Золотая лоция - читать онлайн

Глава 7. Муспельхейм – пылающий мир

Ночь кончилась сразу, вдруг. Ладья вышла из тени острова Несс и оказалась под слепящим утренним солнцем. Солнечные блики, перебегающие по водной глади, прыгнули через борт, заплясали по щитам, кольчугам, копьям, отразились в глазах воинов, глядящих сквозь маски шлемов на цепь островов, за которыми таился Швангангский залив и устье Одры.

Отвесные, подмытые берега островов, отороченные полосами песчаных отмелей, поддерживали сплошную стену гигантских сосен, из которых, наверное, боги и построили свой Асгард. Серая, свинцовая вода Фризского моря становилась в проливах тёмно-зелёной, похожей на заливные луга. Переплетённые космы водорослей лениво змеились у самой поверхности, укрывали косяки плотвы и отбирали у течения ил, укладывая его к своим корням. Справа, на фоне бурых утёсов Хайгена, виднелись чёрные бруски лодок с фигурками рыбаков, которые извлекали из сетей рыбу, искрящуюся чешуёй на солнце. Над утёсами Хайгена, где виднелись частокол и каменные башни фризского города Эливгара, поднимались многочисленные дымы. На полпути к небу их переламывал неуёмный ветер Геннглан и тащил через залив, в сторону земли поморских лютичей. Движение сизого дымного шлейфа странно сочеталось с полной неподвижностью облаков. Они плотными массами висели по обе стороны залива, как бы продолжая вверх отвесную линию берегов Насса и Хайгена, а между ними, в разрыве, безмятежно синело глубокое небо.

– Смотрите, если б облака были красного цвета, я бы сказал, что над нами столбы ворот в Муспельхейм! – сказал Свивельд, запрокинув голову.

– Муспельхейм – пылающий мир? – облокотившись на мачту, спросил Рагдай, задумчиво почесав висок. – Это может оказаться пророчеством, Свивельд, особенно когда нас ведёт такой опытный конунг. – Он посмотрел на Вишену, стоящего на носу ладьи.

– Что ты хочешь этим сказать, Рагдай? – Вишена обернулся. За его спиной возвышалась голова деревянного дракона и, казалось, открывались небесные ворота, в которые входила ладья… – Клянусь Ньердом, Рагдай, все идёт хорошо. Мы без потерь пришли к устью Одры и сейчас разведаем, что там и кто.

– Я надеюсь, конунг, что мы не будем по пути никого захватывать, не будем приставать к берегам у каждого рыбачьего селения и требовать выкуп за жизнь. Мы просто войдём в залив, осмотримся, потом вернёмся на один из островов и под видом починки ладьи будем ожидать Стовова. – Рагдай пристально уставился на Вишену, который при этом неопределённо пожал плечами.

– Эливгар и Шванганг совсем рядом. Там всегда много воинов. Кругом полно рыбаков, и они, если что, сразу разнесут весть о нападении. Фризы запрут проходы между островами и будут ловить нас, пока не поймают, – поддержал Рагдая Гельга. – Надо спрятать всё оружие, оставить десятерых на вёслах, а остальных укрыть парусом, будто товар везём. И сделать лица повеселее. Клянусь Одином, нас до самого Шванганга никто не окликнет.

Вишена исподлобья оглядел согласно кивающих воинов и кивнул:

– Так и сделаем.

Миновав острова и таща за собой шлейф водорослей, ладья медленно вошла в Швангангский залив. Берега отсюда резко расходились в стороны, и, если бы не узкая чёрная полоска впереди, можно было подумать, что Гельга ошибся и снова правит в открытое море. Вёсла по крику кормчего ударяли дружно, чуть поскрипывая в смазанных жиром ключевинах, а гребцы с недоумением смотрели на коричневую, вязкую воду, похожую на разжиженную глину. Она была полна прошлогодней листвы, хвои, сучьев, камыша. Тут плавали целые деревья и бревна, жерди, вязанки соломы, дохлые мыши и рыбы, обрывки рогожи. По соседству с перевёрнутой пробитой лодкой покачивалась резная колыбель. Пустая и жуткая, она баюкала бесформенный серый кулёк. Несколько низко сидящих челнов медленно, беспорядочно двигались среди этих останков. Молчаливые люди на лодках что-то цепляли крюками, подтаскивали, подолгу возились с непонятной добычей, а потом продолжали движение.

