Тот же день, Иста, 22:05 ч
По телевизору крутили в мире животных десятого года выпуска, в мире животных должно быть ничего не изменилось с тех пор, львы все также ловят антилоп. А вот на следующих кадрах львы бегут по саванне, готовятся к нападению на отбившуюся от стада зебру. Интересно, как они там, в Африке сейчас? Неужели совсем ничего не поменялось? Даже не верится, что когда одна половина мира столько сильно изменилась, другая может жить прежней жизнью.
Старший лейтенант Владимир Большов сделал пару глотков подостывшего чая и прикрепил винт к хвосту деревянного вертолета МИ-35, осторожно повернул, рассмотрел и остался доволен. В глазах офицера вспыхнул мальчишеский блеск, и он достал из шкафа коробку с акриловыми красками и кисточками и подтянул ближе настольную лампу. Света не хватает: света от ажурного светильника над столом, который стоит в эркере и света настольной лампы мало. На двадцать пять квадратов эркерной кухни-гостиной этого мало для точных мазков. В двух спальнях, построенного и отделанного самым современным образом на времена начала эпидемии купир и вовсе темно. Здесь даже умный дом имеется: просто настраивать лень, итак всё устраивает не вылезающего со службы старлея.
Чтобы правильно оценить покраску модели, он включил верхний свет в гостиной-кухне и только сделал первый мазок, как за окнами пронеслась тень, и зазвонил телефон. Большов бодро подскочил и принес из спальни свой старенький ПМ, отодвинул в зале гардину и ответил на звонок:
– Привет, – сказал голос брата, – я сегодня у Лики остаюсь. Завтра во сколько заедешь?
– Я так и понял, что у Лики. В пять на выход.
Леха почти переехал к своей девушке Лике. Осталось только кое-какие вещи перевезти и считай, если остался ночевать у брата, то гостит. Лика на три года старше своего жениха, в остальном – вопросов нет: симпатичная, с характером как надо и братом-подростком. Втроем они отлично сжились: днем делают дела, вечером гоняют по сетке.
– А что так рано?, – спросил Леха.
– Что?, – переспросил старлей, вглядываясь в освещенный одним фонарем у ворот, двор.
– Почему так рано? Почему в пять?
– Оружие надо принять, из штаба партия пришла. Хочу сам посмотреть.
– Может нам «Холеру» отправили, – с иронией спросил Леха, потому что такое мощное оружие просто так не дадут, а если вышлют, то под конкретную задачу. Его мало было найти, надо было еще и повторить. Повторили. Говорят в пяти экземпляров, другие говорят – больше выдают только группам, котороые выходят за стену. Зона поражению у них километров десять, а чтобы накрыть куполом весь Урал, нужно новый спутник запустить. Те, что пока крутятся вокруг голубой планеты, на это технически не рассчитаны. Китайцы вроде взялись, пообещали отправить новый спутник к две тысячи сорок третьему году, но это еще дожить надо, да и обещать то можно обещать, а что по итогу получится или не получится, неизвестно.
– ….
– Вован, у тебя там всё нормально?, – получив в ответ молчание, спросил Леха.
– Да, – неуверенно ответил старший брат, – аааа, хотел спросить: почему вы задержались утром в Градоуральске?
– Сложные погодные условия, и Джек с мешком таскался: у Катиной тетки по дороге забрал.
–….
– Что происходит?!, – не выдержал Леха очередного молчания.
– Во дворе будто кто-то прошел. Показалось…может…, – не успел договорить старлей, как в окно ударили с такой силой, что стекло треснуло, а потом последовали второй и третий удары, размоловшие стекло на осколки.
– Камни!, – закричал Большов-старший, отбежал и несколько раз выстрелил незваному «гостю» в голову, отчего тот навсегда «успокоился», а с улицы донесся звук бьющегося стекла, ударов по соседскому штакетнику и женский, пронзительный крик. Вова подобрал телефон и спросил:
– Ты здесь?
– Я уже бегу, – тяжело дыша, ответил Леша.
