– Давай к сути. Я с похорон: не до загадок, – сказал Иван.
Яровой вздохнул в трубку и поделился новостью: – Американцы прилетели. Говорят, к «цветочкам» не имеют отношения. У китайцев такая же рассада выросла, и у японцев, у австралийцев кенгуру дохнут пачками. Но самый вынос это – Йеллоустоун, смена всех земных биосистем. А ты знаешь, Вань, почему оно ползет оттуда?
– Профессор Паблутти использовал вирус, найденный в трупах медведей, погибших в девяносто восьмом году в парке Йеллоустоун. Десяток гризли погибли по неизвестным причинам. Дело не имело большой огласки, а после проведенных исследований, безопасный для людей вирус находился в хранилищах Пентагона, Паблутти получил к нему доступ и по итогам экспериментов не только изменил, но и подключил к станциям. Таким образом, дав доступ к человеческим паттернам мышления. Вирус оказался…
– Всё. Да. Всё так. Они сейчас к тебе прилетят, позаботься о безопасности, – начал спешить Жора.
– Фото есть?
Яровой помолчал и, понизив голос, извиняющимся тоном сказал: – Тайна ведь.
– Ну хоть одну. Все равно никто не поверит.
Не дав ответа, Яровой вздохнул и прервал разговор. Но одно фото отправил. На фото горная долина сплошь покрыта фиолетово-синим цветом, с таким каменным отливом, что можно подумать, что это и не живые растения, а изделия из камня. Они застилали почву, как почвокровники, не оставляя не сантиметра свободным. Совершенно неземная красота. Вдалеке видны привычные глазу верхушки земных, отступающих лесов. Еще слева на фото немного видно озеро с фиолетовым дном. Сеятель полностью застелил его своими растениями, с легкостью занял и эту природную нишу. Буйство красок чужого мира, а еще перед озером, с правого края растет нечто фиолетово-бурое. Иван пригляделся и глазам своим не поверил. Это часть, строящегося шестиугольника, а вот строителей на фото не видно. Купир основательно обустраивается на Земле, двигая хозяев к выходу.
– Могу быть свободен?, – спросил Джек.
– Нет. Скоро нагрянут твои бывшие соотечественники. Возможно, потребуется переводчик.
Джек вроде как обрадовался, но не очень сильно, потому что устал, неопределенно пожал плечами, подхватил куртку, и улегся в повалку с остальными на голом полу, подложив под голову куртку, и быстро уснул. Признаться, знания в английском -американском у Ивана переросли уровень «собаки», когда понимаешь, но сказать не можешь. Он периодически начал тренироваться с Джеки – с мотивацией из разряда «на всякий случай» и «тупею, надо нагрузить мозг», тем более в прямой доступности носитель языка. Теперь он отвечает на вопросы, строит простые предложения. Сначала, наверняка, забавно было слушать его английский с деревянным акцентом, Джеки похихикивала, а потом перестала. Но это не говорит об успехах: то ли привыкла, то ли похвалить забыла. К тому же есть вероятность, что он поймет английский только в озвучке жены, которая специально говорит медленней, чем американцы «шпарят» между собой при обычном общении.
– И что делать? Есть варианты?, – написал Суровин Яровому.
– Да хрен его знает, – коротко ответил Жора.
А скоро от него пришла шифровка: завтра к десяти утра полковнику Суровину явиться в штаб, и как раз в этот момент к Исте подлетали два «Крокодила», а в каморку, постучавшись, вошел старшина Гречишников – лысый мужичок с хитрыми глазами лиса. Вот вроде просто вошел, докладывает, что людей кормить надо, а глазами по комнатке зырк-зырк: что тут плохо лежит?
– А что это я про «накормить людей» не подумал. Может потому что самому есть не хочется, – подумал Суровин и спросил, – вам с собой сух паек не выдавали?
– Никак нет, – ответил Гречишников.
– Принял. Свободен. Разберусь.
Немного поразмыслив, Иван решил, что звонить на похороны – не очень-то уместно, и отправил Юдина Костю с запиской к Подбережному: так и так, местная администрация должна обеспечить два взвода до пяти часов сух пайком, а на ближайшие двое суток – горячим питанием трижды в день. И только Костик отбыл с посланием к градоначальнику, как на дороге появились его правая и левая «рука» – Щукин и Гофман. Ивану даже как-то спокойней стало.
