На городском кладбище было тихо и безлюдно. Мать Дайны считала, что именно в утренние часы лучше всего приходить на родные могилы, когда никого не будет поблизости и можно поплакать. Дайна молча соглашалась. Её скорбь давно спряталась на самом донышке сердца, и никто не сможет ей помешать. А плакать Дайна разучилась ещё тогда, в свои тринадцать, когда стояла вместе с матерью у гроба любимого отца Отто Брума.
Миссис Брум, как всегда в этот день, долго сидела на скамеечке возле могилы, рассказывала, как прожила ещё один год без любимого мужа, и выдёргивала мелкие сорняки, проросшие среди могильных цветов. Дайна молча слушала, протирая салфеткой небольшой гранитный обелиск с портретом отца, позолоченные буквы и цифры.
Всё вроде было, как всегда, как каждый год в этот день. Только сегодня Дайну почему-то так и тянуло смотреть на помпезный склеп с лепниной и ангелочками, справа от отцовской могилы. Ей казалось, что там кто-то стоял и наблюдал за женщинами. Но никого, кроме маленькой серой пичужки, возле склепа не было. Птичка прыгала по вычурной лепнине, вертела головой и негромко попискивала. Птичка как птичка. Но ощущение чужого внимательного взгляда не отпускало Дайну. Она выпрямилась, посмотрела на пичугу в упор и подумала: «Первый раз вижу такую птицу на нашем кладбище. Синиц видела, трясогузок, ещё какую-то птичку с голубым брюшком, а такую – ни разу. И чего ей тут надо?»
Словно услышав эти мысли, пичуга остановилась, сверкнула глянцевым глазком и нырнула в густой куст. Дайна усмехнулась и принялась снова мыть памятник.
Миссис Брум тихо плакала, досказав свой отчёт. Дайна присела рядом и обняла её. Горло сдавило и тоже хотелось плакать, только слёз не было. Она закрыла сухие глаза и прижалась лицом к материнскому плечу. Справа раздался шорох, Дайна обернулась. Из куста, в котором скрылась странная птица, выскочила тёмная тень, сильно напоминавшая кошку с длинным хвостом, и метнулась по тропинке вглубь кладбища. «Что за чертовщина? Надо сказать сторожу, чтобы не приваживал тут бездомных кошек, – мысленно возмутилась Дайна. – Не место им здесь».
Наконец, миссис Брум встала, погладила портрет мужа на обелиске и сказала:
– Попрощайся с отцом.
Дайна приложила указательный палец к своим губам, а потом к губам отца на портрете. По широкой дорожке женщины направились к выходу с кладбища.
Подъезжая к родительскому дому, Дайна подумала, как же одиноко он выглядит среди таких же домов рядом. И дверные проёмы, и потолки в этот раз показались ей ниже, чем раньше.
– Мам, может тебе завести кого-нибудь? – осторожно предложила она.
– Кого, например? – спросила в ответ мать, выкладывая из пакета продукты, которые они купили по дороге.
– Не знаю. Птичку какую-нибудь или хомяка.
– От птичек много мусора, а хомяков я боюсь, – сказала миссис Брум. – На собаку нужна лицензия. А кошку… После Дусечки, сама понимаешь… Исключено.
Дайна пожалела, что спросила об этом. Она ведь прекрасно знала, что ответит мать.
Мэр Гонор-сити ещё несколько лет назад всерьёз озаботился тем, чтобы собаки в его подопечном городе были только с хозяевами, а хозяева, в свою очередь, были обучены правильному содержанию и воспитанию своих питомцев. На этот вид домашних животных в Гонор-сити ввели специальную лицензию.
Бродячих собак действительно стало намного меньше, а те, что остались на улице, научились хорошо прятаться. Законопослушные хозяева домашних псов исправно оплачивали раз в год свои лицензии. Мэр был доволен, что придумал такой замечательный способ пополнять городской бюджет.
А Дусечка? При воспоминании об этом существе у Дайны защемило сердце. Она помнила Дусечку с тех пор, как начала осознавать себя. Пушистая трёхцветная кошка была не просто домашней любимицей, она была нянькой для малышки Дайны, а для её родителей – успокоительным и обезболивающим. Дусечка – настоящий ангел-хранитель семьи Брум.
В тот вечер, когда мать Дайны получила последний привет от мужа, Дусечка была сама не своя, жалобно мяукала и подвывала, и всё искала местечко, куда бы забиться. А в тот момент, когда сердце храброго полицейского Отто Брума остановилось, кошка легла в любимое кресло хозяина и замолчала. Так и пролежала там девять дней. А на закате девятого дня вытянулась и замерла с широко открытыми глазами, в которых расплылся чёрный зрачок.