– Нет! Слушай приказ…мать твою, их тут много. Бери дробовик, врубай сигналку, буди всех гражданских, всех в укрытие. Исполнять!, – выключил телефон старший лейтенант, в темноте быстро нашел свою походную куртку-камуфляж, обувь и осторожно открыл дверь, держа оружие наготове.
– Нет! Пожалуй…!, – закричал и резко стих женский голос. Прям гвоздем по забору: ну как так-то? Владимир зажмурил глаза от дикого холода беспомощности. Эта женщина жила на противоположной стороне, ближе к тупику «аппендикса». Так истовцы называют отдельную от поселка улицу выглядящую, если посмотреть сверху, пристроенной к поселку сбоку. После основной застройки, коттеджный поселок застраивали частями и, застроив и продав «ядро», застройщик принялся за землю вокруг. Двор – чисто. Камни реагируют на звук, и атаковали соседний дом слева, так что вероятней всего прут от леса. Большой рванул к воротам мимо внедорожника и включил на заветную кнопочку в красном ящике, висящую на электрическом столбе. Кнопка загорелась синим цветом, завыла сирена, а шедшие по дороге из тупика камни ничуть не сбавили шаг. Как будто ничего и не случилось и не включилось! Идут и поблескивают в лунном свете каменными телами.
– Сломалось! Что-то сломалось, – судорожно подумал старлей и отступил в тень. Вернувшись во двор, он услышал, как у соседей за присыпанной свежим снегом изгородью, бьются стекла. В темных окнах загорелся свет, Большов глазам своим не поверил, потому что свет включили камни. Включили и достали из подпола, которые в Исте положено делать во всех жилых домах, мужа и жену Костюченко и трех детей. То есть голосящих детей скоро бы достали, потому что когда потащили Гришку – одиннадцатого мальчишку, Большов подбежал, как можно ближе и из пистолета выстрелил в стоящего ближе всего к окну камня. Попал – не попал, факт – не убил. Камень развернулся и тогда уже от следующего выстрела упал и больше не встал, а двое других камней в соседском доме переключил на Большова и прямо через окно бросились к старлею.
– Бегите!, – закричал он еще чудом живым Костюченко, и прыгнул в свой внедорожник Трэвэл. Новенький. Зимой бесхозную машину нашли в лесу у пруда, а так как у старлея талоны на бензин – ему и отдали. Ни на каждый раз – жрет много: когда пацанов нужно подобрать и небольшой груз увезти. Последнее, что старлей увидел перед тем, как протаранил ворота, это как Костюченко достала скалку и смотрит на удаляющихся камней, пока ее муж поднимает младших девчонок. Смешная. Тут вопрос поможет ли мужику топор? Со скалкой легче от мух отбиться, чем от камней. Большов решил отвлечь камней от людей на себя. Идите сюда, твари! Устрою нам один погребальный костёр.
Он включил фары, музыку, как раз заиграло что-то бодрое, и, не переставая сигналить, доехал до выезда из «аппендикса», и на перекрестке покрутился на месте, набирая Подбережного.
– Да! Что за шум?, – выпалил градоначальник Исты.
– Камни в Исте! Включи оповещение, сигнализацию. Свяжись с дежурным и скажи: нам нужен «Сатана» и «Холера»! Действуй!, – бросил трубку, и больше никому позвонить не успел, выжал в пол, решив увести камней дальше от жилых домов, а тут дорога одна – по объездной, налево-направо – большой разницы нет. К своему ужасу, старлей насчитал не менее тридцати поблескивающих фигур. Надо бы еще пацанов своих поднять и мужиков местных. Темно ведь. Ночь. А это больше каменное преимущество. Машина летела по объездной, а люди как назло из домов повыскакивали, свет в домах включают: что учи их, что не учи.
– Бегите! Бегите! Прячьтесь!, – кричал он в открытое окно. Камешки посыпались: прямо из канавы вылетел или так показалось. Мелькнула тень, камень «приземлился» на капот и уставился на водителя.
