Я бежал так быстро, как только мог, чтобы завершить первый этап отбора в академию. Легкие надрывно сжимались, изо рта вырывался пар, январский холод обжигал губы и горло, но скорости я не сбавлял. Я не имел права облажаться, потому что жизненно важно было успешное и последовательное прохождение всех трех этапов отбора. Только если я справлюсь сегодня, меня допустят ко второму этапу в апреле – личному собеседованию с начальником полиции. А там ему решать, захочет ли он оценить меня на третьем этапе – июльских соревнованиях по гребле среди школьников Любека.
Под ногу попался камешек, подошва кроссовка соскочила с него, нога слегка подвернулась в щиколотке. На долю секунды я выбился из ритма. Ладони вспотели, я вытер их о шорты, сжал в кулаки и прибавил газу. Не позволю, чтобы какой-то камень встал у меня на пути. После четырехчасового письменного теста на логику, память и концентрацию всех кандидатов выгнали на стадион, где мы должны были преодолеть дистанцию в пять километров не больше чем за двадцать восемь минут. Бегая по кварталу, я укладывался в двадцать пять и тут не ударю в грязь лицом.
Из ста человек тридцать к середине забега выбыли из гонки и, согнувшись пополам, сидели на краю поля. На первом этапе всегда отсеивалась минимум треть. Сжав зубы и стараясь не обращать внимания на горящие мышцы ног, я прибавил темпа. Посмотрел на финишную черту и встретился взглядом с Майком. Он ждал меня, скрестив руки на груди и хмурясь. Я еще поднажал, сцепив зубы. Справа под ребрами закололо иголками. Черт. Стараясь дышать ровнее, я перевел взгляд на полицейского с секундомером в руке.
Какой-то парень, худой, похожий на палку, обогнал меня, и паника сжала сердце. Разум напомнил, что мы бегаем по кругу, каждый в своем темпе, но страх упустить единственный шанс на нормальное будущее оказался сильнее. Я собрал оставшиеся силы и вложил их в последние метры. Перед глазами замелькали черные точки.
– Стоп! – окрикнул меня Майк, когда я пересек финишную черту.
Я рухнул на колени. Уперся ладонями в холодную землю. Завалившись сначала на бок, перекатился на спину. Раскинул руки и ноги в стороны.
Майк подошел и навис надо мной.
– Какого хрена ты тут устроил? – грозно спросил он, уперев руки в бока.
Что я натворил на этот раз? Холодная паника новой волной накрыла меня, парализовала дыхание. Я вскочил на ноги и чуть не рухнул. Пошатнулся, но Майк успел подхватить меня под локоть.
– Никто не просил тебя устанавливать новый мировой рекорд.
Я разинул рот.
– Семнадцать минут, Ник. Вместо того, чтобы с умом расходовать силы, ты носился здесь, будто за тобой гоняется рой пчел и жалит в жопу.
Несмотря на его грубые слова, радость забурлила во мне. Я и правда был не так далек от мирового рекорда. Всего-то пять минут.
– Поздравляю, – уже более мягко добавил Майк.
Мы отметили завершение первого этапа отбора в небольшом ресторанчике «У Франца» рядом с полицейским участком, куда редко заглядывали посетители в штатском. Давным-давно я приходил сюда с отцом после его смены. Он пил пиво, я – яблочный сок, разбавленный газированной водой. Все восемь столиков стояли так близко друг к другу, что мне удавалось подслушать даже те истории папиных коллег, которые явно не предназначались для детских ушей. Они были похлеще любого триллера, которые мать запрещала мне смотреть. Именно тогда во мне зародилось желание стать полицейским и с такой же бравадой рассказывать своим коллегам о раскрытых преступлениях. Быть умным, сильным, непобедимым. Смерть отца не ослабила это желание, наоборот, мне еще сильнее захотелось стать одним из них, заполнить брешь, которая образовалась в их рядах.
Сегодня я сидел здесь вместе с Майком, ел жирный шницель и смотрел на темные стены, увешанные фотографиями полицейских, среди которых был и снимок моего отца.
