Нет, мы не первые в людском роду,
Кто жаждал блага и попал в беду.
Шекспир, «Король Лир»
К вечеру все дела были переделаны. Комната, где когда-то жил Суржиков, сверкала чистотой и пахла свежестью, в вазе стояли хризантемы, а на столике у кровати лежала недочитанная три года назад книга. Близнецы, вернувшись из университета, завопили:
– О, дядя Володя! Вы нам нужны!
– Зачем? – слегка оторопел он, а Алекс хмыкнул.
Он-то знал, что его сыновья не остаются далеко ни от одной стороны жизни универа.
– У нас в студенческом театре собрались ставить {ту самую пьесу}*), нужны рекомендации и комментарии!
____________
*) Шекспировский «Макбет» считается среди актёров «проклятой» пьесой, даже произнести название или процитировать текст вне спектакля или репетиции – значит навлечь на себя невезение. Поэтому на всякий случай «Макбета» называют «шотландская пьеса» или «та самая пьеса Барда».
– Да? – спросил Суржиков осторожно. – И кого вы играете?
– Ведьм, конечно, – с чувством глубокого удовлетворения ответил Серж.
– «Зло есть добро, добро есть зло?»
– «Летим, вскочив на помело!»
– Но их, вроде бы, должно быть три?
– Ой, ну будет третьей кто-то из девчонок, натаскаем! – махнул рукой Стас. – Ладно, нам заниматься надо. Пап, мы ужинать не будем. у нас встреча в клубе.
Они исчезли в комнате Сержа. Алекс поймал взгляд Суржикова и молча развел руками.
От входной двери можно было почуять запах пирогов и ещё чего-то трудно определимого, но очень вкусного.
Собственно, пришедший в начале девятого Глеб Никонов в первую очередь эти ароматы и услышал, и выдохнул, расслабился, даже прислонился на секунду к оштукатуренной стене. Потом сам себе кивнул и поднялся по лестнице.
– Ну, наконец-то, – ворчанием встретил его Аркадий Феофилактович. – А вот простынет ужин, что делать будешь?
– В твоих руках, Аркадий, даже кусок кирпича превратится в божественное блюдо! – Никонов снова потянул носом. – Пироги, да? И вы меня ждали?
– Да как же тебя не ждать, ежели хозяин предупредил? Давай, руки мой и за стол!
Увидев Суржикова, Глеб отреагировал довольно вяло: всё его существо было устремлено вперёд, в столовую, где звенело столовое серебро и исходили паром тарелки с едой. Когда же съедены были и баранина с гречневой кашей, и чай с пирогами, он наконец очнулся.
– Влад, а ты откуда взялся? Я имею в виду – на минуточку, или снова тут будешь жить и работать?
– Скорее на минуточку, – ответил Суржиков лаконично. – Каникулы в съёмках и в театре.
– Ясно. Ну что, голуби мои, поговорим об убийстве в Пушкарёвом переулке?
– Рассказывай, – кивнул Алекс. – В лечебном зале был второй труп, самого доктора Черняева?
– А вот и нет, – ответил Глеб, и вволю насладился изумлением слушателей. – Не было там ни трупа, ни самого доктора.
– Куда ж он делся?
– Тебе как рассказывать, коротко или по порядку? Тогда слушай. Значит, пришли они в свою мини-клинику за час до начала приёма, в десять утра. Что-то там доделывали, писали-считали, амулеты проверяли, и вдруг медсестра – кстати, звали её Рузанна – обнаружила, что обезболивающий амулет не работает. А без него, сами понимаете…
– Да уж, – прочувствованно подтвердил Верещагин.
– Ну вот. Черняев решил, пока время есть, дойти до ближайшего артефактора, на Мясницкой как раз есть небольшая, но весьма авторитетная лавочка. И пошёл. Вот только когда он переходил бульвар, попал под экипаж.
– Да ладно! – не поверил Суржиков. – Это ещё постараться надо.
