Приговор

Темный душный карцер без окон. Кровавые пятна на стенах, царапины от ногтей на плесени. Нетленный запах параши и кислых щей. На полу лужа мочи. В углу вшивая подстилка. Стальная дверь едва заглушает отчаянные крики в коридоре. Никровляеву знакомы эти звуки избиения и топот сапог – кого-то волокли на расстрел. Если прислушаться, то можно услышать и глухие звуки выстрелов.

Сидя в темноте, Никровляев не знал, день сейчас или ночь. Мерцающая полоска света в щели под дверью никогда не гасла. Время тянулось бесконечно. Сколько он уже здесь? Неделю или месяц? Сначала его желудок требовал вина и мяса. Вспоминался вкус куропатки, супчик из крабов, печёная картошечка. Ладожская щука под соусом с белыми грибами. Трюфеля и знаменитый торт ресторана Савой. Но каждый раз ему приносили какую-то бурду с куском черствого хлеба. Желудок долгое время сопротивлялся этой бурде, не хотел принимать. Всё требовал жареную курочку с рисом по-кантонски, котлетку по-пожарски с пюре и грибочками. Прошли долгие часы и дни томления и вот он уже рад крупинкам гречки в гороховой жиже и кускам ржаного хлеба. Похлебав, Никровляев сворачивался калачиком на подстилке и засыпал. Но это ему не всегда удавалось – мешали крики. А еще разные мысли. Сначала мыслей было много. Он думал, почему же его начальник Дышкин забыл про него. Вроде бы у них были неплохие отношения. Общие посиделки с проститутками в бане. Ну да, расстались на том, что из-за столкновения в метро Дышкин обозвал его дураком, но при этом проявил отеческую заботу и отпустил в больницу. Потом Никровляев вспомнил, что сам написал кляузу на Дышкина. Значит, кляуза попала обратно к Дышкину, и тот решил отомстить. Зная Дышкина, Никровляев удивлялся, как тот его еще не расстрелял. А может, решил помучить, как следует. Ну что ж, такова горькая ирония судьбы. Никровляеву хотелось рыдать от отчаяния за свою загубленную жизнь. Теперь он понимал, каково это просидеть в тюремной камере. И тут ему вдруг вспомнилась девушка Анастасия. С каким достоинством она держалась на допросе, не умоляла, не плакала. Чувствовалась аристократическая порода. Ну, она, конечно, знала, что папенька её рано или поздно вытащит. А его Никровляева никто не спасет. Никому он не нужен. С такими мыслями он и уснул.

Разбудил его лязг засовов и громовой возглас:

– Никровляев! На выход!

Конвоир вывел его в коридор, поставил лицом к стене и куда-то пропал. Мимо вели сидельцев из другой камеры. Никровляева схватили за шиворот и толкнули вперед за ними.

– Пошевеливайся!

– Это какая-то ошибка, – бормотал Никровляев, – Я свой.

В ответ он получил пинка. Другой конвоир молча ткнул его штыком винтовки.

Задержанных вывели из тюремного корпуса во внутренний двор и, подгоняя штыками, затолкали в длинное помещение похожее на пустой ангар или гараж. Там находились еще пять человек. Среди них две женщины. Никровляев узнал уголовника Шляпу, тот тоже его заметил.

– Не понял, что за дела? – кричал Удакин, размахивая руками, – За что мокруху пришили! Я честный вор! Я ни при делах! Товарищ, подтвердите, что я ваш сотрудник! Я шкляморку подписал! Вы же мне обещали!

Никровляев не успел ответить, как раздался выстрел. Чекист в кожанке метким выстрелом из револьвера сразил Удакина в голову, тот повалился на землю, посыпанную песком и опилками. Больше никто выступать не пытался.

Удакина отволокли в сторону, остальных построили перед кирпичной стеной, в которой было множество пробоин. Никровляев заметил еще картонные макеты с силуэтами людей. Мишени, новые и простреленные, стояли перед ними. В воздухе витал запах порохового дыма. Ближе к выходу расположились красноармейцы с винтовками.

Появился прокурорский чиновник в круглых очках. Он бегло и невнятно зачитал по бумажке обвинительное заключение. Никровляев не мог расслышать, что тот гундосил. Какие-то отрывки доходили до его сознания.

Именем Светской Федерации… суд постановил… по статьям… ведение в СССР шпионской деятельности и вредительство в энергетике транспорта, в Нархамате путей сообщения… антисветская организация, которая занималась вредительством в различных отраслях промышленности и на транспорте… заговор инженерно-технических работников… Контрреволюционная пропаганда… Шпионаж… пособники антисветского блока… Подготавливали террористическую акцию… иностранную интервенцию и свержение светской власти… вредительская работа по срыву планового строительства путём создания кризисов в топливоснабжении, энергохозяйстве… диверсионная деятельность, направленная на разрушение производительных сил светской промышленности…

Упоминался метрострой, дескать, вредители сорвали пуск новой станции метро «Держинская», которую планировали открыть к 1 мая, а из-за деятельности террористического подполья пуск переносится до исправления последствий диверсии…

– Приговорить к высшей мере наказания – расстрелу…

Никровляев понял, что дело совсем плохо, и отчаянно закричал: – Позвольте! Это ошибка! Я же не метростроевец, я сам оперуполномоченный транспортного отдела!

Другие тоже пытались протестовать и возмущались каждый на свой лад.

– Что происходит? Я буду жаловаться! – блеял какой-то командировочный.

– А что такое метро? Я никогда там не была! Это что? Поезд под землей? – визжала женщина.

– Приговор приведен в исполнение! Дело о контрреволюционном подполье закрыто, – чиновник захлопнул папку.

Никровляев решил, что это просто дурной сон…

Загрузка...