Во сне мне снилось, что кто-то меня ворочает и перекладывает на какую жесткую деревянную кровать, чтобы я спал не на земле, а в постели.
– Понятно, – подумал я, – мне всё это приснилось, а жена с Кларой Никаноровной укладывают меня в кровать.
Я дернулся, но почувствовал, что дёргаться не могу. Распят, лежа на земле, но распят так, что ноги у меня привязаны к жердине, а руки свободны, но расставлены в разные стороны и палка под спиной не даёт мне свести их вместе. Метод старый, одна палка продевается через рукава, а вторая – через воротник и штаны. И человека связывать не надо и никуда он не убежит, если не хватит сил сломать палки и порвать на себе одежду.
Около меня копошились четыре крепких мужичка с русыми бородками и говорившими примерно так же, как говорят нынешние сербы, но понять им можно.
– Гли-ко, Кольча, как оне одёжу скрепляют, таких кругляшков с дырками можно из чего угодно уделать, и получается ловко, – сказал один.
– Кружки-то эти они делают из коровьих рогов, – сказал другой, пробуя мою пуговицу на вкус, – только скус у ней какой-то другой.
– Будя баить-то, – сказал тот, что постарше, – понесли его к волхву, пока не стемняло.
Меня как пушинку подняли за четыре конца палок и легко понесли куда-то по полю.
Шли мы долго, минут тридцать или сорок, как я примерно отсчитал. Подошли к какому-лесу и острогу из тёсаных брёвен. Меня положили у забора из заострённых брёвен и куда-то ушли.
Из проёма в бревнах вышел бородатый мужик примерно моего возраста с палкой в руках. Постояв около меня и потеребив бороду, он оглянулся по сторонам и сказал:
– Шпрехен зи дойч (говоришь по-немецки)?
Я удивился, но ответил:
– Я, я, ихь шпрехе дойч (Да, да, я говорю по-немецки).
– Мать-перемать, – выматерился мужик, – одна нерусь по округе болтается, человеческим словом перекинуться не с кем.
– Вы говорите по-русски? – спросил я? – Сам я русский и язык этот мой родной.
– Ты смотри-ка, – оживился мужик, – русским духом потянуло. Откуда такой будешь?
– Да как откуда, – сказал я, – как все, из Московии. Ты палки-то вытяни, а то ни сесть, ни потянуться.
– А давай-ка, мил человек, мы тебя на живот перевернём, я палки-то и выну, да только ты без моей команды не думай встать, – сказал мой собеседник. – И заруби себе на носу, Московия это не наша придумка, это всё проклятые империалисты придумали для пропаганды.
– Без проблем, – сказал я и даже перевалился на бок, когда одна палка освободила мою левую руку. Мужик вытащил обе палки и я ждал его команды вставать. Кто его знает, какие у них здесь порядки. Вероятно, это я к староверам попал, а у них там от чужаков освобождаются быстро, ни один ещё жалобы на них не подал.
После растянутых в сторону рук трудно приходить в привычное состояние, когда руки касаются друг друга. Пришлось даже прилагать усилия, чтобы руки пришли в нормальное состояние.
– Ладно, вставай, – услышал я над собой голос, – да только не вздумай шутить, а то у меня разговор короткий.
Я встал и обомлел. В руках у мужичка поблескивал потертостями на вороненых частях «маузер-большевик».