– Взгляд сосредоточенный, чересчур умный для камня, – подумал Большов, а камень насмотрелся видимо, головой ударил в лобовое стекло, и еще раз, и еще разок. Вова пристегнулся, и повел машину резко влево и резко вправо, решив сбросить «пассажира». Закричали люди. И тут почти повезло: камень не удержался, сорвался и пока перекатывался, вместо того, чтобы просто упасть и сдохнуть, вцепился в дверь. Пальцами раздавил корпус и удержался, ноги волочились по дороге. Он подтянулся, всё поставил на кон, рискуя сорваться, и вцепился Большову в руку. А это считай всё: с рукой можно попрощаться. Старлей тоже пошел ва-банк, машина полетела в кювет. И всё хорошо так стихло, рука освободилась, и стало спокойно-спокойно, что просыпаться не хочется. А Юдин что-то бубнит, тело куда-то тащат ползком, крики, выстрелы. Пришел в себя Большов уже в доме Джека, в коридоре, где горел только ручной фонарь.
– Свет выключите, – прохрипел старший лейтенант и потрогал живот. Целый, кишки не задело. Голова только гудит.
– Выключили, а отсюда снаружи не видно. Надо что-то делать, товарищ старший лейтенант. Помочь людям, – ответил Джек, сел рядом и поднес к губам спасенного командира кружку с водой. На улице снова загрохотали выстрелы, и слышны крики и маты и всё это страшным образом сливалось и выливалось в такой весенний вечер, в который разум отказывался верить.
– Дежурному позвонили?, – спросил Большов.
– Сообщили, сказал, ждите помощи. Минут двадцать.
– Суровину звонили?
– Не доступен, он ведь недавно уехал. В пути гражданской связи нет, – сказал Юдин и вздохнул. Ему бы очень хотелось, чтобы бывший командир и освободитель был здесь. От контуженного старлея не «веет» уверенностью.
С улицы послышался вой сирен и голос Подбережного вещал: – Внимание! Тревога не учебная! На Исту совершенно нападение! Не прячьтесь в укрытия под полом, не включайте свет и не выключайте, если он включен. Ищите места для укрытия, сливающиеся с обстановкой. Если вы на улице, ищите незаметные с дороги места и пережидайте. Не уходите глубоко в лес, старайтесь не выходить на дорогу. Камни используют ее для передвижения. Помощь близко! Нам скоро помогут: сохраняйте спокойствие, успокойте близких и детей, и да помогут нам боги.
– Социальные объекты, организация обороны. Костя: звони нашим по списку, пусть выдвигаются к дому Джека. Джек, ты сигналку включал?, – спросил Большов.
– Так точно, но я сам видел: камней это не останавливает.
Дверь из соседней комнаты открылась и испуганная Катя, кутаясь в шаль и поглаживая округлившийся животик, спросила: – Можно я с вами останусь? Мне одной страшно.
– Нет. Спустись в убежище, – пытался образумить жену Джек.
– Нет! Не безопасно. Подбережный только что сказал. Я своими глазами видел, как камни включили свет и полезли в убежище. Второй этаж жилой? Ну вот туда и лезь. Давай! Давай! Быстрей!
Юдин молча протянул старлею пистолет, который подобрал возле перевернувшейся и раздавившей камня машины, и принялся обзванивать сослуживцев: – Что сказать?
– По возможности организовать оборону, либо следовать к дому Джека. Да?, – поднимаясь на ноги Большов ответил на звонок. Нина испуганно шептала в трубку: – Вова? Что делать? У меня двадцать детей с ночевкой и две женщины из взрослых. Камни на улице: в соседний дом пошли.
В трубке послышался крик, откуда-то издалека кричал, вопил мужской голос. Нина заплакала.
– Дети где?, – спросил старлей.
– В подполе.
– Доставай. Веди под крышу.
– Так под крышу только снаружи можно попасть.
– Черт! Костя, место сбора – садик Нины.
