Завтра меня ждал первый день в новой школе. Майк настоял, чтобы я подождал неделю и дал синякам сойти. Распугивать учителей и одноклассников разбитой мордой было, по его мнению, так себе затеей. Я вернулся домой лишь в одиннадцать вечера, откатав положенные два часа на гребном тренажере. Зимой, пока погода не позволяла плавать на лодке, приходилось тренироваться в районном спортивном клубе, где месячный взнос в пять евро мне был по карману. Старый гребной тренажер противно скрипел, но мне нужно было поддерживать форму до начала нового сезона. И как можно позже возвращаться домой. Я никогда не знал, что меня там ждет: смертельная тишина или пьяная вечеринка.
От усталости я еле волочил за собой спортивную сумку. В коридоре было темно и тихо. Я кинул сумку на пол и прошлепал на кухню, где горел свет. Мать отрубилась, сидя на стуле и уткнувшись лбом в стол. Руки плетьми свисали вдоль тела. Темные волосы до плеч с седыми прядками напоминали прошлогоднее гнездо дрозда. Маме бы в парикмахерскую сходить… Когда отец был жив, она следила за собой, была настоящей красоткой. Его сослуживцы провожали ее голодными взглядами. Сейчас же в замызганных легинсах и растянутой кофте она выглядела жалкой.
– Мам. – Я потрепал ее за плечо. – Мам, иди в кровать.
Она всхрапнула, но не проснулась. На столе стояла опустевшая бутылка виски и один стакан. Как бы эгоистично это ни звучало, но я радовался, когда она пила в одиночестве, потому что никто не буянил в квартире, и мне удавалось выспаться.
– Мам, – тщетно повторил я.
Убрал виски в шкаф и ополоснул стакан. В самом начале я выливал любое пойло в раковину, но потом смирился. Мать все равно пойдет и купит новую бутылку, а тут экономия.
Я подхватил маму на руки. Она была тяжелой, бесформенной, похожей на раненую касатку, выброшенную на берег. Она даже дышала с трудом, будто погибала под тяжестью собственного горя. Крепче прижав ее к груди, я осторожно отнес ее в спальню и уложил в кровать. Укутал одеялом, убрал волосы с лица. Она повернулась на бок, обняла подушку и осипшим голосом прошептала:
– Ох, Лиам…
Меня точно под дых ударили. Прошло два года, а мама продолжала цепляться за отца. Черт, да когда же это закончится? Я попятился, вышел из спальни, схватил рюкзак и куртку, выбежал из квартиры, вниз по лестнице, запрыгнул на велосипед и помчался как можно дальше от дома, где не было ничего, кроме горя.
Ночь я провел в гавани, где река Траве впадала в Балтику. Там находилась маленькая кофейня «Морской волк», в которой я подрабатывал вот уже около полугода, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. В старой школе я прогуливал первые уроки, чтобы отработать нужное количество часов, но со следующей недели я уговорил шефа перекинуть меня на выходные.
Моя смена начиналась в пять утра, поэтому шеф после испытательного срока выдал мне ключ от кофейни. Уверен, Ханс бы тут же уволил меня, если бы узнал, что я иногда ночую в кофейне, но деваться мне было некуда. Чем меньше людей знало о моих проблемах, тем лучше.
Сварив себе кофе, я составил кресла и устроился перед панорамным окном. Мачты яхты мерно покачивались в бледном свете луны и напоминали о том времени, когда у меня была счастливая семья. Каждый год мы с родителями ездили на Кильскую регату. От Любека до Киля за сорок минут добирались на машине, а там папа брал напрокат парусную лодку, и мы присоединялись к сотням кораблей и яхт, участвовавших в «Параде старых посудин». Причем некоторые из них были не просто старыми, а по-настоящему древними – сто лет и больше. Я таращился на них во все глаза и мечтал стать лихим яхтсменом.
Как же мне не хватало отца…
В Старую гимназию я приехал к половине восьмого. Вообще пунктуальностью я не отличался, когда дело касалось школы, но Майк с меня бы три шкуры содрал, если бы узнал, что я опоздал в первый день. Небо уже начало светлеть, но основным источником света все еще оставались кованые фонари вдоль улицы.
Я защелкнул замок на велосипеде и прошел мимо парковки, на которой красовались тачки одна круче другой. Все блестящие, новехонькие, будто только сошедшие с конвейера. Чьи дети здесь учились? Еще неделю назад я бы ни за что не поверил, что окажусь среди этих снобов. Мне было не по себе, ведь я был здесь чужим, но мысль о лучшей в городе лодочной станции и заветном аттестате заставила меня зайти внутрь.
В фойе, поймав за шиворот первого попавшегося паренька, я узнал, где находится секретариат. Там меня уже ждала помощница директора, женщина лет сорока пяти в длинном зеленом платье, напоминавшая гусеницу.
