Конечно, никакого крестного хода с хоругвями и лампадами вокруг закрытого храма, они не устраивали. Молились вместе с оставшимися верными Христу старушками в подвальном помещении братского корпуса. Соседям давно не нравились эти собрания – они боялись, как бы их самих не замели за недоносительство.
Под дулом револьвера он вывел иеромонаха Антония и девушку на Петровку к своему Форду. Старушки пытались заступиться за отца Антония и за сестрицу Анастасию, пошли за ними и стали причитать, но Никровляев прикрикнул.
– Молчать, пристрелю!
Ехали недолго, всего несколько поворотов и машина оказалась на непримечательной улице, возле обитых железом ворот, втиснутых между старыми трех-четырех этажными зданиями. Ворота открылись, и машина заехала во двор. Их встретили охранники в военной форме, вооруженные не простыми винтовками, а новейшими автоматами. Никто ничего не спрашивал, видно прибытие ночных гостей для них обычное дело. Только овчарки злобно рычали и лаяли. Луч прожектора бил в глаза, чтобы излишне любопытные не поднимали головы и не разглядывали особенности местной архитектуры: колючую проволоку над оградой и пулемет, торчащий из деревянной будки. Вокруг были темные высокие стены с маленькими окнами.
По знаку Никровляева к ним присоединился конвоир и повел задержаных в тюремный корпус. Их провели через серый коридор, освещенный тусклыми лампочками. Тишина, только замки на решетках звякают. Ряды крепких дверей с окошками. Одну из них со скрипом отворили, и Анастасия увидела большую камеру, где с тесных нар свешивались грязные ноги и синие от татуировок руки. В коридор дохнуло резким запахом пота и мочи. Туда и втолкнули отца Антония.
Никровляев привел Анастасию в отдельную камеру, думая потешить свою плоть стройным девичьим телом, а потом выгнать её взашей. Здесь не было лампы, чтобы заключенные не смогли ее разбить и вооружиться осколками стекла. Тусклый свет попадал со двора через решетку окна.
В своем синем платье из легкого материала она дрожала, то ли от холода, то ли от страха. Ни слова не говоря, он приблизился к ней и уперся в тонкие руки, которые она выставила, защищаясь. Грубо схватив ее за талию, притянул к себе дрожащее тело. Она отвернулась от его лица, от толстых слюнявых губ и шептала какую-то молитву. Он схватил ее за шею, желая поцеловать, но вдруг она обмякла и, выскользнув из его рук, упала на пол.
«Э-э, да она в обмороке. Больная какая-то, – разочарованно подумал Никровляев, – Ну ее, пусть полежит здесь, займусь позже»…
Утром он нашел её бледной, но вполне годной для допроса. Никровляев поначалу симпатизировал Анастасии, думая, что девушка попалась по глупости. Он готов был, произнеся назидательную речь, отпустить глупышку.
– Я не понимаю, ты такая молодая красивая. А веришь во всякие сказки. Твои подруги студентки комсомолки сейчас радуются празднику весны и труда, гуляют с парнями. А вы со старым попом и кучкой старух заперлись в темном подвале, пели старые песни. Это же прошлый век! Умерло все! Где этот ваш Бог? Храмы его порушили, а он даже и не наказал никого. И ты все еще веришь в это?
– А кому я должна верить? Вам? Между прочим, меня незаконно задержали. Вы сами нарушаете свою программу ВКПб, в пункте тринадцать которой написано, что необходимо заботливо избегать всякого оскорбления чувств верующих. А в газете Известия напечатали постановление ЦК: Тщательно избегать всего, что давало бы повод вашим врагам говорить, что вы преследуете людей за их веру. А сами на следующий год ограбили все храмы, а теперь и разрушили.
– Когда это напечатали? – удивился Никровляев, он и, правда, не помнил таких постановлений, – Люди голодали, а ваши попы сидели на золоте!
– А кто этот голод устроил? Кто обобрал крестьян?
– Я вижу, ты даже здесь не прекращаешь свою подрывную деятельность и контрреволюционную пропаганду. Как там говорил Понтий Пилат? Я умываю руки. Отправишься ты вместе со своим попом… Нет… Он отправится туда, где молодые учатся стрелять. А ты на соседнюю дачу, где таких как ты старые товарищи научат настоящей любви. А для меня ты тоща больно. Ты же ведь девственница? Это они любят… Хотя, раз ты такая девственница… Совсем забыл, нам ведь нужны девственницы и попы.
Он написал что-то в своей папке и, захлопнув дело, вызвал конвойного…