– Отличный результат, Ник! – Фредерик похлопал меня по плечу, задержавшись рядом с нашим столиком. – Ты всем утер нос!
– Ах, это было проще простого, – беззаботно отмахнулся я, хотя ноги все еще гудели от напряжения.
На душе стало приятно. Все в полицейском участке знали меня по имени и искренне радовались моим победам.
– Хватит трепаться, давай ешь, – хмыкнул Майк, а потом уже серьезно добавил. – Через месяц собеседование с Линднером. Надо его пройти.
– Сам знаю, – ощетинился я. – Может, мы с тобой порепетируем?
– Я тебе что, актриса какая-то? Запомни одну вещь – будь собой. Начальник сразу чувствует, когда юлят.
– Будь собой? – опешил я. – Что это за совет?
Мне нужно быть лучше! Иначе ни третьего этапа, ни специальной спортивной программы, ни клиники для мамы.
– Это единственный совет, который тебе поможет, – подвел итог Майк.
Когда мы попрощались, я сразу отправился в спортзал. И только после тренировки впервые за день посмотрел на телефон. У меня набралось три пропущенных вызова и одно сообщение от Йоханна.
Йоханн: Я жду тебя.
Черт, из-за отбора я совсем забыл, что сегодня пятница, и мы договаривались встретиться, чтобы пройти следующую миссию.
Ник: Давай в другой раз.
Йоханн: Чувак! Тебе вскружили голову мажоры в гимназии?
Ник: Нет. Мне нужно тренироваться.
Йоханн: Спорт твой никуда не денется. А вот я без тебя с армией орков не справлюсь.
Вот засранец. Знал, что был моим единственным другом и нагло пользовался этим.
– Мочи орков! – заорал Йоханн.
Он со всей дури нажимал по кнопкам контроллера. Я не отставал и рубил серых тварей, которые со всех сторон окружали нас. Хоть это была всего лишь компьютерная игра, уровень адреналина зашкаливал. Я старался не моргать и едва дышал.
– Прикрой меня слева! – крикнул я, но было поздно.
Контроллер от приставки завибрировал в руках, когда генерал вражеской армии насмерть пронзил копьем моего мага. Вот зараза.
– Ник! – взвыл Йоханн. – Твою налево! Как я должен заканчивать миссию без тебя?
Раздался стук в дверь. Неужели мы разбудили родителей? Комната, в которой мы играли ночами, находилась в подвале их дома и вроде имела неплохую звукоизоляцию. Родители Йоханна оборудовали ее, когда в младшей школе он решил стать барабанщиком. Ударные давно пылились в углу, зато мы быстро нашли этому месту другое применение.
– Открыто! – крикнул Йоханн, продолжая лупить по контроллеру.
Когда пару секунд спустя ничего не произошло, я кинул свой контроллер на диван и поспешил распахнуть дверь, хотя мышцы от усталости свело и приходилось заставлять себя передвигать ноги. Таня, мама Йоханна, стояла на пороге. Это была невысокая полноватая женщина с мягкими чертами лица. Она неизменно улыбалась, много болтала на забавной смеси немецкого и русского и при любой возможности старалась всех накормить. Вот и сейчас она держала в руках огромный поднос, а на нем громоздились бутерброды и четыре бутылки с лимонадом.
– Я еду принесла, – сказала она с сильным русским акцентом.
Я забрал у нее тяжеленный поднос и отошел в сторону, пропуская в комнату, но она так и осталась стоять на пороге.
– Ага, – отозвался Йоханн, не оборачиваясь.
Битва на экране телевизора подходила к своей кульминации. Орки падали штабелями, а шкала жизни мага Йоханна таяла на глазах. Друг напряженно высунул кончик языка и весь скорчился над контроллером.
– Спасибо вам, – сказал я, снова поворачиваясь к Тане.