– Вот расписание уроков, – сказала она, протягивая лист. – Пойдем, я покажу тебе твой шкафчик.
В коридоре школьники пялились на меня, как на животное в зоопарке. Все такие прилизанные, в модных шмотках, с зажравшимися рожами. Их взгляды… Они будто говорили: «Ты нам неровня». Захотелось спрятаться под курткой, но вместо этого я поступил так, как привык: расправил плечи и выставил вперед подбородок, а лицо сделал таким каменным, что даже Майк мне бы позавидовал. Если никто не знает, что творится у меня в душе, то никто не сможет задеть.
Красные шкафчики не имели ни металлических проплешин, ни горбатых дверок. В этой школе явно учились сплошные ботаники, а не такие хулиганы, как я, которым дай волю, и они тут же разгромят все, что попадется им под руку.
Гусеница остановилась рядом с одним из шкафчиков, ввела код, состоящий из четырех нулей, и на прощанье сказала:
– Удачи тебе. Надеюсь, ты найдешь в этой школе то, что ищешь.
Я уставился ей вслед, не совсем понимая, что она имела в виду. Я искал аттестат и хорошее оборудование для гребли. Больше мне ничего не нужно.
Кто-то с испуганным вдохом остановился прямо у меня за спиной. Я резко обернулся и вперился взглядом в девчонку. Она едва дотягивала мне до плеча, хотя вроде была моей ровесницей. Длинные густые каштановые волосы обрамляли бледное лицо, на котором сверкали огромные карие глаза. Под белой толстовкой пряталась небольшая грудь, зато голубые джинсы аппетитно обтягивали бедра. Именно такие, как я любил: округлые, женственные, их приятно обхватывать ладонями, впиваясь пальцами в ягодицы… Я уже собирался улыбнуться девчонке своей самой обворожительной улыбкой, но, вновь встретившись с ее шокированным взглядом, выбросил эту идею из головы.
– Я могу тебе как-то помочь? – спросил я.
В ответ она отрицательно замотала головой, закусив нижнюю губу. Я проследил за ее взглядом – она рассматривала что-то внутри моего шкафчика.
– Ты что-то потеряла?
– Что ты здесь делаешь? – ответила она вопросом на вопрос.
Голос у нее был нежный.
– Здесь – в этой школе? Или на планете Земля?
Она вновь замотала головой.
– Кто дал тебе код от шкафчика?
– Помощница директора, – протянул я. – Ты задаешь странные вопросы.
Она никак не отреагировала на мой ответ, продолжая вглядываться в шкафчик.
– Внутри что-то было, когда ты его открыл?
– Нет… Он твой, что ли? Слушай, если в секретариате что-то перепутали, так и скажи. Мне не нужны проблемы.
– Как быстро они… – пробормотала она.
Ее глаза увлажнились, и вдруг она сорвалась с места и бросилась бежать по коридору. Розовый рюкзак подпрыгивал в такт на ее спине. Чокнутая.
Я захлопнул шкафчик и отправился на первый урок, которым, к моему несчастью, оказалась литература. Скукота. Последним зашел в класс сразу после звонка. Знал, что меня все равно вызовут к доске, чтобы представить одноклассникам, и не торопился. Однажды я уже менял школу в середине учебного года и прекрасно помнил, как мучительно чувствовать на себе любопытные взгляды: «За что тебя выкинули из предыдущей школы?» Нет уж, лучше сразу у доски остаться.
Учительница, милейшая старушенция в блузке, украшенной рюшками, и в юбке с цветочным принтом из какого-то позапрошлого века уже ждала меня. Я сделал глубокий вдох и расправил плечи. Пусть все знают: я никого не боюсь.
– Никлас Райнхард, верно? – с легкой хрипотцой в голосе обратилась ко мне старушенция.
Если расписание уроков не обманывало, то ее звали фрау Вайс и она была моей новой классной руководительницей. Она подошла удивительно проворно в свои лет сто, взяла меня под локоть цепкими пальцами и подтолкнула к проходу между партами.
– Ребята, это ваш новый одноклассник. А ты проходи скорее. Мы теряем драгоценное время. Сегодня разбираем пьесу «Коварство и любовь» Фридриха Шиллера. Это восторг!
Мысленно я уронил и поспешно подобрал челюсть с пола. А где допрос с пристрастием у доски на глазах у всего класса? Рассказывать, кто такой, откуда, почему перевелся? Совершенно растерявшись, я сделал шаг вперед, выискивая свободное место. Первым в глаза бросился парень, который, наверное, все зимние каникулы провел в солярии. А потом я заметил ее, ту самую девчонку, с которой столкнулся в коридоре. Она смотрела на меня, растерянно приоткрыв рот. У нее были полные чувственные губы, какие хочется целовать и прикусывать зубами. Девочка была явно ненормальной, но очень симпатичной и сидела за партой в гордом одиночестве. Все еще удерживая ее взгляд, я сел на свободный стул рядом и протянул руку.
