Прошло две недели. На очередной утренней планёрке начальство сообщило, что в Гонор-сити началась подготовка к предвыборной кампании местных кандидатов. Это значит, что офицеры теперь тоже будут патрулировать улицы, наравне с рядовыми полицейскими, и что ночные рейды по закоулкам теперь тоже забота офицерского состава.
– Напоминаю, что в этом году почётный гражданин Гонор-сити, сэр Морган Дрэйк, будет бороться за президентское кресло, – с пафосом произнёс господин Аскар. – Так что предвыборная кампания и сами выборы должны пройти идеально. Святой Вирсавий нам в помощь!
Аскар отпустил офицеров, а Дайну и Фрэнка попросил остаться. Шеф отделения выглядел озабоченным и несколько растерянным.
– Тут такое дело… – начал он, понизив голос. – Сегодня утром в нашем парке обнаружен труп бомжа. Тело порвано на куски. Криминалисты дали заключение: бродягу загрызли животные. Картина такая же, как в тринадцатом районе. Информация по этому и похожим случаям засекречена. Ни слова не должно просочиться в прессу, сами понимаете, выборы на носу! Сэр Дрейк взял это дело под личный контроль, обещал всяческую помощь в расследовании. Понимаете?
«Как не понять! Старый крокодил хочет красиво въехать в Президентский дворец, размахивая результатами успешного расследования», – подумала Дайна. О том же подумал и Фрэнк Мэйкпис. Оба согласно кивнули.
– Детектив Брум, вы назначаетесь главой группы по расследованию этих «зверских» убийств. Составьте список людей, которые вам нужны, спецсредств и прочего. Хвала небесам, сэр Дрейк готов предоставить всё необходимое.
– Да, сэр, – ответила Дайна. – Списки будут у вас через тридцать минут.
– Ну а вам, капитан Мэйкпис, поручаю сформировать усиленную группу для ночного патрулирования. И также жду от вас список необходимого. Задача ясна?
– Так точно! – ответил Фрэнк. – Разрешите приступить?
– Разрешаю. Святой Вирсавий и Евдокия Заступница вам в помощь!
Дайна и Фрэнк Мэйкпис попали в состав патруля на первое же ночное дежурство, вместе с ними в группе было ещё двое полицейских. Патруль вышел на маршрут в девять вечера. Гонор-сити сменил яркий день на тёплые сумерки, которые плавно загустели до темноты. Воздух наполнился запахами цветущего шиповника, нагретого за день асфальта и травы.
Полицейский патруль на двух машинах не спеша ехал по улицам затихающего седьмого района. Торговцы закрывали на ночь магазины, опускали жалюзи и решётки на дверях и витринах. На тротуарах появились вечерние бегуны и любители спортивной ходьбы. Молодёжь гудела за столиками уличных кафешек, как пчёлы на порожке улья, обсуждая новости за день.
В парке ещё гуляли горожане с детьми и собаками, но сторожа уже вежливо напоминали, что до закрытия остаётся совсем немного времени и почтенным обывателям пора по домам. В десять вечера бригада уборщиков начала подметать дорожки и собирать мусор. Парк закрывался для посетителей, и последний уборщик уходил через служебную калитку ровно в одиннадцать вечера.
Сегодня он передал ключи полицейским, которые заступили на ночное дежурство, и пожелал им сто чертей в ботинок*. В ответ добрый уборщик получил традиционное «и вам того же девять раз» и отправился домой.
–– * «сто чертей в ботинок – и вам того же девять раз» – традиционное пожелание удачи, аналогичное нашему «ни пуха, ни пера – к чёрту» (от автора).
––
Через служебный ноутбук Фрэнк подключился к пульту видеонаблюдения и вывел на экран картинки с камер, расположенных в парке. И тут же в объектив одной из них попала парочка подростков, которая лихо перемахнула через ограду недалеко от служебной калитки и побежала в сторону детской карусели. Полицейские незаметно направились навстречу подросткам.
В течение следующих двух часов патруль отловил ещё несколько подвыпивших парней и девчонок, которые рассчитывали уединиться в парковых беседках и рощицах. «Не в этот раз, детишки!». Потом всё стихло. Казалось, заснули не только люди и птицы, но даже воздух и вода в декоративных прудиках.
Полицейские пили крепкий кофе из термоса и развлекались анекдотами. Иногда по рации их окликал диспетчер и получал в ответ бодрое «три ноля, сэр!», что значило «происшествий нет, пострадавших нет, жертв нет». И тут в объективе одной из камер наблюдения мелькнуло что-то белёсое. Нечто проплыло по дорожке в самой глубине парка и скрылось в зарослях высокого кустарника.
Полицейские осторожно двинулись туда. Очки ночного виденья позволяли обойтись без фонарей, а ларингофоны* – услышать самый тихий шёпот напарника.
–– *Ларингофоо́н – разновидность микрофона, использующая механические колебания кожи в области гортани, возникающие при разговоре, для преобразования в электрический аудиосигнал.–
«До цели пять метров… четыре… – звучал в наушнике у Дайны голос Фрэнка Мэйкписа. – Внимание! До цели два пятьдесят…» В нос ударил запах тухлятины и кошачьей мочи. Впереди забрезжил еле различимый, бледно-зелёный в спектре ночных очков, силуэт. Полицейские остановились.
