– Открыл, – шепнул Юдин, вскрыв входной замок.
Камень упал, неестественно дернулся, как при сильной конвульсии и затих. Троица уже вошла на участок, и только Большов краем глаза наблюдал: камень остановился, вернулся чуть назад, так как успел к тому времени обогнать, и застыл над телом «товарища». Любопытно было бы посмотреть, есть ли какие-то эмоции на каменном лице, но в полутьме не разглядеть. Вернувшийся каменюга смотрел, смотрел, собака лаяла, а потом вдруг пнул лежащего камня, замер, пнул второй, третий раз и запрыгнул на него и начал со всей силы, прям с остервенением, прыгать на упавшем камне. Своего же, значит, забил!
В это же время окружившие Малыша камни приняли своё решение, и бедный пес, верно прослуживший людям, заскулил и навсегда затих. А ведь мог убежать, дурак: четыре лапы как-никак.
– Как ты открыл замок?, – с восхищением прошептал Джек.
– После начала купира приходилось вскрывать квартиры: там дети плакали, собаки скулили, или еды достать. У нас в Мирове жарче всего было. Так потом поселок и бросили.
– Тоже хочу. Научи, – попросил шепотом Джек.
– Тихо! , – приказал Большов и чуть выждав, повел свою маленькую группу дальше. У этого дома, определенно жилого – Мишины здесь живут, надо понимать, спрятались сейчас где-то, так вот у этого дома имеется длинное хозяйственное сооружение для кур, двух свиней и перепелов. Мишин еще в прошлом году ставил на участке два улья, но там соседи взбунтовались – попросили убрать: ему под пасеку в «аппендиксе» выделили участок. Там вроде соседей поменьше, у него пчелы вежливые, кусаются редко, так что соседи пока терпят во имя меда. Куры греются в опилках, если что можно было бы у них переждать.
Каменные шаги внезапно затараторили по добротной деревянной крыше хозяйственного сооружения. Большов успел оттолкнуть Джека, они оба упали и уже с земли он высадил из барабана четыре пули. Первая должна была попасть в цель, вторая с характерным звуком отскочила от каменного лица и мягко вошла в деревянную стойку, две последующие закончили дело первой, как следом за первым камнем, рядом упал второй. Хорошо упал, на ноги и как долбанет своей каменной ногой старлею по правой руке. Кости, конечно, при таком ударе «не живут», после такого удара хорошо, если руку не оторвет. После короткого онемения, Вову накрыла сильная боль, отчего-то появился вкус крови во рту, в глазах потемнело, дыхание сперло. Черт его дери! Так неожиданно повыскакивали.
В рукопашном бою с камнем шансов нет, легче поставить на «мир во всем мире» и «победу коммунизма». Джек как поспешил на помощь, так и полетел обратно от каменного «леща». Но его подвиг можно засчитать, благодаря нему камень пропустил удар кирпичом от рядового Юдина. Костя хорошо размахнулся, в самую мужскую силу входит, да и подростком пришлось думать о выживании, а не о приставках. Для верности, Юдин дважды повторил удар. Грязный снег залило липкой жижей мозгов и жидкостей. Большова подхватили под левую руку и потащили дальше от приближающихся каменных шагов. Звук выстрелов соберет не меньше зрителей, чем последнее соло Малыша. Большов, видимо, отключился и как перелезали через забор, не помнит. Из омута забытья он вынырнул в удивительно ясном, остром сознании: звуки и цвета воспринимались ярче и болезненней. Что так ярко? Это не сверхновая вспыхнула, это в окнах свет горит, а в окне покойник весит. Всё сам, всё сам, чтобы не ждать приближения каменных шагов, осознавая свою беспомощность, освободил душу от тела. Троица не остановилась: этот уже отмучился, а они пока живые.
Им повезло: даже в мире пост Апокалипсиса есть везение и невезение. На дороге чисто. Вероятно все камни, что были поблизости, ранее собрались на голос Малыша, поэтому теперь группой и охотятся. Получается, охотятся. При каждом движении в раненной руке старлея отдает тупой, высасывающей силы болью. Он попытался ее потрогать и придержать, отчего чуть снова не вырубился.
