Во двор нас провожает охрана. Анаит притихла. Крепче держится за мою руку и настороженно смотрит по сторонам. Отец стоит на каменных ступеньках перед резной двустворчатой дверью. В пальцах зажата сигарета. На белой рубашке расстегнута пара пуговиц, и рукава подвернуты до локтя. Удивленно смотрит на собственную дочь, будто не знает, сколько ей лет. Хотя он вполне мог забыть такую мелочь. О нас же он забыл. Зачем ему дата рождения Ани?
Сестренка больше, чем я, взяла от мамы. Кудряшки, похожие на пружинки, улыбка, мягкие черты лица. У меня же отцовские выраженные скулы, форма подбородка, нижней челюсти, да и в остальном я больше похож на него. Хорошо, что только внешне.
– Знакомься. Твоя дочь, – киваю ему на Ани, крепче вцепившуюся в мою ладонь.
– На Лену очень похожа, – замечает Предатель.
Тушит сигарету в пепельнице. Спускается к нам, присаживается на предпоследнюю ступеньку и тянет руку к Анаит, как к уличному щенку или котенку, которого хотят подозвать, чтобы покормить и пойти дальше. Ани, естественно, к нему не идет. Делает шаг назад и прячется у меня за спиной.
– Ты меня совсем не помнишь, Ана? – спрашивает отец.
Я аж слюной давлюсь от возмущения. Что за идиотские вопросы? Ты, урод, сбежал, когда она еще даже не ходила! С чего бы ей тебя помнить? Этот Предатель и раньше-то был приходящим. Они с матерью год вместе жили, потом просто регулярно спали. Вот тогда, видимо по неосторожности, и родился я. До четырех лет я искренне думал, что у меня есть папа. Странно такое помнить. Анаит вот себя в четыре года не помнит, а у меня в памяти что-то осталось или на уровне ощущений, я не понимаю. Просто отец тогда впервые исчез из нашей жизни. Наверное, на подкорке отпечаталось такое важное для мальчишки событие.
Я рос. Мать мне про него много рассказывала. Что папа всегда мечтал иметь свой ресторан и сейчас ему приходится очень много работать, у него бизнес, поэтому ему не до нас. Пыталась убедить то ли меня, то ли себя, что это нормально, ведь мужчина должен зарабатывать. Только забывала упоминать важный факт – зарабатывал он «для своей семьи». Мы же были скорее запасным вари антом. Нас вычеркнули из жизни за ненадобностью, выбросили, забыли…
Помню, как мама ждала его. Любила, несмотря на предательство, а у него была другая жена. Мне, маленькому, все это сложно было понять. Постепенно, конечно, доходило, и ненависть к человеку, из-за которого часто плачет мама, росла. Уже тогда мне хотелось ее защищать. А потом, спустя примерно пять с половиной лет, отец решил, что соскучился. С женой у него не ладилось, а тут есть Лена – любящая его, верная, вечная любовница.
Я отца на тот момент уже категорически не принимал. Он для меня стал чужим человеком, после ухода которого мать опять все время плакала.
– Ты просто маленький еще. Ты не понимаешь. Вот влюбишься, – говорила она, когда я пытался гнать отца из дому, – тогда обязательно меня поймешь.
Не хотел я так влюбляться. И до сих пор не хочу. То, что чувствовала мама, было больше похоже на болезнь, а больные люди не могут быть счастливыми. Без любви гораздо честнее. Главное, никому ничего не обещать и… предохраняться. В тот период мама снова забеременела. Это я уже хорошо помню. Родилась Анаит, и все, что дал ей наш так называемый отец, это свою фамилию. Он помирился с официальной семьей и исчез. А у нас дома снова были слезы, страдания, нехватка денег и прочие прелести.
Мне мамины слезы давались тяжко. Я ее очень любил. Да и она нас любила. Несмотря ни на что, пыталась сохранить нормальный образ отца, много работала, поддерживала, пока я взрослел. А я помогал ей с Аной.
Мамы нет теперь. Я еще не привык к этой мысли. Меня злит, что спасти ее не получилось. И этот козел, который играл с ее чувствами, особенно злит.
– С чего она должна тебя помнить?! – огрызаюсь на отца. – Ты же сбежал после ее рождения и не вспоминал о нас, пока я сам к тебе не приполз. Мама умирала. Она три года умирала! А тебе было плевать! Но я снова приполз. Что мне в этот раз сделать, чтобы ты не вышвырнул нас? Могу на колени встать. Хочешь, папа? – выплевываю с ненавистью.
