Я открываю глаза в полумраке. Страха всё ещё нет, хотя безумие – погоня, спуск, река – сейчас кажется реальнее, чем всё, что меня окружает. Этот трип отличался от всего, что было со мной когда-либо. Он не разматывается ватой по моей реальности. Он плотный, насыщенный, слишком настоящий.
Я впервые сомневаюсь, какой из миров называть "реальностью".
Долго лежу, глядя в потолок, в немом ожидании, что меня снова накроет. Но этого не происходит.
Я оглядываюсь, удостовериться, что я именно там, где ожидаю. Моя квартира выглядит как обычно. Шторы плотно задёрнуты, около них стоит стул – ровно так, как я ставлю всегда. Горит всего один светильник – настольная лампа с абажуром, обычно я не выключаю её. Хотя теперь случаются сбои.
Всё выглядит как всегда, кроме одного. Я не помню, как всё это делала. Меня не было сутки?
Судорожно хватаю телефон, смотрю на часы и в тот же момент звонит будильник. Но я продолжаю пялиться на экран, ищу несоответствие, которое зудит на краю сознания. Проверяю входящие – последний звонок от Алии Вадимовны, тот самый, после которого меня не стало в этом мире. Я всё-таки успела взять трубку и что-то ответить. Я приехала на работу, я прожила целый день, о котором не осталось воспоминаний только у меня.
А потом я замечаю, за что именно неосознанно цеплялась. Дата.
Подскакиваю с постели, чувствую острый приступ тошноты. Голова тут же начинает кружиться, и я медленно сажусь назад. Захожу в календарь, потом снова во входящие, не в силах поверить. Но нет, везде дата одинакова.
Сейчас утро пятницы, меня не было три дня.
Такого не случалось…никогда.
Ладно, страх возвращается. Он лучше всего прочего доказывает мне, где настоящее. Если бы моё безумие было правдой… Ведь я отдала свой страх. Только за что? Где я оказалась?
В аду. Сейчас я в форменном аду. Я не представляю, как приду на работу, как буду говорить с людьми, смотреть им в глаза. Ведь все три дня я что-то делала и что-то говорила, но теперь это потеряно. Я потеряна. Меня спалят.
Можно делать вид, что всё в порядке, когда ты отсутствовала всего несколько часов. Можно понять по контексту, что ты успела натворить. Можно "влиться в поток". Но не три дня спустя!
Меня поймут, прочитают и упекут. Я помню, как закончила моя мать.
Бегу до ванной, корчусь над унитазом. Из меня выходит какая-то еда – значит, я ела, но уже не понять, что именно. Перед глазами только красная пелена из моего кошмара. Во рту пыль серой дороги, окованной с двух сторон скалой и обрывом. В ушах звенит.
Привести себя в порядок стоит титанических усилий. Я одеваюсь, расчёсываюсь, глотаю чай, заготовленный с вечера. Внутри дрожит каждый орган, меня всё ещё тошнит, даже приторно сладкий чай не помогает. Я собираюсь как на эшафот.
Я не распахиваю шторы. Каждый день этот маленький, неприятный ритуал позволяет мне примириться с наступившим днём. Так создаётся ощущение, что я впускаю его в свою жизнь не резко, по крупицам готовлю себя к вторжению мира извне.
Но сегодня это не поможет. Я буду не готова в любом случае.
Хватаюсь за ручку двери, и даю себе обещание. Если я переживу этот день, то снова наберу врачу. "Позвони мне, когда будешь готова говорить"– так она закончила нашу встречу.
Я готова! Я хочу кричать это – я готова! Готова!!
Меня припёрло к скале, и иного выхода не осталось. Если я хочу выжить, я должна бороться лучше. Я ведь хочу? Я должна хотеть.
Что-то новенькое для меня.
В лифте тошнота наконец-то отступает. К первому этажу я уже могу сохранять маску внешнего спокойствия. На работе эта маска будет решающей, без неё я пропаду окончательно.
Еду на транспорте в каком-то трансовом состоянии. Страх притупился, руки не дрожат. Люди вокруг кажутся нездешними созданиями, хотя на самом деле лишняя только я. Вихри больше не подхватывают и не несут в нужном направлении, сама выбираю знакомую дорогу.
Я даже шагов не считаю. Это действие тоже призвано меня успокоить, но какой в нём толк сейчас? Когда я могу пропасть не на час или два, а на дни, недели, месяцы. Навсегда.