Поравнявшись с одной из лодок, они увидели, как мальчик и старик в просмолённых холщовых рубахах вылавливают утопленников и снимают с них кольца, бусы, браслеты и, если попадется, целую одежду.

– Эй, вы! Что это за мертвецы в воде? – перегнувшись через борт, спросил Вишена, мешая фризские, свейские и ранрикийские слова. – Отвечайте! Мы, торговцы из Страйборга, плывём на ярмарку в Шванганг!

Ни старик, ни мальчик в лодке не подняли головы, они были заняты тем, что пытались стянуть кольцо, видимо серебряное, с пальца распухшего, покрытого пятнами, безглазого женского тела.

– Они меня не слышат, эти стервятники, – удивлённо выпрямился Вишена и сделал знак Вольквину, чтоб тот дотянулся до фризов веслом.

– Подожди, – остановил его Рагдай. – Они просто не понимают тебя. Ладри… Ладри, кажется, знает фризскую речь.

Мальчик улыбнулся и стал пробираться к Вишене между плечами гребцов и пыльной мешковиной, под которой, тихо переругиваясь, скрывались остальные воины. Конунг взял мальчика за плечо:

– Ты отчего смеёшься? Клянусь Фрейей, неподходящее время для веселья.

Ладри потупился, а за него ответил Ацур:

– Он просто счастлив, что смог понадобиться тебе, конунг.

– Да? – Вишена подозрительно всмотрелся в Ацура и наклонился к Ладри. – Спроси их, откуда эти утопленники, почему не видно ни одной торговой ладьи и кто сейчас правит в Шванганге.

Фризы долго не откликались. Наконец старик отсёк весь палец длинным ножом. Только после этого он поднял на Ладри белёсые глаза, бросил палец на дно лодки, в кучу добытого добра, вытер ладони о живот и ответил:

– Одер разлился три дня назад. Всё затопило. Всё смыло. Много снега, льда, дождя сошло в него с Нейса, Бибра и Люты. Это был поток камней и земли. Сколько рыбы погибло и бобров. Почему боги так не любят бобров и форель? Несчастные бобры. – Затем старик обернулся к мальчику: – Исмар, вон там ещё один…

Мальчик бросил отпихивать шестом расползшееся тело, никак не желающее отдаляться от лодки, вытянув тощую шею встал, и только сейчас стало видно, что его правый рукав по локоть пуст, как у вора, наказанного по фризскому закону.

– Это лютич. Мы уже видели его, – скосив глаза в ту сторону, сказал старик. – А тебе, – фриз пугающе улыбнулся Ладри, обнажив ряд абсолютно белых зубов… – мой маленький господин, я охотно расскажу про Шванганг.

Было что-то неестественное в сочетании дряблой, серой кожи, мутных, как вода залива, глаз, срывающегося голоса и этих ровных, молодых, будто чужих зубов.

– От Шванганга остался только чеканный двор, молельня, часть западной стены и несколько башен. В одной из них сейчас сидит герцог Крамн. Он в ссоре даже со своими людьми. Крамн и навлёк потоп. Он поддался уговорам ирландских монахов и принял чужую веру. Я вижу ваша ладья полна товара. Сейчас в этих местах опасно для торговцев…

Фриз бросил взгляд на золотые украшения Вишены, и голос его стал сладок:

– Мой молодой господин, не желают ли твои спутники, утомлённые странствиями, отдохнуть в нашей деревне? Она рядом, на том берегу. Я там старейшина. У нас есть хорошее вино, красивые девушки с чудными голосами. Вы поедите вволю, выспитесь. Мы все будем охранять ваш сон.

Когда Ладри растолковал предложение фриза, из-под рогожи послышалась возня и показалась взъерошенная, узкоглазая от яркого света голова Эйнара:

– Вишена, отчего бы нам не подождать Стовова в гостеприимной деревне?

Его поддержали Свивельд, Вольквин, Бирг и остальные:

– Если этот фриз и сворует чего, мы живо из него нутро вытряхнем.

– Ладри, – Вишена положил на плечо мальчика руку, – спроси у старика, сколько в деревне мужчин, хотя подожди… Рагдай, что узнать у них ещё?

Было видно, что Вишена колеблется, а тот стоял с закрытыми глазами, побледневший, сосредоточенный, и казалось, что желает услышать, как солнечный свет проходит сквозь влажный воздух. Наступило молчание.