А нет, не повезло: в мире пост Апокалипсиса не везет все-таки чаще: двое камней дальше по дороге заметили перемещение группы и теперь точно подскажут, где искать беглецов. Калитка оказалась открытой. Джек быстро закрыл ее и подвинул дальше засов внушительных деревянных ворот. Дом из оцилиндрованного бревна раскинулся на два участка. Возле дома хорошая детская площадка: три качели, одна круглая, в сеточку, две простые, широкая горка, под которой домик для игр: лавочки, столик.
– Это ж «усадьба»!, – вспомнил Большов. Так местные называют этот дом. Нина давно просит отдать «усадьбу» под садик: детей много, места стало не хватать, а тут такая красота простаивает. Подбережный что-то там говорил про сложную систему отопления, но обещал весной при теплой погоде перебрать. Детская площадка считай, готова: две огромные песочницы: котам срать не пересрать. Хозяева как знали про котов, заказали с крышками. Какие-то прыгалки, даже лошадки-качалки были, но их кто-то забрал.
– Уходите, я их задержу, – сказал Большов, главное, в голове это звучало, если не трагично, то твердо и уверенно, как приказ, а вышло «бубубу». Не по голове же били. Старлей освободил свою здоровую руку от помощи Юдина и сказал уже внятно: – Уходите. Я их задержу.
– Нет, нет, нет, – горячо прошептал Джек, – у меня есть план!
– Наркотики что ли?, – неуверенно ответил Большов.
– Идем, идем, идем, – повторил американец и побежал к детскому домику.
– Ну …благородно умереть никогда не поздно, – подумал Большов и тоже пошел с Юдиным в детский домик. В домике лавочки, ясное дело, под детей делались, не под увесистого Большова, да это ладно бы: как сел, так отдало в руке: по всему телу прокатилось, и он уткнулся лбом в плечо Кости. Юдин с сочувствием вздохнул: – Держись. У Нины должно быть что-то от боли.
Вова криво улыбнулся. У Нины? Не доберемся мы до Нины.
У хорошего дома поставили хорошие ворота, что понятно: у хозяина «бабки» водились, шиковал. Депутат может какой-нибудь. Большов с родителями жили в своем доме, много проще этого.
Ворота долго продержались, пали от ударов по засову. Джек приложил палец к губам и Большов кивнул, полагая, что план состоит в том, что их просто не заметят, пройдут мимо. Но нет: Джек смотрел «Поезд в Пусан». Справедливости ради надо сказать, что они проговаривали такой вариант действий для критических ситуаций вроде этой. Джек достал из кармана телефон и набрал Юдина, телефон которого они догадались выбросить еще у того места, где старлею руку поломали. В тишине сердечного ритма и каменной поступи, запел рингтон: такой сочный, похожий на «Реквием по мечте».
У Большова от мелодии холодок пошел по спине, и морозить начало, и знобить. А может и не от музыки, а от кровопотери: весь рукав куртки изнутри промок. Рукав немного фиксирует поломанную руку, а держать ее здоровой рукой невозможно и вдруг раздался гулкий, протяжный, совсем нечеловеческий звук: – Ааоооы, – от которого у Юдина округлились глаза. Он-то со своего места видел: вошедшие на территорию «усадьбы» камни встали полукругом, а один стоял перед ними и говорил. Говорил, как миллионы лет назад застывшие камни, заставшие и рождение, и гибель древних богов. Говорил эхом иного, древнего разума, что не поддавалось доказательству и одновременно с этим сомнению, поскольку понималось совершенно однозначно точно. Древний разум не обязательно лучший и совершенный. Ворвавшись в этот мир в своей первозданности, он хочет понять, почему, несмотря на все приложенные усилия, люди еще живы и как это исправить.
– Аооооа, – низко и гулко донеслось из горла камня. Его рот при этом неестественно широко открывался, грудная клетка вздымалась и западала до позвоночника, разминалась и обретала новый навык. Камни разделились на две группы: одна отправилась разбираться с телефоном, вторая пролетела паркуром мимо домика, «вгрызлась» в ограждение, перемахнула и исчезла, еще какое-то время, отдаваясь вдали скрежетом и скрипом.
– Пришло сообщение. Томин пишет, что дошел до дома Суровина. Их там трое. Находятся на первом этаже, на кухне ждут приказа, – сказал Джек.
– Камни говорят. Они же никогда раньше не говорили, – потрясенно прошептал Юдин.
– Да, – вздохнул Джек, – они меняются. Стали нападать группами на защищенной территории: мы же не первые, получается. Если Урал нас больше не защищает, прощай спокойная жизнь.