За ними в два ряда шли суррогаты, как и выписано двенадцать особей. Чтобы как-то выделить эту особую боевую единицу все их шевроны и нашивки красного цвета. Когда они не по одному, а вот так идут «кучкой», видно, насколько они похожи друг на друга. Львовский говорит, что эта особенность связана с каменным корпусом: лицевые мышцы большей частью расслаблены, что формирует внешнюю схожесть. Суровин посомневался не мало ли «выписал» к той двадцатке, что осталась после спасательной операции, и решил, что, пожалуй, мало. Мало, но если больше запрашивать, могут полететь требования обосновать запрос.
Иван вышел их встречать, как родных. Обнял Саню Щукина, отчего он растерялся и растерянно заулыбался, а Виталя удивленно вытянулся лицом и тоже улыбнулся.
– Говорят, нашлась Аня. Всё хорошо?, – спросил Виталя.
– Да, да. Всё. Нашлась. Жива, здорова и …не будем об этом. Квадрокоптеры?
– Суррики тащат. Им не тяжело, – кивнул Виталя назад, – а вы что забыли что ли?
– Что забыли, товарищ лейтенант, – уточнил тот суррогат, что стоял спереди.
– Я сказал, возьмите коробки из вертолета.
– Вы не говорили, – спокойно парировал тот. Виталя, почувствовав промах, хлопнул глазами и отрицательно помотал головой.
– Не говорил, – повторил второй суррогат, потом третий и так каждый следующий подтвердил: – Не говорил, не говорил, не говорил.
– Стукачи, – проворчал Виталя.
Щукин согласился: – Наш промах, да мы еще и не знали, куда точно выгружаться. Вернитесь к вертолету: принесите к штабу все коробки. Полковник Яровой еще приказал прихватить сухпаек.
Так они отправили суррогатов за грузом, а сами пошли в штаб-магазин, как Щукин приостал на шаг и вдруг удивленно заметил: – Ты больше не хромаешь?!
И они втроем снова остановились и уставились на Ивана, а Иван на свои ноги, и, сделав пару шагов отметил, что действительно перестал хромать. А вчера вечером еще прихрамывал от травмы после ранения, и вроде как врачи говорили, что хромота пройдет, но с учетом всего случившегося ночью как-то напрашивается благотворное влияние от встречи с …надо как-то ее назвать. Душа мира – высокопарно, пусть будет Алиса. Ей по большому счету все равно, она – любое женское имя этого мира, а у Суровина знакомых с таким именем нет, и ни с чем оно особо не ассоциируется.
Суррогаты быстро вернулись с коробками, раздали сухпаек и помогли собрать квадрокоптеры. Дело это было не новое, справились быстро и четыре «птички» полетели обследовать лес вокруг Исты. К этому времени перекресток, на котором росли «цветы» давно просматривался штабными через спутник и квадрокоптеры, и оттуда прислали шифровки с кодом опасности сначала «пять», потом «семь», максимальная опасность от камней «девять»: это когда они уже выламывают окна. Изображения с камер размыты из-за дождя. Иван вспомнил, что хотел позвонить Ане на счет погоды. Проверить заодно этот способ связи с Алисой. Как раз на выходе из штаба пришло голосовое сообщение от Подбережного. Никакой субординации человек с металлической рукой не признает, чтоб его. Или давнее знакомство так влияет. Подбережного много матерился на жизнь, на власть, по ситуации морально страдая от необходимости кормить «лишние» рты. В конце обещал служить России и накормить бойцов.
– Алло, Нина.
– Да.
– Мои спят еще?
– Нет, Аня играет. Играет. Ой! Подожди, Гришаня – кашу надо есть ложкой. Держи, учись.
– Позови ее, пожалуйста, – попросил Иван, наблюдая как к Исте подлетают три «Крокодила» и столько же американских вертолетов, название которых Суровин не знает и что извиняет его некомпетентность в данном вопросе, так это то, что в нынешнее время у его страны один противник –вирус купира и его порождения. США в списке противников нет. Серов так и сказал: враг у нас только один.
– Да, – послышался в трубке Анин голос.
– Привет, Бусинка.
– Да, это я, – почему-то грустно ответила девочка.
– Как ты там?
– Нормально. Играю вот. А мама грустная. И что делать?
– Может, попросим у одной феи солнышко? А то дождь и дождь…
– Да? Да! Солнышко. Фея пусть будет ясное небо и светит солнце. Всё. Скоро исполнится.
Было слышно, как Нина рассмеялась. Смешно ей, значит.
– Будем ждать, – сказал Иван и положил трубку.