Похоронили Дусечку под крыльцом, молча, без слёз. Всё уже было выплакано за эти бесконечные скорбные дни. И тогда Дайна дала себе зарок, что никогда больше не заведёт никакое домашнее животное.
Миссис Брум разливала чай, резала аккуратными ломтиками бисквит и раскладывала по тарелкам. Дайна наблюдала за матерью и с болью отмечала, как изменились её движения – стали медленнее, осторожнее. В них появилась некоторая неуверенность. Хотя другой человек этого бы не заметил. Но Дайна помнила материнские руки, ловкие, сильные, решительные, а временами мягкие и нежные. Это всё проклятая болезнь, артрит, который постепенно уродовал пальцы, сковывал приступами боли и судорог волшебные мамины руки.
– Что сказал врач? – спросила Дайна, не в силах дальше прятать беспокойство.
– Что он может мне сказать? То же, что всем пожилым пациентам: «Что вы хотите, мэм, это возрастное». Вот и всё. Мы же читали с тобой ту статью, помнишь? Аутоиммунное заболевание, до конца не изучено. Вылечиться невозможно. Лекарства только замедляют процесс и надо постоянно разрабатывать руки. Вот, разрабатываю.
Мать достала из кармана резиновое кольцо-эспандер и несколько раз сжала его.
– Нет, я не верю, что ничего нельзя сделать, – заговорила Дайна, нервно теребя чайную ложку. – У меня такое чувство, что здесь что-то не так. Может диагноз неверный, может это какая-то другая форма артрита. Я не знаю, но интуиция мне говорит, что это можно лечить. Только я не знаю как. Пока не знаю.
– Дайна, доченька, это непросто – принять своих родителей старыми и больными. Так бывает. Это я тебе как педагог говорю. Детям всегда кажется, что мама и папа не могут быть старыми, не могут быть слабыми, не могут поглупеть или впасть в старческий маразм.
– Просто я очень боюсь за тебя, – сказала Дайна дрогнувшим голосом.
– За меня? Что такого ужасного может со мной случиться, а? Вот сама подумай. Это я должна сходить с ума от страха за свою единственную дочь! Это ты служишь в полиции, а не я. Это ты решила стать как отец, упрямая девчонка. А я… Я, как и раньше, когда был жив твой папа, просто волнуюсь, просто не сплю по ночам, просто молюсь за вас обоих. Это жизнь, дочка, такая вот жизнь. Учись принимать её, как есть, и не изводи себя понапрасну, – ответила миссис Брум. – Ой, а с ложкой-то что?
Дайна посмотрела на чайную ложку, которую вертела в руке. Та оказалась завёрнута в спираль, как штопор. От неожиданности Дайна бросила её на стол.
– Вот видишь, что творится, когда ты так нервничаешь? – заметила мать с укоризной. – Так ты всё в доме переломаешь. Возьми себя в руки, Дайна. И привыкай к мысли, что твоя самая лучшая в мире мама тоже может болеть и стареть.
Дайна вздохнула и обняла мать.
– Прости, мамочка, я больше так не буду. – Она поцеловала мать в щёку. – Я переживаю за тебя, ничего не могу с собой поделать. А если попробовать обратиться к целителям? Я знаю, в городе такие есть. Конечно, они теперь шифруются, но я же сыщик, мам, я найду самого лучшего!
– Даже думать о таком не смей! – воскликнула миссис Брум. Это прозвучало резко и категорично. – Выбрось из головы эту ересь! Нет никаких целителей, это всё шарлатанство. Кому они помогли, можешь назвать? Хотя бы одного? Ещё не хватало, чтобы твоя репутация офицера полиции пострадала из-за этого. Я запрещаю, слышишь? Запрещаю говорить о подобном. Я педагог, твой отец был полицейским, ты тоже служишь закону. А все эти целители, гадатели и прочие фокусники закон нарушают. Я буду лечиться только у врачей. И хватит об этом.
Миссис Брум решительно хлопнула рукой по столу. Последний раз её мама так злилась и кричала, когда Дайна была ещё школьницей. Храбрый детектив невольно втянула голову в плечи и тихонько спрятала изуродованную ложку в карман.
– Хорошо-хорошо, мамочка, ты только не сердись, – затараторила Дайна, растерявшись от такого напора, – я всё поняла. Тема закрыта. И вообще… я чай пью с тортиком, – поспешно добавила она и по-детски захлюпала из чашки.
