Ах, ветра дыханье, цветов колыханье
И свечек каштановых благоуханье.
Рассветный июнь, золотые закаты,
Зловещего грома глухие раскаты.
А летние ливни, летящие ливни,
Вонзаются в землю их острые бивни.
Весною каштаны, а осенью клёны
Нам душу пытают листвой раскалённой.
Ведь в мае крахмальном – мир сине-зелёный,
А осенью пламенем алым спалённый.
За грустью осенней, и горькой, и сладкой,
Зима проберётся с кошачьей повадкой
И скрипочку враз ледяную настроит
И нас успокоит, и мехом укроет.
Сердце ноет болезненно-сладко.
Нету в роще январской тепла,
Как в душе моей смутной порядка.
Но любовь никуда не ушла.
В речке лёд, равнодушно слепящий,
И, хоть верится в это с трудом,
Не ушла, а царевною спящей
Безмятежно лежит подо льдом.
Многое в жизни минута решает,
Время – мудрейший и опытный знахарь.
Снег ноздреватый, как тающий сахар,
В чашке полудня февраль размешает.
Чтобы нам не было грустно и тяжко,
Солнце сверкает серебряной саблей,
И разбивается первою каплей
Дня голубого бездонная чашка.
Что нас ожидает
В лихорадке старта?
То февраль рыдает
Накануне марта.
Выберу дорогу,
Задохнусь от бега.
Смоет ли тревогу
Как остатки снега?
Выкрикнуть бы в поле:
«Что всё это значит?»
От внезапной боли
Юный дождь заплачет.
Больно – значит живы
Души-недотроги.
И слова не лживы
И верны дороги.
Смотрит с фотографии старинной
Девочка в пальтишке с пелериной,
Смотрит, как нечасто смотрят дети,
Девочка в надвинутом берете.
Ей судьба – идти вослед идущим.
Кто она? Что ждёт её в грядущем?
Девочка с мечтою неземною,
Может, ты была когда-то мною?
Ей в глаза в апреле солнце свети.
Где она? Но кто же мне ответит?
Сегодня лишь нежность у нас на уме,
Прогулки, беспечные речи,
Когда так волшебно белеют во тьме
Каштанов пахучие свечи.
Сегодня прибоем вскипает сирень,
Глаза нам туманя лилово,
И майским теплом наполняется день,
И нежностью каждое слово.
Моим ли прихотям в угоду
Иль по другой причине, но
Бог вызвал чудную погоду,
Что я ждала уже давно.
Небесные разверзлись хляби,
Дождей отправив караван,
Спецы в своём небесном штабе
Наслали влажность и туман.
И пусть на улицах безлюдно,
Я всё же счастлива вполне:
И мне любить людей нетрудно
И под дождём не грустно мне.
А город сыростью пронизан,
Как будто рядом океан.
И капли скачут по карнизам,
И день октябрьской влагой пьян.
И на щеках моих не слёзы,
А дождь, присущий октябрю,
Ведь на дождливые прогнозы
Я положительно смотрю.
В пору тьмы и разрушенья —
В ноябре, во сне
Без звонка, без разрешенья
Ты пришёл ко мне.
И, вселив в меня тревогу:
Сплю я иль не сплю?
Прошептал ты мне: «Ей-Богу,
Я тебя люблю».
Возносятся к небу так чисто и хрупко
Весёлые кличи – Алушта, Алупка!
Как будто бы вскрикнул невидимый хор
С восторгом – Гурзуф, с придыханьем – Мисхор.
И длится минута от века до века.
То птицы кричат или дети Артека?
А звуки камнями срываются вниз,
Осколки летят – Кореиз, Симеиз!
О, воздух, сияющий в солнечном ветре.
Царапают небо вершины Ай-Петри.
Меж каменных рёбер родившийся крик,
Зелёного моря солёный язык.
Кто эти выписывал мысы и бухты —
Истории древней нестёртые буквы,
Кто горы и скалы рассыпав вот так,
Поставил сосны восклицательный знак?
Протяжная песня от века до века.
Дыхание тавра и скифа, и грека,
И облака пар, и Отечества дым
Смешались с горячим дыханьем моим.
Сигналят суда, проходящие мимо,
Учу на каникулах азбуку Крыма,
Машу кораблям загорелой рукой,
Шепчу: «Аю-Даг» и вздыхаю: «Джанкой»…
Море – шёлковая скатерть,
Серебрится света скань.
На закате режет катер
Влаги ласковую ткань.
Пенит воду катер прыткий,
Хоть кончается сезон…
Яркий вид, как на открытке,
Втиснут в тесный горизонт.
Мальчик храбро ловит краба,
Берег вылизан волной.
О, бесценная отрада,
В жизни найденная мной!
Так не вечно равновесье,
Так мгновенен счастья срок…
Но уходит в поднебесье
Белоснежный катерок.
Я прильну к морскому лону,
Опущу в волну ладонь.
Виноградники по склону
Вверх ползут. В домах огонь
Зажигают. Быстрый вечер
Сходит вниз. Горит звезда.
Я не вечна, ты не вечен —
Вечны небо и вода.
Ждать удачи, жить иначе?
Не уйти отсюда прочь?
А над нами ветер плачет,
И цикада пилит ночь.
Вдруг сорвётся брань собачья,
И замрёт в руке рука…
И уснёт село рыбачье
Под миганье маяка.
Словно говор всякой нечисти,
Слышны сотни голосов
Металлических кузнечиков,
Металлических сверчков.
Не одна на берег выйду я
Там, где пляжа полоса.
Над затихшею Тавридою
Тёмной ночи голоса,
Марсианские, нездешние,
На Земле подобных нет.