Оставив двух своих офицеров и взвод Исты в штабе, со взводом Мурка, переименованный в «первый», он отправился встречать прибывших. Вертолеты сели у въезда в Исту, рядом с кораблем, там самая пригодная для этого дела площадка. Приземлились, и начали высаживаться и выгружаться под слабый, моросящий дождичек. Форма у американцев коричнево-зелено-бурая, камуфляжный пиксельный рисунок. Последним появился «командос», забывший со своей солнечной Флориды снять солнцезащитные очки. И здесь раз – резко так под дождичком и снял, на холеном лице промелькнуло недовольство. И пока он что-то со своими перетирал Иван приказал окружить вертолеты и привести оружие к бою. Гречишников повторил приказ и лисом подбежал к Суровину, попытавшись по выражению лица выяснить: Палить будим? Или так: попугаем?
Американцы этот « дружественный жест» проигнорировали: выстроились в два ряда, так что прекрасно видно, что из оружия им позволили взять только пистолеты. Было бы хорошо, если б еще без патронов. Из наших «Крокодилов» вышли штабные офицеры во главе с Андреем Горбовским – полковником-связистом. Горбовский по мужской линии – поляк, по женской – и бабушка, и мать – русские. Давно и плотненько обрусевший поляк, перед эпидемией жил здесь же, на Урале, понятно, что никакие ограничения иностранцев в правах его не коснулись. Кроме того, он – потомственный военный. Под два метра ростом, довольно плотного телосложения, лицо по каким-то причинам изъедено шрамами то ли от подростковых угрей, то ли еще от какой-то болезни. Видок у него устрашающий. Друг генерала Серова. Особо близко они с Суровиным не общались и не пересекались. Горбовский недовольно глянул на окружение и, чтобы не усугублять, Суровин дал отбой по оружию. Пришло время как-то знакомиться, представляться. Винты вертолетов остановились и вдруг из американского вертолета кто-то выпал при высадке. Последний появившийся оказался гражданским: в поношенных джинсах, рубахе в клетку и черной куртке нараспашку. Он достал из кармана куртки шапку, нацепил ее и поежился, вглядываясь по сторонам, потом что-то вспомнил и полез обратно в вертолет.
– Познакомьтесь, – сказал Горбовский, – генерал-майор вооруженных сил США Стивен Лоутон.
Один из штабных офицеров бодро перевел слова Андрея и дальше выступал переводчиком.
– Познакомьтесь, полковник Иван Суровин, – добавил Горбовский.
Лоутон дружественно, но так чтобы не сильно уж дружественно – опираясь на опыт отмерил нужную, подобающую какому-то там русскому полковнику дружественность, слегка кивнул и неожиданно подал руку для рукопожатия. Думал ли Иван еще утром, когда хоронил русских парней, что будет жать руку американскому генералу? Нет, конечно. Потому что вообще не склонен думать о незначительных, невероятных и ненужных вещах. Если коротко по существу: руку жать не хотелось. И он решил-таки, несмотря на нарастающее недовольство Горбовского не делать то, чего делать не хочется. А надо отметить Лоутон левша и подал левую руку. Из-за спины материализовался Подбережный и своей металлической рукой в перчатке, значит, сжал генеральскую руку. У Лоутона глаза стали в один момент шире, к щекам от удивления прилила кровь, но реноме держал стойко. Штабные тоже удивились виду градоначальника Исты, который явился на встречу в старинной шинели, поэтому не сразу оценили все оттенки рукопожатия.
– Какие гости! Ты только посмотри! Добро пожаловать! Вэлком! Хлеба, соли нет. Дефицит, но котлет к вечеру нажарим. С прошлогодними мухами! Ха-ха! Не переводи последнее, – и энергично трясет генеральскую руку. Трясет, и полковник уже скоро услышит, как ломаются косточки на ладони. А это наипротивнейшие переломы, потому что человек активно использует кисть и с трудом обеспечивает руке покой, необходимый для заживления костей. Бабуля, правда, была постарше генерала, когда неудачно упала на лед, ладьевидную кость сломала, и года два Иван практиковался в чистке картофеля. Ей было больно совершать подобные действия. Эх, не чистить генералу картошку, не чистить: эти двое схлестнулись недобрым взглядом. Подбережный не щадил, давил. Лоутон выпучил глаза, сжал зубы, покраснел, как рак, но не ни звука поражения не издал. Надо признать: толику уважения заслужил, не за красивые очки звание получил. Горбовский с офицерами ничего не понимали, переводили взгляд с одного на другого рукопожателя, если такое слово вообще существует в русском языке, если нет, то пусть пока будет.