Поднимаюсь на поверхность своей станции метро и замечаю вдали деревья в маленьком сквере. Их обсыпало золото наступившей осени. Краски такие яркие, что я на мгновение замираю, любуясь. Такое со мной тоже впервые со школы.
Моросит лёгкий дождь. Капли не падают, а будто кружат в воздухе вокруг меня. Танцуют – приходит неожиданная мысль, и я чувствую робкую улыбку на лице. Потом тычок в бок и чужое ворчание о считающих ворон девицах, застывших прямо на проходе.
Нет, не считаю шаги. Просто иду чуть медленнее, чем обычно. Чувствую аромат города – загазованный, асфальтный, кипящий. И одновременно мокрый, осенний, свежий. Почему-то думаю, что не хочу, чтобы этот октябрь стал моим последним. Сейчас – честно и искренне.
На проходной мне улыбается охранник. Совсем юный мальчик, щуплый, рыжий с веснушками, я вижу его впервые. И вдруг тоже улыбаюсь в ответ.
Пара случайных улыбок трескает мою маску. Она не сыпется, но уже не похожа на ту отстранённую, неловкую вежливость, которую я привыкла являть этому страшному миру. Должно быть, я окончательно двинулась. Я точно пропаду.
Третья дверь, захожу в кабинет медленно.
– Привет, – тут же встречает меня улыбка с порога. Максим.
Его улыбка другая, совсем не та, что только что вылетала из меня. Она хочет казаться дружелюбной, но я вижу усталость и синяки под глазами. Почему он всё равно мне улыбается, и что я успела натворить – мой немой вопрос не пробивается наружу. Надеюсь, он не читает по глазам.
– Алисочка, дорогая, наконец-то! – врывается Алия Вадимовна, и я не успеваю ответить. – Скажи, моя хорошая, ты успела вчера добавить к документам на тендер сертификаты, которые я тебе на почту отправила?
Под конец её тон становится требовательным. Прямо в куртке я замираю у входа и медленно, очень медленно поднимаю на неё глаза. Она стоит у своего стола, скидывая узкое красное пальто. Она пахнет духами и пудрой. Она ещё не смотрит на меня, но уже встала на след.
Она меня погубит?
Я не помню. Я не знаю. Я не была в этом мире…
Я должна что-то ответить.
– Конечно, – вдруг вырывается из меня. Достаточно спокойно, чтобы окружающие не заметили моего ужаса. Иду к своему столу на негнущихся ногах. Не представляю, что я буду делать, если это не так.
Но она продолжает как ни в чём не бывало, будто мой ответ ничего не значил.
– Нужно срочно отправить повторно, я раздобыла нам ещё один сертификат. На этот раз мы тендер не упустим!
Тендер. Тот самый, из-за которого офис гудит вторую неделю. Самая крупная поставка месяца, и сегодня последний день подачи документов. Я знаю эту историю, я могу представить, чем занималась эти три дня. Собирала бумаги, возможно, ездила на производство, договаривалась. Это не моя задача, но в цейтнот Алия Вадимовна иногда отправляет меня её выполнять.
Облегчение, которое волной окатывает тело, не описать словами. Вдруг осень за окном становится ещё ярче, насыщеннее, ароматнее. После дождя выглядывает солнце, и его лучи падают прямо на мой стол. Я кидаю куртку, падаю в кресло и дышу полной грудью. Моё спокойствие и моя улыбка настоящие.
Пока жду загрузки Винды, смотрю в окно и снова вижу деревья. Их ветви почти достают до стекла, и жёлтые листья играют лучами в крохотных каплях на ветру. Почему я никогда не замечала этого?
Потом я открываю таблицу, в которую вношу готовность бумаг к отправке и вижу, что действительно успела вчера всё сделать. Забираю с почты новый сертификат, внимательно вглядываюсь в текст.
Работаю. Работаю как обычно, но впервые получаю от этого настоящее удовольствие. Какая-то новая уверенность поселилась в груди. Пусть этот гость со мной ненадолго, но сегодня я не пропаду.
В обед я ем так много, будто все три дня голодала. И только после вспоминаю про утреннее обещание позвонить врачу. Пока решимость не покинула меня, беру телефон и набираю сообщение в мессенджере. Ответ приходит ещё до конца обеда – есть время на завтра.
Я тут же соглашаюсь. Я не даю себе шанса отступить.
Смахиваю пустые коробки в мусор и поднимаю глаза. Около моего стола стоит Максим, и серые глаза уже не выглядят такими усталыми. Они пристально изучают меня, на этот раз без улыбки, и я снова вспоминаю про скальпель.