Ладри вертел головой, не понимая, что происходит, фриз застыл в ожидании, Гельга прикидывал расстояние до берега, Ацур цеплял к поясу меч и нож. Наконец Рагдай очнулся, и в глазах его была боль.

– Ладри, спроси фриза, хватит ли у него на всех яда?

– Яда? Какого яда? – не понял Ладри, наблюдая, как фризы сначала вяло, как бы пробуя вёслами воду, а потом всё быстрее и быстрее начинают грести прочь от ладьи. Отчаянно, словно спасая свою жизнь.

– Чего это они так испугались? – хмыкнул Свивельд, оглядываясь по сторонам, а Бирг хлопнул себя ладонью по лбу:

– Они поняли всё. Они знают нашу речь и, клянусь Одином, решили, что Рагдай колдун, потому что он раскрыл их намерение отравить нас!

– Правильно решили. Рагдай колдун и есть. Я тоже почувствовал западню… Они хотели заманить нас к себе, убить и ограбить… – тихо сказал Вишена, но его никто не услышал, потому что Гельга яростно заорал:

– Нужно убить их, они хотели нас отравить, возьмите луки! А вы гребите!

Лодка фризов была уже довольно далеко, она спешно двигалась в сторону других челнов, на которых тоже бросили своих мертвецов и отчаянно работали вёслами. Прежде чем Ацур выдрал из рук Эйнара лук, тот уже успел пустить две стрелы, пробив одной из них старику плечо. С большим трудом Вишене, Ацуру и Торну удалось загнать Эйнара и остальных обратно под рогожу, а Гельге – держать ладью на прежнем направлении. Фризские челны отошли на безопасное расстояние. Было слышно, как они перекрикиваются. На одном из челнов полыхнул огонь, выплюнув в прозрачный воздух жирный чёрный дым, погас, потом вспыхнул снова, опять погас, вспыхнул ещё раз. Пронзительно засвиристела свирель, ей ответили издалека.

– Они подают сигналы своим на берегу, – тревожно сказал Ладри. – Я много слышал от отца о злобных фризах, но не думал, что они так коварны и мстительны. Неужели они нападут на нас, Ацур?

– Не думаю. Их король Осорик выпускает внутренности тем, кто осмеливается нарушить его закон о неприкосновенности торговцев в Шванганской бухте и по всему течению Одра до Люты. Торговцы платят только людям короля.

– А если это были люди короля? – не унимался Ладри.

Ацур снисходительно посмотрел на него сверху вниз, сощурив зелёные, как еловая хвоя, глаза:

– Люди короля похожи на нас. У них хорошее оружие и одежда, а на пальцах золотые перстни.

– Если мы похожи на людей короля, почему они хотели заманить нас в ловушку? – развёл руками Ладри.

Ацур вдруг понял, что мальчику доставляет радость стоять под ветром рядом с настоящим викингом, на теле которого множество рубцов, оставленных убитыми врагами, лелеющим свой меч, положенный сорок лет назад в колыбель его отцом.

Ацур улыбнулся Ладри, будто своему сыну, если б сын у него был:

– Знаешь, тебе нужно кое-чему обучиться. Иначе ты погибнешь в первой же схватке. Начнем, пожалуй, с этого: ты сможешь увернуться от стрелы? Нет? Слушай. Нужно смотреть на стрелка. Когда он натянул тетиву, уходить рано. Когда он отпустил тетиву, нужно сделать шаг вправо или упасть на колено.

Если перед тобой неопытный воин, то от следующей стрелы опять отходишь вправо. Он подумает, что ты увернёшься в другую сторону. Опытный же решит, что ты будешь хитрить, и пустит стрелу в то место, куда отошёл бы сам. И промахнётся. Всё это получается, если враг не ближе пяти шагов, тогда просто не успеть, или не дальше трёх десятков шагов, тогда можно спеть сагу, пока стрела долетит. То же самое, когда у тебя щит и ты должен почувствовать, что нужно закрыть – голову или колени. Когда перед тобой много стрелков, то надо просто всё время двигаться: вправо – вправо – влево – вправо – влево – влево – влево. Как муха или комар. Понял?

Ладри кивнул, открыл рот, чтобы что-то сказать, но Ацур остановил его:

– Теперь я возьму куски смолы и буду в тебя кидать.

Перебравшись через клеть, где сонно крутили головой куры, Ладри изготовился и ловко увернулся от первого комка.