Старлей вытащил левую руку из окна, пошарил по горке, достал немного льдинок и засунул их в рот. Жутко хотелось пить. Немного притупив жажду, он приказал: – Молодцы. Добрались: напиши им, где спрятано оружие. Пусть поднимутся на второй этаж. Оттуда должна быть видна дорога. Приказ: взять дорогу перед садиком под охрану.
– Слушаюсь, – шепнул Джек и начал быстро набирать сообщение.
– Мы не пойдем в дом. Осмотримся и по возможности двинемся по этой стороне вверх, к садику, – рассуждал Большов.
Джек закончил печатать сообщение, как со стороны забора послышался мягкая поступь кошачьих лап. Это животное чувствует людей и по привычке начнет просить еды своим «мяуууу».
– Может, не заметит, – шепнул Юдин.
– Заметит, – уверенно парировал Большов, и когда кошка подошла близко, Джек встал на четвереньки и сделал страшное лицо. Трехцветная, в полоску кошка остановилась, с недоумением посмотрела на него, но решила сильно не удивляться, и как ни в чем не бывало, принялась вылизывать лапу. Вот как будто другого места в Исте вылизать лапу нет! Мяукнет, выждет момент и мяукнет.
Чтобы прогнать, Джек мягко стукнул ее по голове. Слишком мягко, она решила удивиться и как бы спрашивая: – Ты нормальный? Нет?, – мяукнула, зараза. Джек и разозлился, и испугался, и хотел было как следует залепить ей по морде с усами, но она такой вариант видимо предвидела и с места дала стрекоча. Троица прислушалась. Шаги камней далеко. Может даже пронесет.
– Томин пишет: оружие нашли, заняли место слежения.
– Напиши: в случае атаки, открыть огонь по камням без отдельного приказа. Напиши и двинемся. Где мой пистолет?
– Там остался, – предположил Юдин, – я не подбирал. Виноват.
На самом деле он не чувствовал вины, но под взглядом Большова, да еще раненного само собой вырвалось. Джек дописал, и они по одному вышли из дома: первым Джек, чтобы оглядеться, потом Большов, чтобы координировать и замыкает Юдин. Участок двойной и сквозной. Перелезть высокий забор, чтобы не выходить на дорогу, даже со здоровыми руками так чтобы не шуметь было бы сложно, поэтому Юдин вскрыл замок на калитке, выглянул первым и скоро кивнул головой, мол «чисто». За забором стояли два прицепа: местные этой улицы использовали удобный, широкий съезд для хранения из категории: вдруг понадобится.
Оценив ситуацию, Большов понял, что дальше идти не имеет смысла: дорога слишком хорошо освещена, перемещение опять же привлечет внимание к садику, к тому же пусть и далековато, дом Нины просматривается. «Окапываемся» здесь. Юдин по приказу залез под прицеп, молодой, полежит на холодной плитке. Ждать осталось немного. Потом Большов подумал, что Джек тоже не старый, и при оружии и отправил его туда же. На счет себя: он сел на корточки, оценил свои возможности: можно попытаться забраться, лечь на спину, отталкиваться ногами и целой рукой, но нет. Это грозило такими травмами поломанной руке, что он взвоет громче Малыша. Тогда он оперся на прицеп спиной и взял под зрительный контроль совсем небольшой участок дороги и вход в «усадьбу». Вот и всё, что теперь он мог сделать. Или еще что-нибудь? Он перебирал возможные варианты событий и вдруг с тревогой подумал: – Времени прошло уже достаточно много. А если никто не придет на помощь? Если мы так тут и останемся одни?
– Она мне письмо отправила, – зашептал вдруг Юдин, – я ей тоже. А если ответит, это можно считай перепиской?
– Да, – с улыбкой на лице ответил Джек. Это слышно по голосу, когда человек улыбается. Обалдели что ли? Смерть по пятам идет, они о бабах шепчутся.
– Отставить разговоры, – сурово шепнул Большов.
И время то ли потянулось, то ли побежало, оно стало неопределяемо. Внутреннее временное чутье растерянно «пожимало плечами» и спрашивало: который час?