Мысленно Дайна обругала себя идиоткой.
Люди, называвшиеся целителями, с некоторых пор стали вне закона в Гонор-сити. Это тоже была инициатива мэра. Говорят, он обратился однажды к одному из таких специалистов, чтобы снять с себя приворот. Получилось или нет – неизвестно. Зато весь город обсуждал скандал, который устроила мэру его жена. После этой истории все специалисты-эзотерики стали неугодными и попали под действие нового закона, запрещавшего подобную деятельность.
В университете Гонор-сити и в других местных вузах закрыли факультеты эзотерики и астрологии. Кампании поувольняли штатных парапсихологов и прогнозистов. Район города, где располагались гадальные, магические и целительские салоны, зачистили от «скверны», а помещения отдали под магазины и конторы.
Однако специалисты-волшебники из города не ушли. Они просто хорошо спрятались и продолжали работать подпольно, подняв расценки на свои услуги, и принимали новых людей только по рекомендациям надёжных клиентов. Дайна, как офицер полиции, всё это знала. Она решила во что бы то ни стало найти целителя, который поможет её матери.
А ещё её насторожила и даже напугала материнская реакция на предложение обратиться к целителям. Миссис Брум всегда отличалась здравостью рассудка и способностью спокойно анализировать любую ситуацию, за что её любили ученики и родители и тихо ненавидели коллеги и начальство. Так почему вдруг такое раздражение? Дайна решила, что обязательно разберётся с этим, только позже.
***
Сны в эту ночь были тревожными, наполненными суетой и движением.
Снилось кладбище, странная птица топталась возле отцовской могилы и зловеще сверкала единственным глазом. Потом вдруг Дайна видела себя, идущей по какому-то длинному коридору со множеством разных дверей, пока не упиралась в высокую резную дверищу с золотой табличкой «Целитель для матери».
Потом снилось, что она уже вроде как проснулась и увидела, что в ногах у неё сидит огромная пятнистая зверюга – не то гепард, не то леопард. Хищник сидел и смотрел на Дайну большими оранжевыми глазищами. Она сказала зверю: «Уходи! Я тебя не знаю. Тебя не должно здесь быть». А тот в ответ улыбнулся, блистая кончиками острых клыков, и закивал головой. «Я не уйду, – услышала она тихий низкий голос. – Я теперь здесь живу». Дайна замахала руками, прогоняя наваждение, а зверюга только улыбалась и всё тяжелее давила ей на ноги. Дайне стало жарко и показалось, что вся нижняя часть её тела начала стремительно проваливаться куда-то в пустоту. От этого жуткого ощущения она и проснулась.
За окном тихо прошуршал по асфальту автобус. В щель между занавесками ярко светило восходящее солнце. Дайна услышала, как негромко дзинькает звонком велосипеда утренний разносчик газет. В комнате было свежо и светло. Женщина потянулась, сдвинула в сторону одеяло и почувствовала, как что-то горячее и тяжёлое придавило ноги ниже щиколоток. Подняв голову, Дайна увидела на постели, в ногах, котёнка. Обычный, серый в полоску, он свернулся клубком, спрятав мордочку, и спал.
Волна липкого пота накрыла Дайну, даже под волосами она почувствовала влагу и мурашки. Потёрла ладонями лицо, пощипала себя за уши. Несколько раз зажмурилась. Но ничего не изменилось. Она по-прежнему сидела в своей постели, а на её ногах спал непонятно откуда взявшийся, маленький, но ужасно тяжёлый котёнок.
– Этого не может быть, – сказала Дайна дрогнувшим голосом. – Со мной всё в порядке. Я Дайна Брум, детектив, офицер полиции седьмого района Гонор-сити. Мне тридцать два года. Сегодня восемнадцатое мая. Сейчас… – она перевела взгляд на будильник, – пять часов сорок две минуты.
Котёнок поднял голову и сонно посмотрел на женщину.
– Сейчас я возьму телефон, позвоню волонтёрам… – продолжала бубнить Дайна. Во рту пересохло, язык двигался с трудом.
«Даже не думай об этом», – услышала она в голове спокойный низкий голос.
– Почему?
«Потому, что это бесполезно, – прозвучал ответ. – Я вернусь снова. Я буду возвращаться к тебе, пока ты не поймёшь, что мы нужны друг другу. Ну же, Дайна, включи мозг. Я не галлюцинация. Потрогай и убедишься».