– Значит, он и постарался. Он говорит, задумался, а может, на красотку какую-нибудь засмотрелся, неизвестно. Но – попал. И, поскольку очень неудачно ударился головой о край тротуара, потерял сознание. Пришёл в себя в скорой.
– Ты с ним говорил? – спросил Алекс.
– И с ним, и с врачом в Склифе, куда его привезли, – кивнул Никонов. – По временя всё совпадает.
– А как ты на него вышел?
– Да очень просто: Черняев пришёл в себя, и, когда коллеги-травматологи выпустили его из своих цепких лапок, кинулся звонить жене. Ну, а попал на меня…
– Он всё ещё в Склифе?
– До завтра его оставили. Если никаких показаний не будет, завтра выпишут.
Алекс медленно кивнул.
– Странная история.
– Да ладно, какая история с убийством не кажется странной? Если не говорить о ссоре на кухне между мужем и женой? – хохотнул Глеб. – Да и то… Для нормального разумного существа любое убийство – странно.
– И что говорит доктор по поводу смерти жены? – спросил Владимир.
– Как водится, горюет и недоумевает. Не может даже предположить, что послужило причиной. Поговорить с ним толком мне медики не дали, так что завтра я его встречу из Склифа, отвезу домой и побеседую всласть. Ты со мной? – он требовательно посмотрел на Алекса.
– Если начальство твоё возражать не станет, то с тобой.
– Я согласовал заранее твоё участие.
– Отлично, – обрадовался Суржиков. – А я в театр съезжу, да и займусь квартирой. В порядок её приведу и вообще, подумаю, что с ней делать. – тут он зевнул и смутился. – Извините, ребята. Что-то вдруг силы кончились. Вообще странно – обычно в это время я только на сцену выхожу…
– Не начинай рассуждать, – со смешком перебил его Алекс. – Иди и ложись, раз силы кончились. А то знаю я тебя, станешь философствовать, потом тебя потянет из Ростана или из Шекспира цитировать, и всё, сон улетел до трёх ночи.
– И пойду. Спокойной ночи всем, Аркадий, спасибо за ужин.
Когда за ним закрылась дверь, Верещагин встал.
– Пойдём-ка беседовать в кабинет. Мало ли, записать что-то придётся…
В кабинете Алекс первым делом полез в бар и достал бутылку с тускло-золотой этикеткой; благородно-коричневая жидкость внутри маслянисто плеснулась, и Глеб сглотнул слюну.
– Келимас?
– Подымай выше, коньяк, да ещё и пятидесятилетней выдержки! С предпоследнего дела клиент подарил. Не вскрывал, как чувствовал, что пригодится для стимуляции мыслительного процесса.
– Тоже, что ли, податься в частные сыщики, – пробормотал майор, заворожённо наблюдая, как медленно течёт в бокал тёмное золото.
Верещагин ничего не ответил, только хмыкнул.
После первого глотка они помолчали, вслушиваясь в ощущения, потом Никонов кивнул и отставил бокал.
– Давай ты мне подробно расскажешь всё в деталях – как ты попал на приём к Черняеву…
– На приём-то я как раз и не попал, – перебил его Алекс. – Значит, зуб заболел вчера во второй половине дня…
Выслушав рассказ, Глеб покачал головой.
– Случайность, значит?
– В какой-то степени. Я бы мог просто открыть справочник и посмотреть, кто из стоматологов ко мне поближе находится. И скорее всего, попал бы на достаточно приличного врача: чтобы открыть свой офис на Сретенке, надо хорошо работать.
– Между твоим звонком и твоим приходом в приёмную прошло примерно часов двенадцать?
– Чуть больше. Пятнадцать. И у меня получается, что убийца торопился. Ясно же было, что, если приём начинается с одиннадцати, первый свидетель примерно в это время и появится. Почему было не дождаться окончания работы и не поймать обоих на месте?
– Согласен. Но вообще вопросов пока много, а ответов – ноль. Зеро, – и для убедительности Никонов сложил нолик из большого и указательного пальца. – Пиши давай.