– Витя, хватит, – шепнул Иван.
– Что говоришь? Как не рад? Рад! Знаешь, как давно его ждал? Огого, с самого купира. Все хотел хоть одного амерского хенерала поблагодарить за нашу жизнь.
– Витя!, – прикрикнул Суровин, когда у генерала зрачки куда-то наверх поползли.
– Пошел вон!, – взревел Горбовский и ополчился на Суровина, – это что за эмигрант из прошлого?
Витек отпустил генеральскую руку. Рука осталась на месте, на коже видны синяки и можно не сомневаться, парочка сломанных косточек имеется. У Лоутона зрачки вернулись на место, он задышал, какразозленный бык и так как дождь кончился и на небе, сквозь расползающиеся восвояси, тучи, пробились солнечные лучи, дернулся было достать из кармана очки. Дернулся левой рукой. Решил не рисковать и достал правой рукой.
– Местные жители. Мы разберемся, – по-английски извиняющимся тоном сказал Горбовский.
– Витя. Иди. Пожалуйста, уйди, – шепнул Иван пока Горбовский аккуратно встал между генералом и градоначальником в шинели.
– Где ты устроил штаб?, – чуть повернув голову, спросил полковник Горбовский.
– В магазине. Старшина, выдели двоих. Проводите прибывших к штабу.
И закрутилось, завертелось. Лоутон осторожно прижимал поломанную ладонь к телу и старался ею сильно не раскачивать при ходьбе, очевидно испытывая сильную боль. Он со своими людьми и штабными офицерами направился к штабу.
– Ты кто такой, я спросил?, – толкнул Горбовский Подбережного в плечо и тут понял, что плечико то жесткое.
– Градоначальник Исты. А что?, – с вызовом сказал Витя и попятился на полковника связи.
– Сгною!
Сплюнув, он выдержал взгляд и процедил: – Найду и на вилы посажу. Ты мне не тыкай. И не пугай. Пуганные, понял.
– Это рядовой в запасе Виктор Подбережный. Отправлен в запас после потери левой руки, – сказал Иван, – иди, Витя. ИДИ! Я приказал накормить вечером людей горячим. Займись этим делом уже.
Пободавшись еще немного взглядом, Подбережный резко развернулся на каблуках фарцовых сапог и пошел, значит, добывать горячее на ужин. А солнце залило Исту, начало прогревать намокшую от дождя землю, так что скоро запарит легким туманом от резкого перепада температур. Горбовский отошел на пару шагов назад, глотнул из фляги, задумчиво посмотрел вслед уходящему оппоненту и уже более спокойно, но как-то совсем недобро обратился к Ивану: – Это с твоей подачи случилось. Суровин, ты занимаешься суррогатами, вот и занимайся ими. Тебе приказали встретить, и только. Всё остальное не твоё дело. Понимаешь?
– Я и встретил. И постарался избежать ненужных контактов.
– Думаешь, самый умный. А я говорил Серову: рано тебе еще новые погоны. Не тянешь ты.
– Я и не просил, – парировал Иван, – а Подбережного не трогай. Он с честью исполнил долг на военной службе, несет на гражданской и воспитывает троих детей.
– Нам не справиться с новым витком развития купира.
Суровин усмехнулся: – Может, и не справиться, но эти точно не помогут.
И тут гражданский снова выпал из американского вертолета. Точнее: американский гражданский из американского вертолета, откуда он прихватил забытый коричневый рюкзак. Вышел, осознал, что отбился от своих и побежал догонять, а пробегая мимо Ивана и Горбовского вдруг резко остановился и уставился на Ивана. В глазах вспыхнул восторг. Видок у гражданского потрепанный и забавный, как у какого-нибудь непризнанного гения из старого, в целом неплохо фильма.
– Ты тоже такой же как я. Избранный! Я видел тебя во сне!, – с восторгом сказал он на английском.
– Они зачем-то этого чудика прихватили с собой. Говорит, что общался с духом Земли, и якобы дух Земли просил людей о помощи в борьбе с купиром, – сказал Андрей по-русски, – утверждает, что после этой встречи приобрел сверхспособности: мол, может не спать по несколько ночей, почти не есть и не гадить. Других способностей нет.
– Hi. Welcome to Russia, – сказал Иван.
– Хай, хай, – сверкая глазами, сказал гражданский, вцепился в руку Суровина и принялся энергично трясти. К счастью, рука совершенно обычная.