– Вот меня «штырит», – вздрогнул Большов, когда его голова опустилась на грудь, и он не сразу вспомнил, где находится и сколько прошло времени и тут ли еще двое рядовых. Он хотел проверить, но услышал приближающиеся каменные шаги. Они пришли из «усадьбы». Первый задел плечом дверь, она само собой помнит законы физики и прилетела по лбу второму. Тогда второй решил убрать преграду и принялся пинать дверь, подключился следующий и они вместе быстренько содрали «несчастную» с петель, бросили и еще попрыгали. Итого пришло шестеро и пошли в сторону Нининого дома, еще сзади двое подтянулись: не из «усадьбы» пришли, с выезда из Исты. Большов не видел, а вот двое рядовых со своей точки обзора прекрасно видели, какие «маневры» камни выделывали. Двое быстро догнали группу из шести камней, и они начали перестраиваться: сначала шли восьмиугольником, потом клином, потом ромбом, будто подбирали к чему-то ключик. Так они прошли дом Суровина, как неожиданно в садике заплакал ребенок! Громко заплакал, на тихой улице хорошо было слышно, ну и, не сговариваясь, камни развернулись на плач. Понеслись две автоматные очереди, Джек палил по ногам. На этот шум не только камни шли, люди потянулись. Прятались: кто из родителей смог дойти, а тут не выдержали, побежали.
– Назад, – кричал рядовой Дорофеев из окна, под ноги камням полетели ручные гранаты.
– Назад!
– Назад!
Грохот боя разлетелся по притихшей Исте. Желая поддержать, и понимая, где начался бой, со всех концов жители маленького поселка палили из своего простенького оружия, чтобы отвлечь внимание на себя. И сквозь этот грохот и пальбу, ворвался долгожданный звук приближающихся вертолетов. Он резал воздух, ласкал слух, дарил улыбки и слезы. Из «усадьбы» вышли еще трое камней, а потом еще один. И вот этот последний заметил, откуда по каменным пяткам пальнуло. Развернулся резво и долбанул по прицепу, что Большову по плечу прилетело, когда он уже вставал. Надо потянуть время. Раздавит ведь пацанов.
– Эй, каменный. Что хотел? Давай сначала со мной перетрем, – сказал Большов и смачно плюнул на дорогу.
Вертолет пролетел над ними, из кабины на лету прыгнули суррогаты, и на соседней улице прыгали, и на «аппендиксе» и сходу бросались на камней. Они бьются за человечество. Чертовски приятно, когда за нас кто-то бьется! Наполовину искусственные создания – наполовину люди. По всему камни не умеют, не могут – как угодно можно сказать: не отличают людей от суррогатов и, получая солидные удары по голове, по конечностям, камни в своей манере не удивляются. Не знают такой эмоции. Когда люди удивляются, они констатируют отличие ожиданий от действительности. А у камней реакция на разницу ожидания и действительности, вероятно, растянута, потому что она обязательно должна быть. Любой разум, так или иначе, будет подстраиваться под реальность. Вот пару лет назад Большов выводил из кухни мошек: набросал в пакет очисток, а мошки все в пакет слетелись, он их там в пакете и прихлопнул. Очень удобный способ избавиться от мошек, сам придумал.
А этим летом? Вот что происходит и как это объяснить: опять завелись, потому что Леха помидоры проквасил. Вова повторил ловушку с пакетом. Прилетело всего три мошки! Всего три! Остальных пришлось вытравливать дисциплиной: то есть вытирать все капли воды насухо, следить за отходами, открывать окна в ветреную погоду. Конечно, может быть совпадение: два раза это еще не доказательство, надо было для верности капусты кислой положить: для них это самая вкуснятина и всё же факт остается фактом: живая природа изменчива под обстоятельства.
Вот человеку, например, надо совместно с синими ручками наладить выпуск красных ручек. Есть потребность, окружающая среда просит. И тут понятно, чтобы появились красные ручки надо осмыслить, составить план и провести направленные действия. А природе мы во всем этом отказываем: случайность. Нет там никакого осмысления, плана и направленных действий. Потому что если предположить обратное, то в игру вступает некто бог. А кто это такой? Исключительно человеческое изобретение: свидетельские показания в виду давности лет искажены. А этой разумной силе и не надо привязываться к каким-то представлениям, стереотипам, крепким, затвердевшим за сотни лет паттернам. Ни молитв ей не надо, ни веры: ни холодно, ни жарко. Всё, что хотела потребовать, она потребовала, сотворив нас. Она сама по себе существует и творит.