Алекс выложил на стол магическое перо.
– Первое: хотели убить обоих, или целью был кто-то один, а второго просто должны были убрать, как ненужного свидетеля?
– Согласен, – кивнул Никонов. – Второе: было ли убийство спонтанным или запланированным? Куда делось орудие убийства?
– Кстати, ты не рассказал мне о причинах смерти, – вспомнил Алекс.
– Классический удар тупым предметом. Проломлена височная кость, смерть практически мгновенная.
– Височная… Значит, особо сильно бить и не нужно было.
– Это ты думаешь о том, могла ли это быть женщина? Могла, – Глеб снова пригубил коньяк и замер, наслаждаясь.
– Ну вот тебе первая версия: любовница Черняева пришла поговорить с женой, не желает ли мадам слегка подвинуться? Мадам не пожелала, и любовница, разнервничавшись, тяпнула ту по голове первой попавшей штукой с рабочего стола. Пепельницей, например. Или вот такой фигнёй, – и Верещагин приподнял стоявший у него на столе сувенирный календарь на каменной подставке. – Что криминалисты говорят о следах орудия?
– На вот, почитай протокол осмотра места происшествия. Криминалисты отчёт завтра утром отдадут, но думаю, вряд ли об орудии убийства скажут больше.
Алекс взял две сколотых страницы, исписанных чётким ровным почерком, и стал читать.
«Место происшествия представляет собой приёмную – комнату медсестры, размером шесть на четыре метра, высота потолка три метра пятьдесят сантиметров. Стены выкрашены в светло-зелёный цвет. Одно окно, выходящее в Пушкарёв переулок, плотно закрыто на две щеколды и магический замок. Следов взлома не имеется. Подоконник покрыт небольшим слоем пыли…»
Тут он взглянул на Никонова.
– То есть, убийца вошёл через дверь?
– Рассуждая логически, с чего бы ему лезть через окно? – хмыкнул Глеб. – В рабочее дневное время? Переулок, конечно, тихий, но какие-то прохожие не-нет, да шастают.
– Ну да, ну да… Так, кресла для посетителей, шкаф с образцами, это ерунда… Ага, вот.
«У стены слева от входной двери два кресла, журнальный столик со стопкой журналов, ещё два кресла. Далее по часовой стрелке в углу комнаты полностью стеклянный шкаф с образцами. В дальней стене закрытая дверь белого цвета, за ней ещё один шкаф белого цвета. Далее в стене находится сейф, в нормальном положении закрытый картиной с изображением букета в вазе. В момент осмотра картина сдвинута, сейф приоткрыт. Внутри него лежат несколько папок с историями болезни, две коробки с инструментами, на коробках наклейка «Завод особо точных медицинских инструментов имени Джозефа Гудмана», а также шкатулка из металла цвета меди с резьбой и вставками из поделочного камня (предположительно, нефрит)»
И снова он оторвался от чтения.
– Сейфа я не видел.
– Не до того было, я думаю. Да и потом, глубина шкафа – около пятидесяти сантиметров, боковые стенки непрозрачные, а дверца сейфа не настежь была распахнута. С того места, где ты сел, и не мог разглядеть.
– Тоже верно, – Верещагин нахмурился. – Слушай, а в лечебном зале есть сейф?
– Нет. Там всё стерильно, ну, или около того. Во всяком случае, ничего лишнего – кресло пыточное, лампы, собственно агрегат и тому подобное.
– Но должен же быть и главный сейф, ведь так? В кабинете врача. Там, где письменный стол, документы, компьютер и так далее?
– Совершенно верно, – Глеб вытянул новый листок и передал Верещагину. – Вот протокол осмотра кабинета. Там порядок не нарушен, сейф закрыт. Мы его не вскрывали, только свои печати поставили, а завтра в присутствии хозяина и отворим.
Алекс просмотрел и этот документ, и отложил его.
