Ну, а дальше всё пошло своим чередом. Занятия, то есть lessons, «What is your name?», «How are you?» и все такое прочее.
Сказать по правде, уровень английского у капитана был ниже всех. С чтением еще куда ни шло. Ну, этакий русский вариант английского. Даже без какого-то намека на изящную английскую кашу во рту. Впрочем, Петровича это ничуть не смущало. Старый он, чтобы чересчур усердно играть в другую жизнь и коверкать привычную ему речь. Потому говорил так, как ему было удобно.
Ана слух он вообще не понимал и половины того, что звучало, а то и больше.
Говорят: «Аnd now – listen», типа: «А сейчас – слушаем», а он решает, что конец лекции «end of lesson» и сейчас перерыв на обед. Встает и собирается идти подышать свежим воздухом. Народ говорит про медведя, про «bear», а он выруливает на пиво, на «beer». И так постоянно. Но капитана это вроде как не смущало. Сам смеялся в числе первых.
Он вообще все время попадал в дурацкие ситуации из-за того, что был словно с далекой планеты. Вот, например, у него спрашивают про самое интересное путешествие или запомнившегося человека, и он начинает вспоминать, как это было на самом деле. Время идет, а он мысли и слова подобрать не может. Народ уже хихикает вокруг, а он все думает. И в итоге выдает что-то из разряда «fool emotions». Типа собор какой-то красивый посетил, или человека какого-то стоящего встретил. Много ли таких людей вокруг, а он вспоминал. Не знает, что тут не надо правду говорить, нутро выворачивать. Тут надо бойко на вопрос ответить и на экзамене оттарабанить. А что у тебя на самом деле – никому здесь неважно. Мак об этом знал ещё с первых английских уроков. Главное, чтобы уверенно и бойко. И за соотечественника ему, как всегда, было стыдно.
Молодежь из группы всё больше и больше начала подсмеиваться над стариком. А для них-то он – действительно старик. И каждый, кому за тридцать. Маку было из-за этого неловко, но уж не настолько, чтобы как-то влезать. Хоть и соотечественник, так ведь все равно не его это дело. А может, и тем более, что соотечественник. Сам ведь сюда приехал этот капитан. Понимал, куда едет. В его-то возрасте.
Так рассуждал Мак и в конце концов убедил себя, что не его это дело. Держался сам по себе и чуть иронично улыбался в адрес тезки.
А тут ещё эти братья-славяне любили подбрасывать огонька на отвлеченные темы. Вот учитель задает какой-нибудь вопрос, типа как вы свободное время проводите, а они хихикают и чего-то там говорить начинают. Английский у них тоже еще тот, но трындят что-то про коммунизм, социализм, капитализм, оккупацию. И на Мака с Петровичем поглядывают, словно они вместе за все эти «измы» отвечают.
«Видать, от этого нам никогда не отделаться», – с раздражением подумал Мак. Он, конечно, любую оккупацию и сам осуждал, но отчего-то всё это ему было неприятно. При чем тут он и оккупация?
У Петровича были другие мысли. Ему было не до отвлеченных рассуждений. Он все про этот английский думал, и понял, что это – та ещё засада.
Это ж какую надо иметь историю нации, чтобы так запутать всех во временах, намерениях и условиях. Там, где у всех настоящее, прошедшее и будущее, у них – настоящее как настоящее, прошедшее в процессе или будущее не пойми какое. Идеальный вариант, чтобы замести следы и скрыть свои планы. Но ведь как-то же эти британцы живут со своим языком. И живут-то вроде неплохо. И оттого английский раздражал его ещё больше.
– Они же мыслят клише! – возмущался он в пустоту. – Такие иероглифы как целое предложение! В Китае и то, наверное, проще. Вот у нас – «однажды». А у них – «once upon a time». Четыре слова, каждое из которых по отдельности означает что-то свое! А вместе ни с того ни с сего – «однажды». Как говорится, suddenly. Или даже не «однажды», а «давным-давно». В каждом словаре – по-своему. Вот и думают они корпускулами. А по отдельности не понимают. Мозги у них так устроены! Зажаты они больно!
Так рассуждал Петрович каждый вечер после занятий. Хотя и сам понимал, что еще непонятно, кто более зажат – они или он. А впрочем, из-за филологии он особо переживать не собирался. В конце концов, каждый имеет право на свой английский. Тем более что были у него здесь дела и поважнее.
В канун уикэнда, выйдя после занятий на свежий британский воздух, Петрович вздохнул полной грудью. Еще не было темно, но вечерняя прохлада уже несла облегчение после жаркого летнего дня. Дневная суета растворялась в преддверии конца недели, и Петрович подумал, что в Англии все-таки хорошо. Даже несмотря на их язык. Вот прям хорошо. И самое главное, что об этом он знал, кажется, всегда.
Ещё в десять лет, когда пионером собирал макулатуру, а уже тогда старшеклассники ему строго говорили, что если он увидит журналы «Америка» или «Англия», чтобы сразу отдавал им! И довольно противно при этом смеялись. Такая вот дедовщина. А он к этой задаче тогда отнёсся серьезно, выискивал эти журналы в море печатной продукции. Но кто ж их будет сдавать? Это ж «Англия». На переработку такое не отправишь.
Журналы тогда он так и не нашел, но чувство замирания от возможной встречи с далекими мирами осталось. Потом, в подростковом возрасте, пришло увлечение роком. Следом за старшими слушали Queen и группы того времени. Город-то был портовый. Джинсы, пластинки, супербазука, фарцовка, магазины «Альбатрос» – все это вместе ещё больше укрепило его в загадочной любви к Туманному Альбиону. Да и какой русский не будет все это любить? Запретный плод ведь всегда сладок.
Лет в семнадцать решил создать свою рок-группу. Тогда их все создавали. Назвал «Ролл-романс». Нотной грамоты он, конечно, не знал, в музыкальную школу не ходил. Поэтому сел за ударные. Палочками можно и без грамоты махать. Плюс у него за плечами всё-таки была пара лет пионерского барабана. Те марши он запомнил на всю жизнь.
Кем был, кем был старый барабанщик?
Чем был, чем был старый барабан?
Уже в тот рок-период он осознал муки творчества. Надо же было чего-то петь, найти свой образ, манеру. А с этим всегда непросто.
Чей-то отец привез из моря журнал «Рок-сайленс». Это сейчас он понимает весь оксюморон, заложенный в названии. А тогда они его зачитали до дыр. Тут стало понятно, что под битлов или квинов играли все. Но это был не их путь.
В конце концов, после споров и бурных обсуждений в качестве образца для подражания остановились на группе «Блэк мэг». Играли они зажигательно и уверенно. В их лучах даже Петрович в его семнадцать лет из неуверенного подростка превращался в вполне себе самодостаточную личность с отрешенном взглядом и барабанными палочками в руках. Такое не забывается. И вот теперь он хотел найти тот самый паб, где начинали эти самые «Блэк мэг».