«Включи мозг», – эту фразу часто повторял отец Дайны, а потом она и сама стала говорить это себе. «Включи мозг, Дайна», – повторила она вслух, протянула руку и кончиками пальцев осторожно коснулась тёплой серой шкурки. Котёнок с мурчанием потянулся, поворачиваясь и подставляя под руку светлый крапчатый живот. Дайна начала гладить зверька. С каждым прикосновением она ощущала, как напряжение уходит и внутри поднимается спокойная уверенность. Несколько минут она просто гладила и разглядывала удивительного гостя.
– Как же ты попал сюда? – наконец спросила она.
«Ты сама впустила меня, вместе со своим другом, – прозвучал в голове ответ. – Я никуда не уходил, ждал, когда ты сможешь меня принять».
– Тебя привёл Фрэнк? – воскликнула Дайна.
«Не совсем. Он ничего не знал. Я просто вошёл вместе с ним. Хотя мог бы и без посредников обойтись. Но подумал, что это будет невежливо».
– Но почему ты пришёл именно ко мне? – спросила Дайна.
«Пока не могу сказать. Но в своё время ты всё узнаешь», – ответил зверёныш. Оранжевые кошачьи глаза начали увеличиваться, заполняя всё вокруг. Дайна, как заворожённая, погружалась в этот взгляд.
– Ага, в своё время, – пробормотала женщина. – Со мной всё в порядке. В своё время я всё узнаю, – повторила она, упала на подушку и отключилась.
Котёнок подобрался к её голове и зашептал в ухо: «Конечно, ты всё узнаешь. А пока тебе важно понять только одно: теперь у тебя есть я. Я попал в дом через окно, ты сама оставила его приоткрытым. Теперь я – твой маленький секрет. Не стоит об этом рассказывать. Фрэнк не любит кошек, а твоя мама сочтёт это предательством памяти вашей Дусечки. Я твоя тайна. А пока спи, у тебя ещё есть немного времени до будильника».
Зверёныш мягко спрыгнул на пол и потрусил на кухню. Встал на задние лапы, по-хозяйски открыл холодильник и окинул взглядом полупустые полки. Котёнок вздохнул и растаял в воздухе.
А через несколько минут он возник из ниоткуда на улице Миссионеров, в кустах возле крыльца старухи Дженкинс. Проследил, как молочник поставил перед дверью банки с молоком и поехал дальше. Зверёныш вспрыгнул на крыльцо и исчез вместе с банками, словно ничего и не было.
В то утро Дайна проспала, впервые за много лет. Она думала о том, что у неё теперь есть котёнок, она больше не одна.
Обнаружив на кухонном подоконнике прелестного пушистого малыша с синими глазами, она совсем не удивилась. Только бросила взгляд на деревья за окном и прикинула, с какой ветки мог сигануть этот малыш, чтобы так удачно приземлиться к ней на подоконник. Окно на кухне оказалось приоткрыто, и Дайна тут же сама себе объяснила, что вчера, видимо, не стала его закрывать, так как майские ночи стояли уже очень тёплые.
Малыш был совсем крохотный и хорошенький, как из мультика. «Интересно, он мальчик или девочка? Хоть бы девочка!» – с надеждой подумала Дайна и принялась вертеть котёнка в руках, раздувая пух под его хвостиком, чтобы разглядеть что положено. Наконец, она пришла к выводу, что зверёныш всё-таки девочка. Так, полдела сделано. Осталось придумать имя. Чего проще?
Дайна примеряла котёнку разные девчачьи клички. Но было ощущение, что это всё не то. Она подумала, что обычные клички для кошек здесь вообще не подходят, нужно что-то особенное. Но ничего не приходило на ум. И тут вдруг, ни с того ни с сего, в голове всплыло: «О-о, детка…». Внизу живота прокатилась горячая волна, Дайна закусила губу. Этот возглас иногда вырывался у Фрэнка, когда они занимались любовью.
– О, детка… – произнесла Дайна, прикрыв глаза.
И неожиданно услышала, как котёнок тоненько мяукнул.
– Детка? Ты будешь Детка!
Зверёныш ответил громким мурчанием, и Дайна засмеялась. Имя было найдено. «Только не надо никому рассказывать, – подумала она. – Фрэнк не очень любит кошек, от них везде шерсть. А мама может обидеться, ведь она себе не позволяет никакую живность, а я вот завела. Значит, молчок». Главное, что теперь есть существо, которое будет ждать Дайну дома, встречать у порога и радоваться, не задавая вопросов.
Она посмотрела на часы и с криком «опаздываю» бросилась собираться. И ещё надо не забыть купить для малышки корм и лоток!