– Дай-ка я досмотрю протокол по приёмной, всё-таки просидел я там какое-то время. Может, что замечу. Та-ак, на чём я остановился? Ах да, шкатулка…
«Параллельно дальней стене расположен рабочий стол, изогнутый в форме буквы «Г». На короткой стороне буквы – компьютер, справа органайзер для бумаг с пятью полками. За столом рабочее кресло, обитое кожей зелёного цвета. Тело женщины в кресле, лицом к столу. Голова и руки лежат на столе, под головой и вокруг пятно полузастывшей крови размером приблизительно шестьдесят на тридцать сантиметров. В луже крови карандаш и листок бумаги, полностью промокший».
– Что на листке, удалось прочитать?
– Работаем, – пожал плечами Глеб.
– Кровь была полузастывшей, да, это верно, я помню. Получается, что с убийцей я разминулся буквально на десять-пятнадцать минут?
– Получается, так.
«На покойной надет накрахмаленный белый халат. Рукава и ткань на груди обильно пропитаны кровью. Волосы уложены в пучок и также пропитаны кровью. В области височной кости обнаружена единственная глубокая рана с нарушением целостности кости, направленная сверху вниз».
– Тупое орудие, просто как по учебнику, – добавил Никонов. – Что-то небольшое, но довольно тяжелое, и предмета этого при обыске в комнате не было.
– Ну, тут-то просто: завтра попросим Черняева описать, что стояло на столе у медсестры, скорее всего, орудием убийства послужил какой-то из этих предметов.
– Ты думаешь, что убийство не было запланированным?
– А Тьма его знает. Если вернуться к первой высказанной версии, то есть, любовница пришла разбираться с женой, так запланировано вообще ничего не было, только скандал с битьём посуды. Только сомневаюсь я что-то… Как давно они женаты?
– Два с лишним года, почти три, – ответил Глеб, покопавшись в бумагах.
– Ну вот. Конечно, возможно, что жена надоела и за такой короткий срок, всякое бывает, но всё же – слишком мало прошло времени. Какие ещё версии? Недовольный пациент? Махинации с материалами или амулетами? Впрочем, это опять же после разговора с вдовцом выяснится, и то не сразу.
– Ну, есть ведь варианты и более экзотические. Наследство, которым кто-то не хочет делиться, например. Или родственники, на которых хотят таким образом воздействовать.
– Родственники, да… – Алекс остановил магическое перо. – Помнишь, была у меня история, когда я девушку пропавшую разыскивал?
Никонов сдвинул брови.
– Екатерина… Баталова, так?
– Баташова. Там у отца её хотели фабрику отнять, девчонку сперва запугивали, а потом похитили… Тоже ведь вариант.
– Да, помню. В подвале старой школы её держали, если бы не парень с собаками, и не отыскали бы.
– Но-но! – шутливо возмутился Алекс. – А кто парня с собаками увидел и к делу привлёк? Я! Вот то-то! Кстати, школу собачью они теперь с Екатериной вместе держат… Ладно, не о том речь. Что мы знаем о родителях Рузанны?
– Родители, скорее всего, тут ни при чём. Во-первых, они живут в Ереване, во-вторых, оба пенсионеры. Подробностей не знаю, но это направление, скорее всего, пустое.
– Скорее всего, но не обязательно. Ещё дети у них есть?
Никонов махнул рукой.
– Ещё шестеро. И завтра собираются прибыть в Москву.
– Их можно понять…
Друзья помолчали, потом Алекс спросил:
– А шкатулка, которая в сейфе, что в ней? И сразу второй вопрос – она может быть из тех краёв, из Армении?
– Шкатулка заперта на магический замок. Вернее, даже не так: на ней не видно ни замочной скважины, ни вообще того места, где она должна открываться. Щели нет, понимаешь?
– Значит, и это до завтра, – он остановил магическое перо и захлопнул блокнот. – Тогда давай заканчивать этот разговор, после беседы с доктором Черняевым будет хоть что-то понятно. Может быть.