– Молодец, – сказал наблюдающий за обучением Бирг, поглаживая ладонью свою флейту, на которой так и не заиграл, будто не хотел осквернять её звук грязной водой залива.

Следующий кусок смолы попал Ладри точно в лоб.

– Плохо. – Ацур огорчился больше мальчика. – Давай ещё раз.

Тем временем Вишена пытался вернуться к ночному разговору с Рагдаем. Тот рассеянно поглядывал по сторонам и не сразу удостоил конунга вниманием.

– Боги вернули тебе ясность ума, конунг.

Рагдай снял горячий от солнца серый шерстяной плащ и, оставшись в льняной рубахе с двойным полотном на груди и спине, оглядел близкие теперь берега, затянутые то ли дымом селений, то ли облаком пожара:

– Не пора ли нам возвращаться к островам? Всё ясно. Одра разлилась. В устье сильное течение, много опасного топляка. Шванганг затоплен. Фризы заняты своими делами. Возможно, даже вергельд платить не придётся. Войны нет.

– Ещё немного приблизимся. Может, захватим толкового проводника. Вон там вроде виднеется челн. – Вишена выжидающе уставился на Рагдая. – Рассказывай.

– Тот монах, умерший у меня на руках в Миклгарде, рассказал, что по воле епископа Бэды во главе отряда из самых доверенных воинов он должен был встретиться с посланцем из Поднебесной. Ему удалось вывезти часть золота, но, опасаясь мести императора Тайцзуна, для которого и горы, и пустыни – не преграда, он попросил покровительства Рима. Папа Григорий обещал укрывать беглецов, и золото передали отряду Эгидия и погрузили на галеру. И она отплыла из Триполи, но до Италии не дошла. Ночью, около Крита, Эгидий и десять его соратников убили остальных и заставили рабов грести без отдыха. Через четыре дня, обогнув Кикландские острова, высадились недалеко от Фессалоник. Там затопили галеру вместе с прикованными к ней рабами. Потом ушли через Родопские горы в долину Маницы, где хотели укрыться и выждать. Им не повезло. Видимо, папа Григорий так истово молился об их наказании, что Бог услышал его. Среди них началась странная болезнь. А потом напали авары. Часть сокровищ не успели спрятать – камни, украшения, монеты захватили кочевники. Но было и ещё нечто: золотой шар размером с голову… Эгидий знал много языков и наречий и аварский каган, взял его к себе. Когда каган был с посольством в Фессалониках, Эгидия выкрали посланцы Бэды.

Они пытали его: где находится золотой шар. Эгидий солгал, что шар зарыт на берегу Маницы, и вызвался быть проводником. По пути он сбежал, но был пойман. Бежал снова. Скрывался на островах, хотел потом укрыться в Куябе, но люди Бэды выследили его. Шар, Вишена, золотой шар – вот что мне нужно из всего этого золота.

– Да, клянусь Одином, это, должно быть, ценная вещь, раз она так нужна папе римскому. Это, наверное, что-то вроде тех волшебных вещей, что отдала нам Мать Матерей, когда мы три года назад ходили с тобой в Урочище Стуга. – Вишена вдруг оживился, в глазах его появился хищный блеск. – Так сколько, ты говоришь, там золота?

– Помни, золотые пластины Матери Матерей сделали в Тёмной Земле столько бед, попав в твои руки… – Рагдай словно не слышал вопроса. – Но, впрочем… Это в прошлом. Я прошу, если мы с помощью неба добудем это золото, то ты отдашь шар мне. – Рагдай взял конунга за плечо. – Обещаешь?

– Конечно! – Вишена вытащил из ножен меч, с силой всадил его в доски у своих ног и, положив ладони на рукоять, поднял лицо к небу: – Клянусь милостью всех богов, богинь асов и ванов, альвов и валькирий, клянусь подвигами эйнхериев, пирующих в Валхалле, что никогда не притронусь к шару!

Он наклонился, истово поцеловал рукоять меча, затем не без труда выдернул его из доски, оглядел остриё и очень спокойно спросил:

– А золото где?

– Там же, где его оставили: в небольшой пещере, промытой в известняковой горе давно пересохшим ручьём.

– Что? Ты ведь сказал, что его захватили авары! – Вишена пошатнулся, ему показалось, что в улыбке Рагдая сквозит безумие, а всё рассказанное им – невероятный бред, родившийся от постоянного бдения над рукописями, от колдовства над травами или долгого созерцания звёзд.