Понесло. Я идиот! Чертов идиот! И при сестре не надо было выдавать все эти эмоции. Но так сложно держать их внутри. У меня слишком много еще не заживших ран, нанесенных этим человеком. Мне плевать, что он не приходил ко мне. Он не помог спасти маму!
– Саркис. – Отец подходит и кладет ладонь мне на плечо. Сбрасываю. – Мне правда жаль, что с Леной все так вышло. Но я уже ничего не могу изменить. Пойдем в дом. Спокойно поговорим.
У меня за спиной тихо шмыгает носом сестра. Разворачиваюсь, присаживаюсь перед ней на корточки и крепко обнимаю.
– Прости, что сорвался, – шепчу ей на ухо. – Наговорил лишнего. Прости, прости, пожалуйста, – целую ее в щеку. – Не плачь. Все будет хорошо. Я больше не буду.
– Давай уйдем, – шепчет Ани. – Нас тут не любят.
– Нам не надо, чтобы нас любили, – говорю громче, чтобы отец тоже слышал. – Надо, чтобы помогли. Твой старший брат не со всем может справиться один.
Отец снова приглашает нас в дом. Заходим. Анаит с приоткрытым ртом смотрит по сторонам, а я продолжаю грызть себя за то, что выкрикнул. Собирался же сдержаться.
Мой взгляд натыкается на красивую женщину в легком брючном костюме цвета слоновой кости, стоящую на лестнице, ведущей на второй этаж. Жена отца положила ладонь на перила, поджала губы и даже не пытается скрыть, что совсем не рада нашему визиту.
– Наташа, – отец зовет свою женщину, – забери Анаит, познакомь ее с младшими братом и сестренкой. Пусть поиграют в детской, пока я разговариваю с сыном.
– С сыном? – Ее передергивает. – Мальчишка опять пришел просить денег?
– Уйди, я сказал! И возьми ребенка! – теперь взрывается отец. Удивленно веду бровью. Однако высокие у них отношения.
– Я не хочу. – Ани прячется за мою спину.
А я понимаю, что так действительно будет лучше. Уговариваю ее. Заверяю, что никуда не денусь, и она все же соглашается пойти с Натальей.
– Сурен, я отцу своему позвонила, – бросает та с лестницы. – Он приедет на ужин.
Предатель кивает и приглашает меня пойти за ним. Сворачиваем в небольшой коридорчик, из него попадаем в столовую. Просторная комната с двумя арочными входами, отделанными деревом. Стены в мягких бежевых тонах увешаны черно-белыми портретами неизвестных мне людей. По углам стоят живые цветы в кадках. Их темно-зеленая листва бликует под светом люстры в виде прямоугольной рамы с лампочками, висящей под высоким потолком. В центре стоит длинный стол с закругленными краями. Тоже дерево, лакированное, отполированное до блеска. И стулья с резными спинками и мягкой обивкой в основной тон комнаты.
Не впечатлен. Мне, в принципе, плевать на все, что здесь есть. Важно лишь добиться цели.
– Скажи, у тебя внутри хоть что-то дернулось, когда я сказал, что матери больше нет? – В груди все еще горит, и мне зачем-то надо услышать его ответ.
– Мы с Леной давно стали чужими людьми. Она вам даже фамилию поменяла. И отчество, – отвечает недоотец, не выказывая никаких эмоций.
– Это я настоял, – агрессивно дергаю подбородок выше. – Когда мы виделись в прошлый раз, ты четко расставил приоритеты. У тебя семья, дети. Согласись, при таком раскладе странно носить фамилию постороннего мужика.
– Но ты все равно пришел. И привел сестру, – замечает отец.
– У меня снова не осталось выбора. И я пришел просить не за себя.
Отец откупоривает бутылку вина, разливает по бокалам. Свой осушает сразу. Я не притрагиваюсь.
– Лена хорошо тебя воспитала, – улыбается он. – Ты вырос мужчиной. Защищаешь своих женщин: мать и сестру. Вспыльчивый. Весь в меня, – говорит с какой-то тупой и неуместной гордостью. – А Анаит так похожа на мать… – Отец перекатывает ножку бокала подушечками пальцев. – Знаешь, сын, я был в нее влюблен. Между нами была огненная страсть, в которой родились красивые дети. Но семью я тогда оставить не мог. Отец Натальи вложился в мой бизнес и потребовал, чтобы я оставил любовницу. Честная сделка, на мой взгляд. Да и пора было определяться.
