О балы мои далекие!
Колокольца снежный звон!
Неопознанные локоны
В бликах елочных окон…
Зажигали свечи чистые…
Заполняли синевой…
Полонезами лучистыми
Плыли зимы над Невой.
И на санные излучины —
В запах милый, меховой —
Опускался кто-то мученный
С эфиопской головой…
И взлетали галки снежные
Из-под санного ножа!
И была метель мятежная
Оглушительно свежа!
Когда на клейкий подоконник
Зарю обронит глупый птах,
Когда пастух – сопливый конник
Промчится с гиком на устах
Я буду спать – башкой в тужурку,
В мышином сене и пыли…
Но в оловянную мазурку
Вхожу я с тёплой Натали…
И свечи светятся морозно!
И рыжий гений смотрит грозно!..
Ах, притча века – Натали!
Звенят браслеты грациозно,
И пахнут вольно и берёзно
Запястья сельские твои…
Светлело, а гусиное перо
Резвилось, как младенец неразумный,
И глаз косил безбожно и хитро
На этот мир – застенчивый, но шумный.
Пищала птаха, тихо зрел ранет,
Сварливый клён под окнами возился…
«Ужо тебе!» – воскликнул вдруг поэт,
И кулаком чернильным погрозился.
«Ужо тебе!» – и весело со лба
Смахнул волос воинственную смуту…
Не знала Русь, что вся её судьба
Решалась в эту самую минуту.
Слетают листья с Болдинского сада,
И свист синицы за душу берёт.
А в голубых глазах у Александра
Неяркое свечение берёз.
Суров арап великого Петра!
А внуку – только детские забавы…
Он засмеётся белыми зубами
Под лёгкий скрип гусиного пера.
«Ребятушки! Один у вас отец!..»
И на крыльце – Пугач в татарской бурке…
А на балах, в гранитном Петербурге
Позванивает шпорами Дантес…
На сотни верст глухой и гулкий лес…
Тебя, Россия, твой изгнанник пишет…
Вот он умолк… А, может быть, он слышит
Прощальный крик гусей из-под небес?!..
Она все ближе – тёплая зима,
Где выстрелы, как детские хлопушки,
Где в синий снег падёт руками Пушкин,
И из-под рук вдруг вырвется земля…
И Натали доложат: «Он убит».
Ей кто-то скажет: «Вы теперь свободны».
И с белых плеч сорвется мех соболий,
И медальон на шее задрожит.
Пробьётся луч весенний, золотой.
И будут бить на празднике из пушки.
И только под Михайловским, в церквушке,
Звонарь встревожит колокол литой…
Ну а пока – туманная пора.
Всё в липкой паутине бабье лето.
И небо – в голубых глазах поэта!
И нервный скрип гусиного пера…
Под чугунным небосводом,
Над крестьянским Чёрным бродом,
Где болотом пахнет муть,
Где ночами лезет жуть,
Над безвинной русской кровью,
Над захарканной любовью
Пушкин плачет у ольхи:
Жизни нет, а что – стихи?!..
Пушкин с Гоголем сидели,
Много пили, мало ели.
И, смакуя дым глотками,
Всё чадили чубуками.
Поболтать бы, да о чём? —
Лучше – ноги калачом.
Вдруг ощерился поэт:
Тридцать лет, а проку нет!
Недоступна мне пока
Глубь родного языка! —
По листу перо бежит,
Но – споткнётся, задрожит,
Что кораблик на волне…
Тайну чует в глубине!..
У Великого Хохла
Бровь к пробору поползла.
Усмехнулся? – вроде – нет.
Два кивка – и весь ответ.
Поболтать бы, да о чём?
Гоголь, вроде, не при чём.
Публикация Людмилы Осокиной (Влодовой)