Рагдай с удивлением наблюдал, как лицо конунга неожиданно изменилось.

– Вишена, что с тобой? У тебя лихорадка?

– Рагдай… – простонал тот, – скажи правду, заклинаю тебя всеми богами.

– Какую правду?

– Про золото. Где оно? И есть ли оно вообще…

– Я ведь уже сказал. Оно в пещере, в долине реки Маницы. Каган выполнил просьбу Эгидия: пещеру охраняет отборный отряд.

Рагдай озабоченно положил ладонь на лоб Вишены.

– Подожди, может, у тебя жар?

– Нет. – Вишена стряхнул руку и подозрительно оглянулся – не видел ли кто его мгновенную слабость. Увидев, что только Ладри и Ацур, прекратив бросать друг в друга куски смолы, поглядели в его сторону, конунг успокоился. – Значит, мы добираемся до этой Маницы, находим русло пересохшего ручья, поднимаемся по нему, вырезаем отряд аваров – и золото наше. Клянусь Одином, это просто.

Рагдай неопределённо пожал плечами. Сделав несколько задумчивых шагов вокруг него, Вишена с надеждой спросил:

– А может, возьмём золото без Стовова? Зачем он – будет требовать не меньше трети.

– А две трети кому? – прищурился Рагдай, наперёд зная ответ.

– Мне и моей дружине. А тебе Шар. Очень ценный, – невозмутимо сказал Вишена, наблюдая, как Рагдай сначала закрывает лицо руками, потом начинает мелко трястись и наконец разражается безудержным смехом.

– Что, что он сказал? – подбежал и затеребил Рагдая за рукав Ладри. – Скажи мне!

– Уйди, мальчик, – отмахнулся от него тот, вытирая слёзы. – Ацур, отзови своего ученика.

– Ладри, иди сюда и никогда не вмешивайся в разговор старших, а когда сам будешь старшим, не вмешивайся в разговор конунгов, – многозначительно изрёк Ацур.

Мальчик неохотно повиновался.

– Вишена, редко кто из конунгов за все свои походы добывал и двадцатую часть тех богатств, – сказал Рагдай, став вдруг совершенно спокойным.

– Без Стовова нам не удастся вывести всё это золото, а тем более пробиться с ним обратно. А потом, Часлав, сын Стовова, мой друг, и он способен многое сделать для земли, на которой я родился, да и ты тоже.

– Мой дом – ладья, – нахмурился Вишена, – странно отдавать человеку золото только потому, что он живёт там, где ты родился. Это тебе скажет любой… Клянусь Велесом, это знают все от Персии до Ирландии. Ладно, пусть Стовову достанется половина, если ты так хочешь.

Не говоря больше ни слова, с видом неизъяснимого сожаления, Рагдай облокотился на борт ладьи и стал рассеянно смотреть на проплывающий мимо поток мутной жижи. Вишена пристроился рядом, тоже уставившись в воду. Так они стояли довольно долго, невольно прислушиваясь, как Ацур учит Ладри, как напевает себе под нос Бирг, а Эйнар рассказывает про Сельму, служанку ярла Эймунда, сетуя на то, что забавы с ней ему пришлось прервать из-за Вишены, который так неосторожно ошибся с сыновьями Бертила. Свивельд и Ингвар вяло обсуждали причину начала войны между богами.

– Не знаю, кто тебе рассказывал, Свивельд. Но было так.

Ингвар принял важную позу и продолжал:

– Ньерд решил соединить небесным мостом Ванхейм, где он жил с другими богами, ванами, в чертоге Брейдаблиг в Асгарде. Нужно ему это было для того, чтобы похитить Нэнну, прекрасную жену юного Бальдра, сына Одина. Ньерд послал в Асгард злую колдунью Гулльвейг. Она должна была убедить асов, что мост нужен для хороших дел, но Один прочитал мысли колдуньи. Тогда асы забили Гулльвейг копьями и трижды сожгли, но она снова и снова возрождалась. Тем временем к Асгарду приблизилось войско ванов…

– Подожди, Ингвар, не слишком ли много лодок впереди? Вишена, Вишена, посмотри туда! – Настойчивый зов Свивельда вывел конунга из задумчивости.