– Доставай детей и прячь по всему дому. Скажи: игра. Успокой их как-нибудь. Жди! Я приду. Быстрей, Джек!, – окликнул Большов и закончил вызов, а Спэрроу уже успел принести лестницу к выдвижной лестнице, крепко обнял жену и что-то ей там на ушко нашептывал. Нашел время. Джек глубоко вдохнул любимый запах. В отсутствие духов, Катя покупала масла и запах молодого тела смешивался с ароматом эвкалипта и сосны. Ему не хотелось уходить и оставлять беременную жену одну, когда на улице ровной походкой вышагивают камни. Так не хотелось, что можно сказать отрывалось с кровью.
– Разреши мне остаться, – робко попросил Джек в темноту. Большов из коридора понимающе, так мягенько ответил: – Там дети, две женщины и всего один ствол. Катя, лезь наверх. Считаю до десяти, и выходим.
Джек зацеловал жену. Есть же ласковые мужики, как мартовские коты: и на ушко нашепчут, и зацелуют. Он горячо поцеловал заплаканное лицо и сказал: – Давай. Надо. Я помогу, – и, придерживая лестницу, так как по выдвижной, шаткой неудобно и ненадежно лезть, прошептал: – Спрячься за шкафом.
Скоро Катя услышала, как закрылся люк, а потом тихо-тихо открылась входная дверь и мужчины вышли во двор. На неотапливаемый чердак лился свет через круглое окошко. Пугаясь звука собственных шагов, она достала из шкафа старые одеяла и соорудила за ним гнездышко и, если сначала ее трясло от неизвестности и холода, то скоро одеяла нагрелись от тепла ее тела, и она отогрелась.
Во дворе, по всей объездной улице ограда невысокая, исправно покрашенная изначально в белый цвет, сейчас встречается и голубая, и красная ограда – какую краску удалось достать, такой и покрасили. Охраняет дом, который не построил Джек, но в котором он живет – сторожевая будка. Собаки у гражданина Джека Спэрроу нет, а будку он оставил исключительно в эстетических целях. От двери к будке, троица прошла цепочкой. Обстановка спокойная, камней не видно, людей – тоже не видно. По крайней мере, живых. По правую руку, за четыре дома до этого на дороге угадываются человеческие останки, за перевернутой машиной Большова тоже угадываются. Темнота на время укрыла имена погибших в жуткой расправе.
– Что у вас по оружию?, – шепотом спросил Большов.
– Пэтэшка, полная. Запаса нет, – шепнул Джек.
– Пустой, – подал голос Юдин.
– Хренали ты дурак ночью без «горячего» гуляешь?, – вспылил Большов.
– Виноват, – внутренне не согласившись, шепнул Юдин.
– До склада вообще нет смысла ехать. Голыми, считай, руками, придется воевать, – трезво оценил ситуацию старлей и надо сказать был очень зол из-за этого.
– У Суровина в доме осталось два автомата Ака с запасом, ручные гранаты и огнемет. Он мне перед отъездом показал схрон. Мы свиную тушу пробовали палить. Не очень.
– А что это мне не показал?, – с ревностью подумал Большов, а вслух сказал: – можно было догадаться: запасливый мужик. В огороде копнуть, можно и танк собрать.
Так сказал Большов, и вроде ничего плохого в его словах не было, но Джек понял это как-то по своему и вдруг твердо заявил: – Суровин – не вор! Мы когда летали до Перми, просто подобрали брошенное оружие.
– И припрятали, – с мягкой иронией парировал Большов.
– Нет! Зря я сказал, болтун. Не хотелось бы, чтобы у капитана были проблемы.
О, как заговорил! А то ходит в эйфории от обилия супружеского секса, довольный: у Катюхи живот растет, а он как не в мире сурового Армагеддона проживает. Почему это меня раздражает? Не сказать, чтобы прям сильно: как-то глаза мозолит. Теоретически осуждая зависть к чужому счастью, раздражение от эйфории присутствует. Так выходит.
– В русском языке есть точное слово: взболтнул, – пошутил Большов.