На самом деле, черты его лица достаточно мягкие. Крупные, красивые, чёткие. Но только выражение его светлых глаз под чёрными ресницами наполняет их истинным смыслом. И отыскать его я не могу, сколько десятков укромных взглядов не брошу на его стол.
А вот так близко, получив себе всё его внимание – я ещё не пробовала. И лучше бы мне не стоило начинать.
– Ты не пользуешься соц сетями? – я не сразу понимаю суть его вопроса, потому что уплыла в собственных мыслях.
– Нет, – выдаю совсем тихо, чтобы нас никто не слышал. Но Никита погружён в свой телефон, азартно набирая сообщение и улыбаясь, а Алия Вадимовна куда-то вышла. Слушать нас некому.
– Странная Алиса, – он хмыкает, а я пугаюсь. Тратить столько времени и сил, чтобы выглядеть как все, а потом погореть на такой мелочи! Ну кто бы мог подумать, что коллеги начнут искать в интернете серую офисную мышку. – Странная Алиса, – повторяет он, будто смакуя это сочетание на языке, и слегка склоняет голову на бок. Чёрная прядь волос падает на лоб. – Я нашёл твою страницу в контакте, но ты не заходила уже много лет.
– Там очень шумно.
Сейчас я должна сделать усилие и выдать ту офисную улыбку – неловко, вежливо, отстранённо. Неуверенно и глупо, только так я смогу отогнать его от моего стола. Потому что в его глазах я вижу искру интереса, которая растёт от моих тихих, необдуманных слов. Эта искра способна сжечь меня, спалить мой дом и разрушить жалкое подобие "нормальной"жизни.
Я пытаюсь, но губы не поддаются. Смотрю на него как кролик на удава, и чувствую себя совершенно беспомощно. Жалею о той тысяче взглядов, украдкой брошенных за этот год. В отсутствии взаимности эта игра казалась безопасной. Просто очередной фантазией, обречённой на хранение в несуществующем чулане моей души, куда заколочен вход даже для меня самой. Максим никогда не смотрел на меня в ответ. Всё было стабильно.
– И где же ты находишь свой тихий уголок на просторах сети?
Нигде. Нигде не бывает тихо или безопасно для таких, как я.
Почему-то вспомнился Кролик. Должно быть, он уже давно забыл про меня.
Надо соврать что-то правдоподобное. И скучное.
– Прячусь в реале за закрытыми шторами.
Скальпель вскрывает меня, и наружу выливается правда. Надеюсь, она достаточно отталкивающая.
– Тогда придётся по старинке, – вот теперь он улыбается искренне, будто ждал от меня чего-то именно в таком духе. – Дашь свой личный номер?
Он говорит это так просто, так обыденно. Ведь люди постоянно обмениваются номерами, и не видят в этом трагедии. Этот жест ничего не значит в нормальном мире, ни к чему не обязывает. А я второй раз за день проваливаюсь в бездну из последнего кошмара, но теперь никто не поставит мою ногу на твёрдый выступ.
Он буквально не оставляет мне выбора. Его глаза продолжают вгрызаться в меня, и искра в них не гаснет. Я не могу придумать повода для отказа. Не могу дать ненастоящий номер. Не могу открыть рта, опасаясь сказать лишнее.
Беру первый попавшийся листок и пишу. Одиннадцать цифр моего личного пространства, куда я не пускаю никого. Просто? Обыденно? И смерти подобно.
Пишу и протягиваю Максиму, стараясь больше не смотреть в глаза.
На самой глубине души из чулана доносится стук моего сердца.
Он забирает бумажку, слегка касаясь меня тёплой ладонью, отчего стук ускоряется, а ритм становится рваный. Меня снова тошнит.
Я не работаю после обеда. Создаю видимость, но на самом деле просто вожу мышкой и щёлкаю по пустому рабочему столу. В голове пустота, которую заполняют только оранжевые краски осени за окном. Аритмия не проходит.
Добираюсь до дома без приключений, если не считать телефона. Теперь он пугает, прожигает карман и будто дрожит в напряжении вместе со мной. В ожидании звонка или сообщения, которое сотрёт мой хрупкий мир в труху.
Поэтому дома я соблюдаю все ритуалы с максимальной точностью, надеясь, что они принесут хоть каплю спокойствия. Включаю почти все светильники и морщусь от яркого света, залившего мою крохотную комнату. Ещё плотнее сдвигаю шторы, так и не распахнутые с утра. Варю попавшиеся под руку макароны, но не ем, так и оставляю в кастрюле, залив маслом. Включаю ситком, но смотрю на точку над монитором.