Семь или восемь больших лодок образовали изогнутую линию, края которой выдавались навстречу ладье. До них было три полёта стрелы, в лодках находилось не меньше восьми десятков человек, многие из них были вооружены: на солнце искрились грани лезвий и наконечников.

– Эти, впереди, явно желают вцепиться нам в борт. Клянусь всей прозорливостью Фрейи, – сказал Ацур, отстраняя Ладри, мешающего смотреть. – Если б я был конунгом на нашей ладье, я бы повернул назад, к островам, чтоб не потерять ни одного своего воина от случайной стрелы. Воины нам нужны будут потом…

По лицу Вишены все поняли, что конунг услышал Ацура, сказавшего нарочно громко. Облачко надежды на интересное дело, на пусть ненужную, но лёгкую победу сменилось разочарованной игрой бровей.

– Гельга, поворачивай назад.

– Это лютичи, наверное. Они все в шкурах, и на носах лодок конские черепа.

Пока ладья разворачивалась, воины под рогожей вглядывались в отстающего противника и обсуждали его:

– Может, они хотели просто торговать?

– Кто их знает…

– Смотрите, ветер переменился, вон дымы остановились и поползли назад.

– Лютичи молятся Белобогу. Говорят, в их городе Радяище каждое бревно частокола украшено искусной резьбой.

– Верба должна сейчас только набухнуть почками, а она уже вся в листве, – видно, лето будет жаркое, клянусь Локи. Я помню три лета назад, когда мы заночевали в Трустрема…

– Ладно, хватит прикидываться товаром. – Вишена дёрнул за рогожу. – Вылезайте!

Тут же на свет, путаясь в грубой материи, стали выбраться Эйнар, Гельмольд, Ньер, Хлекк и остальные.

– Садитесь за вёсла!

Ладья пошла быстрее, уверенно отдаляясь от неожиданных преследователей. Ладьи викингов были недосягаемы. В полдень, когда чайки, утомлённые нырянием, укрылись в скалах острова Насс, когда под солнцем заблестела разогретая смола между досками бортов и блики на воде сделались нестерпимы для глаз, Эйнар, взобравшись на мачту, сообщил, что лодки преследователей поворачивают в сторону фризского Эливгара.

Гребцы в последний раз вырвали вёсла из упругой воды. Ладри уселся перебирать пшено для готовящейся каши, Бирг наконец заиграл, и звук флейты впитался в воздух залива, сделав его хрупким как стекло.

– Он колдун, этот Бирг, – тихо сказал Рагдай.

А Вишена только пожал плечами: какая-то неясная печаль, нежность и одновременно радостная жестокость была в том, как флейтист рвал музыкальные фразы, как, почти затихая, звук вдруг срывался в неистовую трель.

– Впереди ладьи и лодки выходят из-за островов! – крикнул с мачты Эйнар и, обняв её, съехал вниз. Все стали разбирать оружие, слушая последние взлёты мелодии, сохраняя её в своих душах…

– С тех пор как мы ушли из By, – проворчал Свивельд, – Бирг играл три раза: после первого мы на камнях потеряли добрую сеть, полную рыбы, во второй раз нас едва не потопил шторм, а теперь что должно быть?

– А теперь рухнет небо, – неожиданно отозвался Рагдай.

– Да? – Свивельд медленно поднял лицо к небу и внимательно его осмотрел.

– Ты шутишь?

Пылающее солнце, прозрачный, голубой небесный купол, серо-белые облака, похожие на взбитую на прялке шерсть, говорили о полном и безмятежном спокойствии, царившем в природе… Парус опустили, завели вдоль борта, подвязали и уложили. Вёсла связали по три, чтоб те не разъезжались под ногами. Покряхтывая, согнули луки, накинули петли тетивы. Ацур настоял, чтоб Ладри и Рагдай сидели у клетей с птицей под защитой его и Эйнара.

Торн встал со щитом рядом с Гельгой, готовясь отражать от кормчего стрелы и дротики. Вишена глядел то назад на подозрительные лодки лютичей, слишком медленно идущие к Эливгару, то вперёд:

– Ну, теперь куда отворачивать? Клянусь Одином, десяток ладей и столько же лодок впереди и десяток лодок позади – это не очень хорошо. Может случиться много работы. Интересно, что это за ладьи? Для фризов слишком малы, для ютов тоже, для данов осадка низка, да и головы не высокие…

– Они пропускают лодки вперёд и выстраиваются линией! – сказал Гельмольд, поворачиваясь к Вишене.