– Вот видишь, за своего тебя принял, – усмехнулся Горбовский и, решив, что разговор окончен, пошел следом за остальными в компании ждущих его двух офицеров, а чудик увязался за ним.
– Меня зовут Робби Уильямс. Я – учитель литературы из Пенсильвании. У меня двое детишек и жена – тоже учитель. Я не военный, мне не зачем обманывать. Это так, к слову. А тебя как зовут?
– Иван Суровин, – коротко ответил Иван, выдвинувшись к штабу. За ним последовал первый взвод и чудик не отставал, решив приобрести, если не друга, то единомышленника. Суровин решил открыто не показывать свою заинтересованность.
– Так значит, дух Земли говорил с тобой?, – спросил Иван, любуясь солнечным светом, залившим Исту. А то всё мрак да сумерки.
– Нет. Да. Я понимаю, что это выглядит странным, мне не нравится выглядеть странным. И я понимаю. Да. Мне вообще никто не верил, пока я не предложил провести эксперимент: запереть меня на месяц под камерами: и вот за это время я съел дважды миску бульона и выпил литра три воды. Клянусь, иногда мне кажется, что я воду поглощаю из воздуха. Иван, ты должен поверить: у нас двоих особая миссия.
– Какая же миссия?, – стараясь сохранять нейтральность, спросил Суровин.
– Объединить человечество: быть людьми. Понимаешь?
Суровин промолчал: послание Алисы он понял несколько иначе.
– Почему ты молчишь? Не веришь мне?
Иван хранил молчание. Во-первых, Робби болтлив, своих мыслей не слышно.
– Может, не любишь американцев?! Но это знаешь ли не причина отказаться от спасения мира. Да: не причина не спасти мир (так это переводилось на русский). Как в России говорят: на зло маме уши отморожу, – и заразительно улыбнулся, – Серов так сказал. Смешно. Вы же не хотите выглядеть смешно. Паблутти проводил тайные опыты: мы пострадали так же, как все остальные страны.
– Вы разнесли Европу, – напомнил Суровин.
– Военные силы пытались остановить эпидемию, хотя лично я считаю эти действия ужасными. Тогда никто не знал, что американцы привиты от купира, а в Европе против вакцины Сура-10 нашлось много противников, так что они быстро заражались и превращались в камней. Наши сердца скорбят о наших друзьях.
– Боже! Что делать с таким врагом понятно, что ждать от такого друга неизвестно. Можешь не продолжать.
– Да, закроем эту тяжелую тему. Согласен, – он вздохнул и выдал вердикт, – Не долюбливаешь американцев.
– Почему же не люблю? У меня жена американка, стараюсь любить регулярно.
– Ха! Ха! Это такой суровый юмор, – ответил Уильямс и воскликнул, – что серьезно? Американка? Это знак!, – и еще что-то быстрое и неразборчивое добавил. Непереводимая игра слов.
– Что ты от меня хочешь?
– Как? Разве дух Земли не предупреждал о моем появлении.
– Нет.
– Ты должен мне поверить: наша встреча не случайность.
– Господин или мистер…Робби, твои действия смахивают на попытку вербовки. Под соусом «во имя человечества» можно много чего попросить. Конкретно, что ты хочешь?
– Не знаю. Но думаю, скоро станет ясно.
– Во-вторых, надо написать об этом разговоре в докладе. Ну его!, – подумал Иван и, ничего не ответив, пошел дальше, а Уильямс за ним, тоже помолчал, «отпил» решительности и продолжил: – Это очень серьезно. От нас зависит судьба целого мира. Клянусь, я не вру тебе: я говорил с душой Мира…, – и так он трындел о своем пока они не добрались до штаба. Иван много что мог сказать, чтобы избавиться от энтузиазма за единение человечества, но не собирался этого делать. Надо послушать об его опыте встречи с Алисой. Это, в общем-то, правильно, что Она не стала рисковать и искать связи только с одним человеком. Чем больше попыток, тем выше шанс нарваться на сообразительного индивида. Суровин же, со своей стороны, не может прямо заявить о встрече с душой мира: потому что учитель в любой стране еще может выглядеть чудиком, а высокопоставленный офицер на стратегическом объекте чудиком никак быть не может. Пусть болтается рядом пока американцы здесь.
Вдруг со стороны главного въезда в Исту выбежала лиса. Он неслась, не разбирая дороги, не обращая внимание на людей, пролетела мимо них пулей, а из штаба выбежал Костя Юдин и протароторил: – Щукин. Лейтенант. Просит срочно подойти.