Как целуемся поспешно мы,
Словно гибелен рассвет.
Всё укрыла ночь бездонная.
Но невидима во мгле
Киммерия дышит сонная.
Или мы не на Земле?
Не найду огня и света я…
Но, прорвав кромешный мрак,
Странной высится ракетою
В небо рвущийся маяк.
А кузнечики, как часики,
Нити времени стригут.
Мы с тобою соучастники
Тайн, рождающихся тут.
Метил печалью меня, как печатью —
Чудо морское иль Божье творенье?
Непостижимее страсти к зачатью
Тайна рождения стихотворенья.
Чёрного моря полная мера,
Но прижимаюсь к берегу сиро.
Море огромно, как эпос Гомера,
Я ж нарушаю гармонию мира.
В детстве средь буйной российской метели
Снилась мне синь за стеною зубчатой.
Эллин проносит в бронзовом теле
Счастье. На мне же тоски отпечаток.
Море в огромной каменной чаше,
Сразу пьянею к берегу выйдя.
В яшмовых водах солнышко пляшет.
О, Ифигения в чудной Тавриде!
Ящеркой смуглой лягу на камень —
Богом забытое Божье творенье,
Дал мне так много своими руками,
Не дал мне только умиротворенья.
Море проснётся, вспыхнет, бушуя,
Вздрогнет и снова размеренно дышит.
Всё, что сейчас на песке напишу я,
Море сотрёт. Кто ж об этом напишет?
В сладости лета соли крупинка,
Крупной, как слёзы, каменной соли.
Тянет настойчиво к морю тропинка.
Мне бы хоть каплю покоя и воли.
Мне б окунуться в праздничность эту,
Мне б раствориться в чистом просторе,
Солнцу дать губы, волосы – ветру,
Тело нагое выплеснуть в море!
У брега, где волны берут разбег
Неведомо сколько веков,
Рассыпался каменный человек
На тысячи мелких кусков.
Как будто однажды вздохнул истукан —
И вздох разорвал ему грудь,
Как будто устал и прилёг великан
У ласковых волн отдохнуть.
Угрюмого камня душа взорвалась,
И крик исказил его лик…
Мерцает зрачок его яшмовых глаз,
Сверкает, как кровь, сердолик.
О, жажда на миг разорвать свою цепь
И воздух свободы вдохнуть.
Раздвинуть усилием скальную крепь
И воле навстречу шагнуть —
И вырваться, словно из бренных одёж,
Из тягостных пут забытья,
И боль сладчайшей почувствовать дрожь
До самых глубин бытия.
Разрушить однажды надёжный свой дом,
Что чем-то похож на тюрьму…
А что бунтаря ожидает потом —
То ведомо только ему.
Этот город, совсем непохожий
На московский запущенный двор.
Здесь я чувствую собственной кожей
Моря соль и дыхание гор.
Здесь я чувствую собственным нёбом
Виноградных кипение струй,
И пропитанный йодом и мёдом
Персик свеж, как во сне поцелуй.
Неужели вдыхала всё время
Лишь столичного воздуха дым,
Не росла в Черноморском Эдеме,
Что теперь называется Крым?
Неужели не я на скамейке
Целовалась средь роз
Не буянила в шумном семействе,
В итальянском кипенье страстей,
Где на кухне сияли прекрасно
Кабачок, баклажан, помидор,
Где пропахший оливковым маслом
Утопал в полутьме коридор?
Неужели в блаженстве и блажи,
Убаюкав тоскующий ум,
Не лежала на каменном пляже
Монотонный не слушала шум?
Неужели под синим инжиром
В окружении нежной родни
Не цвела безрассудным транжиром,
Расточая минуты и дни?
Но не я ли, беспечная, знала —
Не воротится прошлое вновь
И не я ли перо окунала
В шелковицы чернильную кровь?
Неужели на южном вокзале,
По лицу размывая тоску,
Не стояла? И это не я ли
Так хотела уехать в Москву?
Я жить без него не смогу. Я умру!
Я Чёрное море с собой заберу.
Чтоб видеть в окошке своём без труда,
Как в нём виноградная зреет вода,
Чтоб щупальцы солнце тянуло, как спрут,
Чтоб в море, как в жидкий нырнуть изумруд,
А вечером – нет, не по гальке с песком —
По лунной дорожке пройтись босиком.
Я жить без него не смогу, я умру.
Что делать мне в городе летом в жару?
Что делать с душою и телом весь год
Вдали от любимых немыслимых вод?
Прикажете мне задыхаться в тоске
От жажды, как бешеный пёс на песке,
Спешить на вокзал, где кругом толкотня —
Ужель от него оторвёте меня?
Я жить без него не смогу, я в волну
Горячее сердце своё зашвырну.
Плыви, моё сердце, чтоб век не рвалась
Солёная, кровная, вечная связь!
О, Бабочка Зимы, мохнатый махаон,
Осыпал снег, взмахнув крылами, он —
И сразу мир открылся белый-белый…
Но помню изобилье изабеллы
У моря Чёрного. А, как меня хранил
Тот вечер цвета пролитых чернил.
О, черноглазие хмельной округи винной,
О, тёплый ливень, хлынувший лавиной.
Но заметает летней ночи сны
Крылом пушистым Бабочка Зимы.
Как сладок запах той поры минувшей!
Прожектор хищно щупал пляж уснувший.
А турки за морем? О, что там снилось им?..
Но Бабочка Зимы взмахнёт крылом своим,
За лесом белых пальм являясь перед взором,
Прильнёт к стеклу немыслимым узором.