– Мы же ещё ничего не сделали, так почему нас обложили? Клянусь всей хитростью Локи, не понимаю.

– Наверное, мы похожи на их врагов, – предположил Свивельд, – надо с ними поговорить и предупредить, что мы из них кишки вынем.

Тем временем лодки приблизились на расстояние крика и с них выпустили несколько стрел. Пока стрелы чертили пологую дугу, Бирг снял с пояса рог и зычно затрубил. Вишена всё ещё медлил надевать шлем. Он стоял среди своих воинов на носу, глядя туда, где в проходе между островами растянулись в линию семь ладей, спиной чувствуя – Рагдай и Ацур уже разглядели что-то такое, отчего с трудом теперь сдерживают смех. Стрелы наконец долетели. Две из них стукнули в подставленный Хрингом щит, а третья угодила в клеть с гусями, вызвав там недовольное шипение, клёкот и удары крыльев. Вишена осмотрел стрелу. Она была из старого камыша с длинным, как игла, наконечником, смазанным какой-то воняющей гадостью, и узким оперением из пера цапли.

– Яд. Такие стрелы делают стребляне, и только они могут таким поленом так метко бить со ста шагов. – Конунг озадачился.

– Откуда здесь стребляне? Может, их привёл с собой Стовов?

– Стовов, – отозвался Рагдай, и в голосе его было слышно облегчение. – Вон, смотри, на одной из лодок человек в шкуре волка, это Оря, а вон на той большой ладье пурпурный стяг с золотой фигурой. Там сам Стовов. – Рагдай протиснулся к Вишене, опёрся руками о борт и закричал: – Эй, на лодках! Я Рагдай, со мной Вишена, я хочу видеть Орю и Стовова!

Ещё две стрелы пустили с лодок, ещё раз Рагдай кричал, надрывая горло, и снова несколько стрел упали в ладью.

– Подожди, дай я встану на борт, тогда Оря меня узнает.

Рагдай опёрся о плечо Свивельда и собрался уже лезть, но Вишена удержал его за рукав:

– Они безмозглые, эти стребляне. Сначала всадят тебе стрелу в глаз, а узнают уже потом. Клянусь Одином, они просто не могут и подумать, что мы идём им навстречу, со стороны устья. Они принимают нас за фризов. Думают, что мы торговая ладья, добыча.

Стребляне подошли совсем близко. Видно было, как они нетерпеливо размахивают оружием, скалят зубы. Их лодки начали окружать ладью и вдруг замедлили ход, почти остановились. На них поднялся гомон, смех, радостно затрубил рог.

Донеслись крики:

– Скажите Стовову, что мы нашли их! Это Рагдай, это не фризы!

– Как они, однако, быстро определились, – раздражённо сказал Вишена и, перегнувшись через борт, закричал, всё ещё держа отравленную стрелу: – Эй, Оря! С каких это пор стребляне начали шастать во Фризию?

– Да хранит тебя Мать-Рысь, Вишена! – послышалось в ответ. – Я узнал тебя!

– Он узнал меня, светлая голова, – проворчал конунг и повернулся к Рагдаю: – Ты только погляди, Стовов привёл с собой по меньшей мере две сотни человек. Мы что, собираемся захватывать Фессалоники? Клянусь всей хитростью Локи, нам с таким войском не удастся идти тайно. И потом, они все будут требовать свою долю. Нет, ты видел? Он с собой ещё и лошадей тащит. О боги!

Стовов поднялся на ладью варягов в сопровождения Ори, Мечека, Хитрока и Семика. Князь был облачен как на смертельную сечу: кольчуга до колен, поверх неё пластинчатый панцирь, явно фризской работы, сверху простёганная серебряной нитью белая рубаха, набитая войлоком, с разрезами по бокам, цельнометаллические поножи чуть выше колен, за поясом нож, кистень, булава, на поясе меч. Шея его была укрыта бармицей, лицо полумаской с наносником, кулаки спрятаны в кольчужные варьги. Воинственный наряд завершал плащ до пят, стянутый на плече золотой пряжкой в виде медвежьей головы.

Стовов встал среди варягов, уперев руки в бока – громадный, надменный, обвёл всех испытующим взглядом и не совсем дружелюбно пророкотал:

– Ну, вот мы и встретились, други мои. – И уже более мягко добавил: – Рад видеть вас в добром здравии и множестве, да хранят вас боги.

