– Как я уже говорила, – стала рассказывать Клара Никаноровна, – род наш ведётся со времён Петра Великого. Мой самый дальний предок появился в окружении молодого царя в качестве помощника Брюса Якова Вилимовича и бывшего в царской свите, сопровождавшей герра Питера в западной поездке по ознакомлению с основами судостроения в Голландии. Фамилия нашего предка нигде не упоминается, но он играл достаточно заметную техническую роль в вызволении царя Петра со свитою и с армией из неловкого окружения в Молдавии в 1711 году. Победитель в Полтавской битве и вдруг такая конфузия.
– Да, о Прутском походе Петра известно очень немного, – подхватил я, – зато будущая императрица Екатерина своими бриллиантами выкупила у турок перемирие и свободный проход к своим. Потом Петр в ознаменование подвига будущей супруги и императрицы учредил женский орден святой Екатерины, который назвали орденом Освобождения. Этим орденом потом награждали всех великих княжён и даже наградили сына Александра Данилыча Меншикова.
– О пожертвовании бриллиантов это легенда, – улыбнулась Клара Никаноровна, – нужно же было как-то скрасить поражение, вот и придумали легенду о бриллиантах и соорудили орден. Перевели стрелки внимания народа на другой объект. А с бриллиантами случилась такая вот история, что в лагере, окружённом турками и крымскими татарами, было много офицерских жён. Офицеры ездили на войну с семьями и со скарбом. Так вот будущая императрица раздала офицерским жёнам свои бриллианты для сохранности, а потом скрупулезно собирала их. Немецкий Орднунг должен быть во всём.
– Клара Никаноровна, – спросила жена моя, – а откуда вы всё это знаете?
Хозяйка дома вдруг замкнулась и замолчала. Мы с женой переглянулись, совершенно не понимая, чем мы могли обидеть старушку.
– Вы уж, милые, не волнуйтесь, – сказала Клара Никаноровна, – ничем вы меня не обидели, просто я подбирала слова, как бы мне попонятнее объяснить, с какой целью я вас пригласила и как это вам сказать так, чтобы не испугать и не отпугнуть вас от меня.
У нас гора с плеч упала. Вообще с пожилыми людьми нужно быть очень острожными. Подумаешь, что они ровня тебе и начинаешь с ними обсуждать проблемы как с соратниками, а они вдруг замолчат и обидятся, не почувствовав должного к себе уважения.
– Ладно, знаю я, Олег, что вы в армии служили, любите говорить прямо и четко, поэтому и я последую вашему примеру, – сказала хозяйка. – Первое – мы с вами очень дальние родственники. Очень дальние, но других родственников у меня нет. Второе. Стара я очень стала и одна уже не могу обслуживать себя. Нужна помощь, да и наследство кому-то нужно передавать. Лучше, когда оно передается из теплых рук, а не расхватывается их холодных рук. Не хочу, чтобы прахом всё пошло. Третье. Этот дом нужно сохранить во чтобы то ни стало, и никому его не отдавать и не продавать. Сделайте здесь своё, то есть наше родовое гнездо. Пусть ваши дети и внуки живут здесь, а потом и внуки ваших внуков. Нельзя, чтобы наша линия пресеклась. Вот такая получилась диспозиция. Можете отказаться. Я и так помру, а всё добро прахом пойдет. Решайте. Обиды на вас держать не буду.
За столом воцарилась тишина. Мы были готовы ко всему, но вот не к этому. Мы думали, что нам предложат купить этот дом, а нам он достается даром впридачу с немощной родственницей. Да и родственница ли она нам?
Кто сейчас может рассказать о своей родне дальше второго или третьего колена. Единицы. Это только в Азии изустно передают легенды о своих родах и своих родственниках, а у славян это как-то не прижилось.
Хотя, какие мы славяне? Мы уже давно не славяне, а советские люди с повернутыми идеологией набекрень мозгами. Мы самые великие. Мы самые умные. Мы самые весёлые. Мы самые добрые. Широка страна моя родная, где так вольно дышит человек. Москва – третий Рим и четвертому Риму не бывать. Православие потому и Православие, потому что оно правильно и верно. Идеи Маркса, Ленина и Сталина правильны и всесильны, потому что они верны. Если бы не православие, мы бы до сих пор были язычниками и ходили в медвежьих шкурах. Если бы не Ленин и Сталин, то мы бы до сих пор были в крепостном праве и помещики продавали нас пучками по пять штук в базарный день. Одним словом, в голове такая каша, что мы сами себя не понимаем и не знаем, кто мы и чего хотим.
– Да мы и не против, – сказал я и жена согласно кивнула головой, – да только что о нас подумают люди? Скажут, что навязались бедной старушке неизвестно какие родственники, обдурить её хотят, забрать дом себе, а её в дом престарелых. Потом ведь на чужой роток не накинешь платок.
– За это не волнуйтесь, – сказала повеселевшая Клара Никаноровна, – есть у меня одна бабёнка, так она получше всякого Совинформбюро доведет до каждого сознательного и несознательного гражданина нашего посёлка о моих родственниках. И давайте мы не будем тянуть дело с оформлением дома на вас. Прямо с завтрашнего дня и начнём. Вы же сегодня никуда не уедете? – она вкрадчиво посмотрела нам в глаза. – Место, где спать есть, и к дому привыкать будете, и дом к вам привыкать тоже станет
Конечно, в словах старушки были определенные странности, но вот вы доживите до её лет, тогда и посмотрим, какие у вас будут странности в речи.
В доме оказалось ещё три отдельных комнаты, в которых стоял диван, на котором спала старушка, и широкая кровать, на которой расположились мы.
– Слушай, я поверить не могу во всё происходящее сегодня, – шептала мне жена, – это какая-то сказка. А чего ты не говорил, что у тебя есть такая родственница.
– А я-то откуда знал о ней, – сонно сказал я, – мои родители ничего не говорили о других родственниках. Давай спать. Утро вечера мудренее. Завтра всё и обкумекаем.
Уснул я мгновенно. Дамы тоже спали тихо и спокойно. Вино действительно было массандровское, от вина щеки моих женщин покраснели и они уже были как две давние подружки, разговаривая о всяких женских делах.