– Всем стоять. Работает полиция, – ровным голосом произнёс Фрэнк, обращаясь к силуэту. – Если вы слышите и понимаете меня, кивните.
Существо молчало и не двигалось. И вдруг в темноте, как по команде, зажглись огоньки – жёлтые, оранжевые, зелёные, красные, голубые. Их было много, с тихим шуршанием они надвигались на людей со всех сторон.
Полицейские замерли, пальцы примёрзли к куркам.
И вдруг все эти огоньки с воем рванули вперёд. Множество маленьких тел, с длинными и короткими хвостами, огибали человеческие ноги, как поток, и стекались к подножию белёсого силуэта.
– Чёрт, это же кошки! – воскликнул один из полицейских. – Тьфу!
Воющее стадо кружило вокруг странного существа, сверкая в темноте разноцветными фарами кошачьих глаз. Силуэт опустился, и полицейские услышали бесцветный, надтреснутый голос:
– Маленькие мои, кисоньки… А вот и я.
Когда патрульные сняли ночные очки и осветили это место фонарями, они увидели чумазую скрюченную старуху в каком-то рванье. У её ног копошились коты, кошки, котята, такие же грязные и нелепые, как сама старуха.
Это была Кривая Эльза, местная сумасшедшая. Она уже давно обосновалась в этом парке, в какой-то норе, и по ночам подкармливала окрестное поголовье бродячих кошаков. Поймать старуху не удавалось, она ловко пряталась. А со временем от этой затеи и вовсе отказались, ведь, в конце-то концов, Эльза никому не мешала, её никто не видел, а прикормленные ею кошки исправно защищали от мышей и крыс всю округу.
– Что будем с ней делать, сэр? – обратился к Фрэнку один из полицейских, худощавый тонкогубый блондин Виктор Боринг. – По инструкции полагается…
– Знаю, – быстро ответил Мэйкпис и переглянулся с Дайной. – Кроме бомжихи придётся же ещё и этим вонючим стадом заниматься. Оно вам надо?
– Животными займутся волонтёры, – заметил Боринг. – А старуху пристроят в лечебницу. Так положено.
– Да знаю я как положено. – с раздражением ответил Фрэнк. – Вечно ты, Виктор, со своими инструкциями.
– Инструкции не мои. Они обязательны к исполнению, как и устав полиции, – возразил офицер.
– Да, конечно. А ничего, что нас запрягли гоняться по улицам за всякой мелкой швалью, как сопливых стажёров? – огрызнулся Мэйкпис. – Это при нашем-то опыте и квалификации. Может, тебе это и нравится, Виктор, только я не собираюсь заниматься подобной ерундой. Хочешь – иди нянчись, – добавил Фрэнк и кивнул в сторону бродяжки.
Всё это время Кривая Эльза спокойно кормила своё блохастое воинство, разбрасывая какие-то куски из тряпичной котомки.
– Коллеги, у нас есть конкретная задача, а это – не наша специализация, – поддержала Дайна. – И потом, эта почтенная дама вовсе не просит помощи. Скорее наоборот.
Полицейские обменялись красноречивыми взглядами. Никому не хотелось возиться с вонючей старухой и её кошками. И все прекрасно знали, что социальные работники, когда приедут, то наверняка постараются запрячь полицейских по полной. Вот уж совсем не хотелось…
– Пусть живёт. Её уже лет десять поймать не могут. Вот пусть ещё столько же и не ловят. И потом, она для них единственный бог, – сказал Фрэнк, мотнув головой в сторону кошек.
Дайна попробовала пересчитать животных, но сбилась со счёта. Кривая Эльза вдруг отвлеклась от своих подопечных и уставилась на неё мутными глазами.
– Кисоньки, смотрите-ка, а у девочки такая же метка, – прошамкала сумасшедшая, и её беззубый рот расплылся в улыбке. Кошки затихли и повернули головы к Дайне. Кривая Эльза протянула грязную руку, будто хотела погладить её. Детектив Брум невольно отступила и осторожно провела пальцами себе по лбу. Нет, показалось, нет там никакой метки. Дайна выдохнула.
В этот момент зашумела рация: «Патруль полста-семь! Патруль полста-семь, доложите обстановку!».
– Полста-семь на связи. Три ноля, сэр, – ответил Мэйкпис, и рация смолкла.
Офицеры снова прошлись по парку, проверили камеры наблюдения и вернулись к автомобилю. Остаток ночи прошёл без происшествий.
Дайне всё время казалось, что от неё воняет так же, как от Кривой Эльзы с её кошками. Женщина хотела поскорее вернуться домой и встать под душ. Тем более что сегодня вечером к ней обещал прийти Фрэнк. Они так давно не были вместе.
Подходя к своему крыльцу, Дайна снова увидела котёнка. Обычный, серый в полоску, он сидел на бордюре и смотрел на прохожих. Когда женщина проходила мимо, зацепился лапой за её брючину и попытался забраться по ноге, как по дереву. Дайна остановилась, посмотрела маленькому нахалу в голубые круглые глазёнки и сказала: «Нет, малыш, нет и ещё раз нет». Она позвонила волонтёрам и сдала котёнка в приют.