– Ты сделал выбор.
– Да, сделал. Прощения просить не буду. Может, когда ты станешь старше, по-мужски сможешь меня понять. Рассказывай, ради чего ты наступил на горло своей гордости и приехал ко мне, – усмехается отец.
– Мне нужно, чтобы ты обозначил себя отцом в службе опеки и Анаит не забрали в детский дом. И еще мне нельзя в армию. Кто будет заботиться о ней целый год?
– Это целых две просьбы. – Отец наливает себе еще вина. – Но ты знаешь, – его улыбка становится шире, – думаю, мы сможем помочь друг другу.
– Сделка?
Даже не сомневался. Он ведь не может просто взять и помочь нам. Из всего пытается извлечь выгоду.
– Что-то вроде. Я сейчас озвучу тебе ряд условий. Если ты согласишься, я решу твои проблемы. А заодно, может, мы начнем налаживать отношения. Ведь нам с тобой придется общаться.
– Слушаю. – Ставлю ноги шире и складываю руки на груди, рефлекторно принимая более устойчивую позу.
– Ты, наверное, знаешь, что я владею несколькими ресторанами в городе. Мы с моим старым другом затеяли слияние бизнеса в крупную сеть и его дальнейшее развитие по стране. Я все ломал голову, как бы закрепить эту сделку. И знаешь, какие печати на договорах самые крепкие? – Отец наливает себе еще вина, я снова отказываюсь.
– Просвети, – криво ухмыльнувшись, наклоняю голову к левому плечу.
– Поставленные родственниками. У Владимира Денисовича повзрослела очаровательная дочь. У меня есть взрослый сын. Женишься на девочке, станешь еще и наследником части уже не партнерского, а семейного бизнеса, – подчеркивает он, будто для меня это должно иметь какое-то значение. Я никогда не был частью этой семьи и вряд ли когда-либо стану.
– Хорошо, – киваю, все же делая глоток вина.
– Так просто? – От удивления его густые темные брови оживают, дергаясь вверх.
– Я же сказал, что готов поунижаться перед тобой, лишь бы Анаит не забрали. Надо жениться, значит, женюсь. С невестой хоть познакомишь? Или как в Средневековье, вслепую?
– Обязательно познакомлю. Для опеки и для заключения этого брака вам с сестрой придется вернуть и мою фамилию, и мое отчество. Вы ведь мои дети, – уже в который раз акцентирует он, а меня передергивает от столь наглого заявления. – И представлять вас всем я буду именно так.
– Окей. Что-то еще? – перекатываю между пальцами тонкую стеклянную ножку бокала. Ловлю себя на том, что недавно отец проделывал то же самое, и тут же прекращаю, крепче перехватив бокал ладонью.
– Пожить какое-то время вам придется здесь. – Недоотец продолжает озвучивать условия, словно проверяя меня на прочность. – Пока я утрясу все формальности. Пока решу с опекой. Ты же понимаешь, они придут смотреть жилищные условия. Что я им покажу, если вы тут не живете? Да и для моего тестя, как и для отца твоей будущей жены, так будет лучше.
– Потом мы вернемся в свою квартиру или после свадьбы тоже будем жить тут? – Для меня это важно, поэтому решаю уточнить детали «на берегу».
– Этот вопрос мы с тобой обсудим немного позже. Скорее всего, мы подарим вам что-то более приличное, чем твоя трешка в спальном районе.
– Какая щедрость! – раздраженно закатываю глаза.
– Выгодная сделка, мой мальчик. Так что? По рукам? – Предатель протягивает ладонь. Пожимаю. Нет у меня выбора. Нет! – Я распоряжусь, чтобы вам с Анаит приготовили комнаты. – Он вновь переходит на будничный тон. – Завтра перевози вещи. Если нужна машина, я обеспечу. Как только устроитесь, займемся восстановлением фамилии и поедем в опеку, чтобы ты не сомневался в том, что я сдержу свое слово. Надеюсь, Саркис, ты сдержишь свое.
– Не сомневайся. – Залпом допиваю остатки вина, прощаясь со своей свободой.