Суррогаты расправились с уцелевшими камнями у Нининого садика. А этот, который стоит напротив с широким лицом и носом картошкой, чуть склонил голову и прыгнул на прицеп, размахнулся для удара и замер…Старлей выдохнул, закрыл лицо левой рукой и потер его, чтобы стереть онемение: не трус, но выжить рад. В конце улицы идут свои, специальная команда: один в шлеме, на руке «Холера», заставляющая камней остановиться. И «Сатана» и «Холера» работают как надо.
Джек с Юдиным вынырнули из-под прицепа, повалили застывшего камня на дорогу между прицепами. Бравый Джек бросился на лежащего камня сверху, уже на камне поскользнулся, отбил зад и еле слез. У Юдина открылся дар быстро находить булыжники и кирпичи, он подоспел на помощь и на адреналине размозжил камню голову, хотя в этом не было особой нужды. Кончено. Всё кончено.
– Пойдемте, встретим своих, – сиплым голосом позвал Большов. Из «усадьбы» выбежала женщина и понеслась к садику, а следом двое подростков-пацанят, а из дома напротив вышла Стася Агеева и позвала на помощь, и к ней тут же подбежал ее брат и другие истовцы: улицы наводнило людьми, своими, родными, и они плакали, обнимались, хмуро молчали, искали родных, звали их по имени или просили о помощи.
Большов сначала не поверил глазам. Он остановился, чувствуя как мир под ногами переворачивается, и сверху рушится на него своей тяжестью. Он качнул головой, упрямо споря с глазами и говоря: – Нет! Не проведешь.
За три дома до Нининого садика, между канавой и домом почти напротив дома Суровина лежали тела трех молодых мужчин: изодранные, как куклы: руки, ноги, головы.
– Я сказал ему не ходить за мной, – растерянно пробормотал старлей.
Рядовой Алексей Большов честно выполнил приказ выдвигаться к Нининому садику. С ним погиб брат его невесты – сбежал верно, сам увязался, так бы его даже без подготовки не взяли из-за возраста и Женя Камзин – со смены видать на заводе приехал, не успел дочку забрать. Вот они втроем тут и лежали. Джек растерянно, с ужасом смотрел на останки боевого товарища, Юдин утер слезы и по-мальчишески всхлипнул.
– Я сказал ему не ходить за мной!, – закричал старлей, подобрал левой рукой измазанный кровью ПМ, отчего его замутило, – это вы виноваты. Вы всё это сотворили, – прошептал он обреченно-спокойно и направил оружие на Джека. Было ли оружие на предохранителе или нет, заряжено или нет, история умалчивает, потому что не знает. Юдин встал перед Джеком и ничего толкового не мог придумать, ну чтоб призвать к разуму и всё такое. Необходимые слова в такие моменты если подбираются, то удача.
– Не стреляй, – тихо сказал бледный Костик, – мы же вместе пришли, – и, глядя в глаза старлея, обезумевшие от внутренней боли, от которой душа мечется и корячится, вовсе не был уверен, что уйдет отсюда на своих двух.
– Лучше б я умер!, – гремело в Большове, – лучше б этот камень возле прицепа прикончил меня, чтоб не знать. Не видеть! Лучше б я умер! Я…, – из ниоткуда появившийся рядовой Томин мягко отпустил руку с оружием и забрал его, и говорил, говорил, что-то о долге, о том, что надо доложить обстановку и от этого зависят жизни людей, и закрывал ту канава спиной. Большов оборачивался: – Я его вырастил. Я его вот таким помню. Меня мать перед смертью просила…,– а Томин – бездушная сволочь всё о каком-то долге говорит, а потом другие сотоварищи подбежали, и появилась девочка эта в полевой форме медсестры, кивала, кивала, даже погладила и говорила: – Сейчас, мой хороший, сейчас, – и поставила укол в левую руку. В плечо что-то вколола. От этого укола Большов мгновенно уснул, его медвежье тело подхватили товарищи и звали принести носилки, чтобы занести в вертолет.
Юдин вытер пот со лба, обернулся к Джеку, легонько хлопнул по плечу и сказал: – Иди, домой, Джек. Жену успокой. Видишь, люди не в себе, как бы чего не вышло…ты не виноват, – и, сравнив то, что ожидал увидеть и то, что увидел, нашел разницу. Джек какой-то спокойный для такой ситуации. Конечно, все по-разному реагируют, но Косте-то, казалось, что он успел хорошо узнать Джека Спэрроу.
– Да. Не виноват, – холодно ответил он, развернулся и направился к «усадьбе».