***
Перед приходом Фрэнка у Дайны всегда начинало колотиться сердце. Однажды она даже засекла время по часам – за пятнадцать минут до встречи сердце начинало стучать быстрее и сильнее, казалось, даже в ушах отдавалось. И Дайну наполняла радость и предвкушение игры, как в детстве.
Вот наконец условный стук в дверь. Дайна открыла. На пороге стоял Фрэнк, в надвинутой по самые брови бейсболке, в клетчатой рубашке и потёртых джинсах, в руках большой пакет с логотипом сетевого магазина. Похоже, сегодня он играл в курьера.
– Ваш заказ, мэм! Как будете платить?
– Как всегда, – притворно вздохнула Дайна и впустила гостя.
Долгий поцелуй на пороге. Оставив пакет с продуктами на тумбочке в прихожей, Фрэнк приподнял Дайну и прижал к себе. Она крепко обняла его за шею.
Быстрые ласки. До мурашек знакомый запах кожаной портупеи и хорошего парфюма. Как всегда, немного кололись седые усы Фрэнка. Дайна обнимала его широкую крепкую спину и ей хотелось кричать. Но он осторожно прикрывал её рот большой тёплой ладонью, и подавленный крик плавно переходил в тихий протяжный стон. А потом она нежно гладила Фрэнка пальцами по бокам и спине и считала мурашки на его ягодицах.
Наконец, Мэйкпис неспешно натянул чёрный махровый халат и сказал:
– Сегодня я сделаю оладушки, с яблоком и корицей.
Оладушки! Дайна захлопала в ладоши и засмеялась. Как же это здорово, когда твой любимый мужчина не только «на дуде игрец», но и оладушки печёт.
Она натянула длинную футболку и прошлёпала босиком в кухню. Там забралась с ногами на угловой диванчик и наблюдала за тем, как её любовник дирижирует кухонным оркестром – мисками, тёрками, венчиками и сковородками, ножами и половниками. Фрэнк любил и умел готовить, разбирался в тонкостях процесса, в приправах и продуктах.
– Как же повезло той женщине, которая вышла за тебя замуж, – не удержалась от комплимента Дайна.
– Ага. Только она об этом не догадывается, потому что всё время сидит на диете, – отозвался Фрэнк.
Дайна мысленно обругала себя. Знала же, что эта тема «табу», надо было молчать в тряпочку… Фрэнк не любил говорить о жене. И не только потому, что обсуждать семейные дела с любовницей – это само по себе неправильно, а вообще старался никогда не говорить о жене. Но сейчас ароматы яблока, корицы, ванили и сливочного масла расслабляли ум и развязывали язык, и Дайне хотелось без умолку болтать, восхваляя таланты любовника, и восхищаться им.
Потом она сидела у Фрэнка на коленях, и они в четыре руки уплетали горячие, загорелые, пышные оладьи, макая их в густую, белую, прохладную сметану. А потом снова был секс.
В какой-то момент Дайне показалось, что в зеркале у кровати мелькнула кошачья морда. Дайна попыталась сосредоточиться, но куда там… «Какие, к чёрту, кошки? Ах… целуй меня ещё! Это всё та противная старуха. Ещё, любимый… ещё!», – неслось у неё в голове. Когда всё закончилось, Фрэнк нехотя протопал в душ, чтобы смыть все следы этого свидания. Как бы там ни было, он женатый человек. Нельзя нести в супружеское гнездо этот флёр тайной страсти, запах любви и поцелуев другой женщины. Ведь Фрэнк не хотел ничего менять. Они с Дайной уже обсудили когда-то эту тему и пришли к выводу, что их обоих всё устраивает. Пусть так и остаётся.
Уже на пороге Дайна ещё раз, напоследок, потёрлась щекой о его плечо и аккуратно закрыла за любовником дверь. Потянулась с тихим стоном и повернулась, чтобы идти обратно в комнату, но застыла на месте.
На полу в дверном проёме сидела кошка, гладкая, серая в полоску, и спокойно смотрела прямо в глаза Дайне. А потом начала неуловимо меняться, превращаясь в того самого синеглазого пушистого малыша, от которого Дайна отказалась в первый раз.
Женщина покачнулась, холодная волна мурашек пробежали по телу. Что за наваждение? Это всё та вонючая старуха со своими кошками! Дайна крепко зажмурилась, встряхнула головой и решительно проговорила:
– Уходи. В моём доме нет и не будет никаких животных. Ты всего лишь иллюзия, галлюцинация. Тебя не существует. А со мной всё в порядке. Я просто очень устала и сейчас лягу спать. А когда проснусь, всё будет как обычно. И никаких кошек!
Она медленно открыла глаза. Никого не было. Вытянула вперёд руки с растопыренными пальцами, они мелко дрожали. «Что-то я совсем раскисла, – подумала Дайна. – Надо выспаться». Она дошла до постели, укрылась с головой и провалилась в глубокий сон.