Она выглядела сонной. Еще бы, на часах давно перевалило за полночь. Ее темные волосы были плотно накручены на бигуди, а из-под синего халата выглядывала оранжевая пижама. Не удивлюсь, если она специально вылезла из кровати, чтобы сделать нам бутерброды.
Почему Йоханну так повезло с матерью? Зависть плотным кольцом сдавила грудь.
– Не засиживайтесь допоздна, – попросила Таня, хотя мы втроем знали, что в этой просьбе нет никакого смысла – мы с Йоханном будет резаться до тех пор, пока не отключимся прямо тут, на диване.
– Мам, мы не маленькие, – нетерпеливо сказал этот кретин.
– Для родителей вы навсегда останется детьми, – с улыбкой возразила она и оставила нас одних, закрыв дверь в комнату.
Проходя мимо Йоханна, я специально наступил ему на ногу.
– Эй! – отпрыгнул он в сторону, но глаз от телевизора не отвел. Везучий засранец.
Дожидаясь, пока друг окончательно проиграет, я лопал бутерброды и в сотый раз проверял аккаунты Луизы в социальных сетях. Почему-то после того, как она на литературе зачитала свое определение любви, я не мог перестать думать о ней. Столько в ее словах было тоски. Причем очень понятной мне тоски – так я тосковал по отцу и по матери. Может, по матери даже больше, потому что она все еще была здесь.
На странице Луизы не было ни одного нового поста с прошлого Рождества, хотя раньше она как минимум раз в день постила новые фотографии. Вот она дурачится и делает вид, что облизывает щеку какой-то смеющейся блондинки, вот танцует на Хэллоуине в наряде развратной медсестры, вот гуляет по берегу моря в платье, похожем на тельняшку. Ее задницу и ноги я мог разглядывать часами. Иногда на фотографиях проскакивал Патрик из нашего класса, но я ни разу не видел их вместе в школе и не понимал, что именно их связывало.
Раньше Луиза была яркой, живой, сумасбродной – такой она мне нравилась гораздо больше, чем сейчас.
В двадцать минут пятого я протер глаза и поднялся с дивана. Йоханн отрубился около часа назад, я умудрился подремать около получаса и проснулся без будильника. Голова гудела, и я до хруста в шейных позвонках покрутил ей и потер затекшие мышцы плеч. Стараясь не шуметь, я прокрался на цыпочках по лестнице на первый этаж и вышел на студеный воздух. На седле велосипеда образовался иней. Я стер его рукавом куртки и поехал на работу в кофейню.
Ветер хлестал меня по щекам и трепал волосы. Через сорок минут я остановился перед кофейней, защелкнул замок на велосипеде и вытащил увесистую связку ключей. Холодный, промозглый ветер с реки Траве и темень вокруг мешали мне открыть стеклянную дверь – пальцы дрожали, а глаза не видели замочную скважину. Наконец справившись, я заскочил внутрь. Над моей головой зазвенел колокольчик. Я щелкнул выключателем, и теплый желтый свет залил небольшое помещение. Включил кофемашину, которая нетерпеливо зашипела, и огромную печь.
Перед дверью остановился грузовик, и я вышел на улицу, ежась на промозглом ветру.
– Привет, Марк, – окрикнул я плотного мужика. Тот уже вовсю выгружал на тротуар ящики с полуфабрикатами, которые мне предстояло запечь.
– Привет! Держи! – Он всучил мне красный ящик, доверху набитый круассанами.
В половине седьмого в кофейню ворвалась семья с гурьбой маленьких детей – я даже не мог сосчитать, сколько их было. Отец купил столько хлеба и булочек, что они явно собирались провести как минимум год в открытом море. Это было и моей мечтой. Не сейчас, конечно, а лет через десять-пятнадцать. Я мечтал купить яхту и в любой момент выходить в море. Я мечтал быть самому себе хозяином. Стоять под парусом и прислушиваться только к природе.
Около десяти утра над дверью в сотый раз зазвенел колокольчик. Я поднял взгляд и обомлел. Прямо передо мной, закутанная в тридцать три одежки, стояла Луиза.