Засыпаю около десяти, накрыв телефон двумя подушками. Максим так и не звонит.
Елена:
Расскажите, как вы?
Алиса:
Почти не чувствую рук с утра. Они вроде есть, двигаются послушно, но как будто не мои…
Елена:
Как вам от этого? Тяжело? Страшно?
Алиса:
С утра у меня нет больше сил бояться. Я хожу как в тумане из последнего кошмара… Но я готова с вами работать. Я очень хочу выбраться.
Елена:
Хорошо. Тогда расскажите для начала об этом кошмаре. Сможете? Что там происходило и с чего началось?
Алиса:
Хорошо....
Я опаздывала на работу, когда всё началось. Потом я упала в красный туман, который пах кровью. Там было всё иначе… Не знаю, как объяснить словами. Но это не похоже на мои обычные галлюцинации. Оно было реальным, пугающим. И опасным. Да, я впервые чувствовала, что моей жизни угрожают, что я могу умереть в "ненастоящем мире". И я побежала потому что… Потому что не захотела умирать там. Я поняла, что никогда не сдавалась так легко, что боролась. И раз я всё ещё здесь – я боролась успешно, в меру сил. Я боролась? Звучит смешно. Может, я просто боюсь смерти гораздо сильнее, чем думала.
Елена:
То есть этот раз отличался от прошлых. Вы уже говорили, что бывают галлюцинации, в этот раз было по-другому. Как вы это поняли? Может по яркости красок вокруг?
Алиса:
Раньше трипы были больше похожи на сны, на сюрреализм. Я всегда могла отличить, где реальный мир… В реальном мире солнце не может стечь мне на подоконник, фрески не оживают и не уходят в горизонт навстречу трём лунам, стены не вырастают в горы до самых облаков за считанные мгновения. Люди не оборачиваются волками. Я всё понимаю, это невозможно, это мой бред…
А на этот раз что-то неуловимо изменилось. Картина была всё ещё невозможной, но как будто ожила.
А самое страшное – я впервые пробыла там дольше нескольких часов. Меня носило три дня. Значит – это возможно. Значит, я могу там пропасть и больше не вернуться "в себя".
Елена:
Это то, чего вы больше всего боитесь – потерять себя? Разве там вы перестаёте быть самой собой?
Алиса:
Потерять себя? Мне не кажется, что я у себя…есть.
Елена:
Можете рассказать какие мысли вам сейчас приходят в голову? Любые, даже если кажутся глупыми – часто именно в таких мыслях и скрываются самые важные для нас смыслы.
Алиса:
Что я – это набор кусков, которые никогда не собираются в полноценную личность. Есть нормы обычных людей, которым я должна соответствовать, чтобы продолжать пытаться жить среди них. Есть мои страхи, есть мои трипы. Есть слова, которые необходимо говорить, выражения лица, которые будут удобны для всех. Я не думаю о себе, я собираю куски пазла в человека, который способен делать вид, что живёт. А моё безумие мешает мне собираться.
Елена:
А что значит собираться для вас? И не является ли это самое безумие ещё одной частью, кусочком пазла? Я заметила, что вы говорите именно "моё безумие", значит, вероятно, оно и есть отчасти вы? Если представить себе пазл, который не собирается никак, то это бывает или потому что мы ставим кусочки куда-то не туда, или если какого-то кусочка или нескольких не хватает. А ещё бывает сложно собирать пазл, если перед нами нет картины того, что должно получиться. Или есть, но совсем от другого пазла. Тогда мы будем удивляться, отчего у нас выходит совсем не похоже на эту картину, когда оно совсем и не должно быть похоже. Как думаете, почему в таком случае ваш пазл не собирается?
Алиса:
Думаете, я собираю не свой пазл? А какая я сама, как это должно выглядеть? Честно, мне никогда не приходилось думать об этом… Все усилия уходят на то, чтобы выглядеть нормальной и не вызывать к себе интерес других людей.
Я была уверена, что безумие порождается мной, но является ли это моим куском?? Если так, то я бы хотела от него избавиться.
Болезнь всегда казалась мне препятствием, с которым приходится жить, если существование в постоянном страхе перед новым приступом можно назвать жизнью.
…
В своих приступах я не могу ничего контролировать. Как, впрочем, во всей остальной жизни.
