном Ксенофонтовичем, Верещагин вышел на набережную Москвы-реки; от неё тянуло сыростью, ветер морщил серо-стальную поверхность воды и бросал в лицо брызги. Поёжившись, сыщик замахал рукой медленно проезжавшему экипажу и укрылся от непогоды, попросив отвезти его в родной Селивёрстов переулок.