– Подожди-подожди, – сказал Юдин и как-то странно посмотрел на командира. У этого после плена кукуха поехала. И главное, досталось не сильно: полуживым бросили в подвал жилого дома, где у наемников временная база была, бока намяли и решили не кормить, чтобы пули не тратить. Так помрет. А Вера Соколова кормила его и молчала, чего стоит свобода пройтись между этажами. Насиловали ее. Как наемники нажрутся или просто злые – связь, считай, с центром отсутствовала, так под юбку лезут. Она девчонок по комнатам прятала, сказки рассказывала, в игры играла, врала, что бояться нечего. Они многие почти скоро всё забыли из-за малолетства. А она не забыла. Как их освободили, долго дома сидела, ни с кем говорить не хотела, а как вышла в первый же день, кто-то из знакомых посочувствовал пережитым испытаний. В тот же вечер тетка ее из петли сняла. Она плачет, смеется, кричит, просит: – Давай отсюда уедем. Далеко-далеко, чтобы никто не жалел и не знал.
Юдин после плена в Исту перебрался, возле ее дома ходил, а она на мужчин вообще смотреть не хотела. Тетка договорилась с Подбережным, в одно утро сгрузила подготовленные вещи, взяла обеих племянниц и уехала в неизвестном направлении. Ни с кем не попрощалась, никому не пишет, не звонит. Прощайте люди добрые, не поминайте лихом, как говорится: вы мне не сдались даже на сдачу.
Юдин сначала писал, искал, звонил, на службу ходил, а потом вдруг – раз – переехал в ее бывший дом, лег на диван, уставился в потолок и ничего толком и не делал, даже ел через раз, а то и через два – как соседки принесут. А то и вовсе откажется. Похудел, постарел, седина на голове появилась. Службу со счетов сбросил, как оплаченный счет. Любовь заела.
Большов не знал, что делать: боевая единица числится, а по факту – отсутствует. Когда Суровин получил сигнал, долго ждать не стал: приехал на следующий день. Костю с дивана стащил и тряс и кричал, потом поговорили: у Веры с виду всё хорошо, на работу устроилась, домом и сестрой занимается, имеет полное право сбежать от воспоминаний. Захочет встретиться – даст знать, не захочет – ее право. Надо отпустить. Суровин сам не мозолит ей глаза. Зачем? Через свои каналы узнал: жива, здорова, да и хватит.
Нет у нас сейчас ни психологов, ни времени. Хорошо или плохо вышло, встряска пошла Юдину на пользу. К службе он вернулся.
– Да это шутка. Защитники нашлись. Правильно он запас сделал, нам сейчас очень пригодится. Встав…, – не успел договорить Большов, как из соседского дома послышались хорошо определяемые, ровные шаги Армагеддона. Слишком близко, чтобы долго думать. Джек махом дошагал до будки, сел на колени и пригнул голову, Юдин скрючился на углу будки, а Вова не очень хорошо помнит, как принял решение: и вот он уже лежит на припорошенной снегом холодной земле и смотрит в небо. Он снял пистолет с предохранителя и считал: двое, трое. Судя по шагам, их трое. От дороги Большова отделял белый заборчик и какой-то припорошенный снегом многолетний кустарник. Шаги уже совсем рядом, можно сказать – поравнялись.
– Так, два ствола, трое против трех. Без потерь при столкновении не выйдем. Нужно расстояние. Может сейчас? Прямо сейчас открыть огонь? Поздно. Они не просто подошли, остановились за шаг до будки. Черт! Черт! Черт! Надо же как-то предупреждать о таком важном событии, как смерть. Я не готов. Когда за стену шел, предполагал…да заткнись ты! Думай! Если они пойдут к дому Джека, то надо позволить отойти им как можно дальше: до дверей или через что там их каменные головы решат проникнуть в дом, и тогда снова появится небольшое преимущество в расстоянии, – думал Большов и мысли его летали ошалевшими пчелами и беспощадно жалили.