– Никлас. Но ты можешь называть меня Ник.
– Луиза. Лу, – прошептала она, перевела взгляд на протянутую руку, так и не дотронулась до меня, опустила глаза и вдруг метнулась вперед, закрывая ладонью какой-то рисунок на столешнице.
Засунув руки в карманы джинсов, я откинулся назад и принялся балансировать на задних ножках стула, рассматривая девчонку со спины. Каштановые локоны достигали почти узкой талии. Нет, она была не просто симпатичной, она была соблазнительной. Ее так и хотелось обхватить руками под ягодицы и усадить себе на колени. Тем временем фрау Вайс с неприкрытым восторгом рассказывала о пьесе Шиллера. Там шла речь о дворянине и мещанке, которые искренне любили друг друга, но оказались разделены из-за интриг, а в конце, измученные ревностью и хладнокровными манипуляциями, умерли. Боже, какая ж хрень. Я неодобрительно фыркнул, качая головой.
– Я так понимаю, вы не согласны со мной, Никлас? – тут же с вызовом спросила старушенция, окидывая меня пронзительным взглядом поверх очков.
Кажется, до первого выговора в новой школе я продержался рекордные тридцать пять минут. Майк оторвет мне голову. Какой же я идиот, обещал же, что буду вести себя тихо! Закрыв глаза, я сосчитал до трех и вновь посмотрел на фрау Вайс, и только теперь заметил, что несмотря на требовательный тон, рассерженной она не выглядела. Она заинтересованно приподняла брови, как будто на самом деле хотела узнать мое мнение. Мое. Мнение. Про какую-то пьесу. Насмешила. Да я последний раз букварь в младшей школе читал, а все сочинения из интернета готовыми скачивал! Гадать, чего там хотел сказать автор, – это как ловить блох у дворового пса: муторно и бессмысленно. Я прокашлялся, собираясь с мыслями.
– Не будь я в классе, я бы сказал, как есть – это все полная ересь. Слюни, сопли и драма на пустом месте. Сами жить не могут и другим не дают. Идиоты. А читатели такие: гляньте, как красиво герои в слезах захлебываются, как убиваются! Глупость, да и только.
Фрау Вайс прислонилась бедром к своему столу.
– И под глупостью вы подразумеваете… – Она не договорила, вынуждая меня заканчивать за нее предложение.
– Ну, всю эту ерунду от и до. Любовь и вообще.
Фрау Вайс сняла очки и покатала дужку между большим и указательным пальцами.
– А можно поподробнее?
Я еще раз прокашлялся, начиная паниковать. Первую половину урока я слушал училку вполуха. Вдруг я все не так понял?
– Ну… У этого дворянина Фердинанда для двадцати лет отличная должность майора, карьерные перспективы и запланированный брак с как ее… леди Миллер. От этого союза столько выгоды! Но нет. Леди ему не нравится, поэтому свое будущее он ставит на кон ради какой-то Луизы.
Краем глаза я заметил, как чокнутая заметно вздрогнула.
– Он влюблен в Луизу, – неожиданно подала она голос.
– Он сошел с ума от ревности, а потом отравил и ее, и себя. Хороша влюбленность, – съязвил я, все больше распаляясь. – Да это же чушь собачья!
Рыженькая девчонка с первой парты в ужасе обернулась. Ее соседка уставилась на меня так, будто я осквернил какую-то святыню. Неженки! Моя хорошенькая соседка покачала головой, но не обернулась, зато несколько парней одобрительно присвистнули с задних рядов. Меня так и подмывало еще что-нибудь ляпнуть.
Нет! Стоп! Что я творю? Зачем все время лезу на рожон? Но на фрау Вайс мой резкий тон не произвел ни малейшего впечатления. Постучав указательным пальцем по губам, она уточнила:
– То есть вы считаете, что Фердинанд должен был отказаться от Луизы в пользу леди Миллер исключительно из корыстных побуждений?
– Ну почему сразу корыстных? – возмутился я.
– Я всего лишь называю вещи своими именами, Никлас. – Учительница окинула взглядом класс. – А что думают остальные? Стоило ли Фердинанду жениться на леди Миллер ради продвижения по карьерной лестнице и одобрения отца?
К моему огромному удивлению, со всех сторон послышалось «нет» романтичных глупцов и только одно «да». Я оглянулся и увидел самодовольную улыбку на загорелом лице смутно знакомого парня. Кажется, мы могли бы с ним подружиться.
– Очень любопытно, – довольно хлопнула в ладони фрау Вайс. – Знаете, это исключительно интересная тема. Любовь, и что мы под ней подразумеваем, на что можно ради нее пойти и когда лучше от нее отказаться. Поэтому в качестве домашнего задания вам нужно закончить предложение «Любовь – это…»
Я закатил глаза. Чтобы написать ответ на этот вопрос, мне потребуется четыре слова.