Елена:
Свои ли пазл вы собираете или чей-то чужой – можно понять только самому. Так же, как и понять, ваш ли конкретно этот кусочек или откуда-то ещё. Вопреки расхожему мнению психологи не могут залезть никому в голову и дать точный ответ. Но я могу наблюдать и делиться с вами этими наблюдениями, направлять и поддерживать.
Давайте попробуем разобраться, будем действовать по той же логике собирания пазлов, и поищем кусочек, с которого начнем. Я понимаю, что в обычной жизни вам тяжело уделить этому время и силы, поэтому давайте делать это на наших с вами встречах, с моей поддержкой.
Вы говорите о страхах и отсутствии контроля. Может, здесь мы найдём первую деталь пазла? Подумайте, хоть что-то же вы контролируете? Даже в трипах? Например, куда направить взгляд? Или открыть-закрыть глаза?
Алиса:
Да, я контролирую глаза. Руки, ноги, жесты, всю себя, когда я в трипе. Я могу выбирать, что мне делать и куда идти.
Елена:
Я думаю, это уже довольно много. Представьте, что вот этот контроль уже ваш. Можете вообразить его в виде пазла и представить, как кладёте на воображаемый стол, где будете собирать свою картину?
Алиса:
Хорошо. Я кладу его на стол. Кусочек маленький, а пазл огромный, из сотен деталей. Кажется, у меня есть ещё несколько, но они не стыкуются между собой. Я не уверена, что они из одного набора…
Елена:
Даже один кусочек уже хорошее начало. Возможно эти детали и правда из разных наборов. Или просто пока им не нашлось места, пока не хватает тех частей, к которым их можно прикрепить. Прислушайтесь к своим ощущениям от них, эти детали ваши или чьи-то чужие?
Алиса:
В первую секунду мне хочется сказать, что чужие… Но я просто не знаю себя? Никогда не вглядывалась, никогда не думала, что это может пригодиться. Эти детали – то, что я леплю на себя. Без разбору, без системы – это мой способ выживать. Получается, они как мои костыли, вот только я тогда неходячая.
Елена:
Разве? Ведь костыли нужны и тем, например, кто сломал ногу и временно не может ходить. Или тем, кто долго не ходил, возможно, передвигался на коляске, но вот начинает заново учиться ходить. Разница только в том, ходить ли на костылях всё время, или, когда будете готовы, заменить их сначала на трость, а уже потом и вовсе пойти самостоятельно. Мне кажется, если вы захотите по-настоящему, то со временем сможете ходить сами. Просто не стоит требовать от себя мгновенного результата. Вы довольно хорошо научились пользоваться костылями, а кто-то на вашем месте просто лежал бы в постели, не пытаясь встать. А вы каждый день встаёте и двигаетесь, идёте по будням на работу, несмотря на все сложности. Мне это видится волевым поступком, достойным уважения.
Алиса:
…
Елена:
Вижу вы поняли мою мысль. Вы уже задумывались о чем-то подобном?
Алиса:
Раньше мне казалось, что я плыву по течению и захлёбываюсь. Но в последнем кошмаре я поняла, что всё ещё быть на плаву уже результат.
Елена:
Да, это действительно так. Мне кажется, это понимание – ваш большой шаг к себе. Может быть, этот кошмар и нужен был для того, чтобы вы пришли к этому пониманию? Возможно, вы уже начали двигаться к себе ещё задолго до кошмара, может быть, поэтому и оказались в нём? Знаете, путь к себе настоящему не бывает простым. Как в народных сказках, когда герой преодолевает препятствия, ищет царевну или иглу Кощея. И если он проходит все трудности – обязательно достигает цели. Вы бы хотели найти себя?
Алиса:
Я никогда не думала об этом раньше. Найти себя в потоке безумия не казалось целью, когда я старалась только выжить и оставаться за пределами стен различных учреждений… Не знаю, мне сложно сейчас ответить на этот вопрос. Я хочу отдохнуть от нескончаемого страха. Хочу попробовать, как это – жить обычно, раз уж я не готова умирать.
Елена:
Тогда предлагаю вам побыть с этой мыслью, возможно, ответ сам придет к вам в какой-то момент. В конце концов, найти себя, собрать по кусочкам – тоже во многом способ справляться со страхами. Страх растет и захватывает человека, когда нет опоры, нет ориентиров и вокруг неизвестность. А опора, найденная внутри, в самом человеке, гораздо прочнее и устойчивей любых других.