И тут один из камней ожесточенно ударил по заборчику, и как давай его крушить, топтать каменными ногами. Надо понимать, если это – заборчик, а не забор, то сломать его не представляет проблемы, обычно с этим справляются ветра, дожди и метели. Камень значительно ускорил процесс разрушения: психологический прием устрашения, значит, применил. Владимир старался дышать поменьше и тише, как на Юдина нашла икота. Если первый «ик» Костя словить не успел, благо он благополучно потонул в пучине разносимого заборчика, то последующие «ики» рядовой Юдин старательно сдерживал, выпучив глаза и надув щеки хомяком. Несмотря на холод, с троицы семь потов сошло, когда камень решил, что с заборчика хватит. Если никто не отреагировал, значит, и людей здесь нет. Они прошли мимо будки и направились вниз по улице мимо перевернутой машины. Какое же это облегчение!
На соседней улице послышались выстрелы, зарычала собака, Иста ощетинилась, за какие-то минуты очнулась от законного полусна, сжалась от страха, нахрабрилась и приготовилась биться, моля о том, чтобы как можно быстрей пришла помощь.
– Небо сегодня ясное. Звезды видно, Большую медведицу, созвездие Льва. Раньше моряки по звездам в море ходили. Хорошие были времена: люди еще не придумали тех, кто станет на пищевой цепочке выше них, – подумал Большов и коротко сказал, – отходим за дом, – и с дуру пополз на четвереньках, но быстро осознал насколько это неуместно даже в нынешней ситуации и выбрал аля «пригнувшись, по одному за мной». Так они завернули за дом Джека и огляделись. Получается, им предстоит пересечь три улицы, три раза пройти по дороге. Само собой разумеется, лучше переходить дорогу возле неосвещенных или слабоосвещенных домов.
За домом Джека соседский деревянный дом, квадратов на восемьдесят, хоть и жилой, но фонарь возле ворот еле горит оранжевым светом. Забор между домами – элитный, какие-то ромбики деревянные, с многолетним кустарником и маленькими елями. На той стороне новый хозяин доски уложил. И как ни надеялся старлей, как ни старался, скрипели они просто безбожно. Перебравшись первым, он кивнул под светом ярких звезд и скоро они втроем подошли к воротам, оглядеться. Забор на улицу с этой стороны уже посерьезней: штакетник-комбо с кирпичными столбами. В начале той улицы, на которую им предстоит пересечь, залаяла собака. Скорее всего, Малыш лает: помесь дога и овчарки. Собак сложно прокормить, мало, кто держит, так что друзья человеческие на виду, на счету. Хозяева спустили собаку, и надо понимать, остальных тоже отпустят, чтобы не привлекать внимание к дому. По штакетнику ровным шагом прошлись две тени.
– Откуда их столько?!, – зло и жалобно подумал Вова, – неужели решили добить нас? По телевизору говорят, во всем мире перемирие: на войну между собой просто не осталось человеческих ресурсов. «Никогда не было, и вот снова?»
К воротам они ползли ползком. Малыш смачно облаял камней, зарычал, и продолжал две эти собачьи эмоции чередовать. Вова осторожно выглянул из-за ворот: камни далеко, возле Малыша их собралось аж семеро! Момент удачный. Друг человечества отвлек на себя врагов. О том, что ползти по весенней грязной, естественной грязью, и холодной дороге неприятно, можно и не говорить. Живот и локти заныли. От дома по плитке, потом по асфальту и к ближайшему дому с темными окнами. Если до середины дороги Большов еще поглядывал за камнями, то потом, когда оставалась половина пути и появились еще двое камней, идущих к Малышу, понимая, что дело дрянь, просто полз. Будь уже что будет. У забора из профнастила они поднялись на ноги и вжались в забор.
– Хана!, – ярко подумал Большов, – будут проходить мимо, заметят. Это с боков не видно. Бежать? Если бежать, то через дома и подальше от садика. Раз, два…раз, два, …еще раз: раз, два…. Что-то он странно идет.
Один из тех камней, что шел прямо на них, стал отставать и странно подворачивать ногу. Будто колено внутрь заваливается, голова задергалась.