Мечек поддержал приветствие князя:

– Бурундеи готовы идти дальше вместе с воинами Вишены и Рагдаем, о которых не смолкая поют сказители Склавянской земли!

Мечек был в броне попроще, без поножей и войлочной рубахи от стрел, без пурпура и золота на плечах. Вместо кольчуги его до колен закрывала кожаная рубаха, усиленная чешуёй стальных пластин, издающих металлический шелест при каждом движении. На груди его, как всегда, лежал серебряный знак Водополка Тёмного: трёхглазое солнце с лучами-змеями. Такое же солнце было на яйцеобразном шлеме, из обода которого по бурундейскому обычаю во все стороны торчали клыки не то волков, не то лисиц. Оря, как всегда, был в волчьей шкуре. Кроме того, на стреблянском вожде была грубая рубаха из небелёного льна, такие же широкие штаны, перетянутые по всей голени ремешками, которые одновременно крепили на ступне кожаные поржни. Из украшений Оря имел только серебряное ожерелье с янтарными вставками в виде кошачьих глаз и оберег из бронзы – небольшая пластина с насечёнными рунами какого-то давно вымершего языка. Он подошёл к Рагдаю, обнял его и долго не выпускал, бормоча что-то про Тёмную Землю, Дорогобуж, Стоход. Так же долго тискал в объятиях Вишену, а потом снова Рагдая.

Хитрок, воевода полтесков, похожий на каменные изваяния степных могильников, одинаково широкий от плеча к плечу и от груди к спине, встал позади Стовова, и его безбородое лицо напоминало маску шлема, с прямым наносником и круглыми глазницами. Из глазниц безучастно мерцали зелёные глаза. Он запахнулся в чёрный плащ, скрывший даже руки, и так и стоял, не произнося ни слова. А вырвавшись наконец из объятий стреблянина, Рагдай не без удовлетворения оглядел воевод:

– Я рад, что Стовов здесь, что он бодр и ведёт с собой храбрых воинов Склавении. Отсюда начинается наш общий путь. Многие опасности и испытания ждут нас, и велика будет награда дошедшим до конца, да хранят нас боги.

– Хвала богам, – кивнули воеводы.

Стовов снял шлем и поднял его над головой:

– Слушайте меня, все! Каждый воин, каждый мечник в конце похода получит золота вровень с краем этой шапки. Это говорю я, Стовов! Идите за мной, и вас ждёт удача! Хвала богам!

Князь дождался, когда на лодках и ладьях смолкнут одобрительные крики, отдал шлем Семику и покосился на Свивельда, стоящего за спиной Рагдая:

– Я узнаю тебя, ты варяг Вишена по прозвищу Стреблянин. Ты три лета назад помогал Рагдаю странствовать по Склавении. Рад.

– Это Свивельд, один из варягов, которые были тогда с Гуттбранном, – отстраняя изумлённого Свивельда, сказал Ацур. – Вишена вот.

Он указал на хмурого конунга. Вишена встретил взгляд князя и встал перед ним, уперев руки в бока. Они смотрели друг на друга довольно долго, а рядом стоял огорчённый Рагдай, и только Креп понял причину этого огорчения – князь нарочно не признал конунга.

– Приветствую тебя, конунг, – не разжимая зубов сказал князь, затем неохотно снял с правой руки кольчужную варьгу и поднёс к глазам раскрытую ладонь, сверкающую кольцами; он сквозь пальцы наблюдал, как Вишена сощуривается, бычит шею и начинает медленно освобождать запястья от золотого браслета, крутит его и якобы никак не может снять.

– Вишена, если ты первым преподнесёшь подарок, ничего не изменится! – не вытерпел Рагдай, поморщившись как от боли.

– Что не изменится? – дёрнул кудрями Вишена.

– Вишена! Не надо ссоры! – прошептал Ацур.

– Ладно. – Конунг нехотя снял браслет и протянул его Стовову, но тот медлил его брать, с неожиданным вниманием разглядывая свои кольца.

– А вот это кольцо достойно конунга. – Князь, вдоволь насладившись напряжённой паузой, стянул с пальца массивный золотой перстень, и в этот момент что-то печально звякнуло, – Вишена уронил браслет, просто отпустил его, даже не изобразив неловкость.

– Ну вот, уже враги, – прошептал Рагдай, и ему вдруг показалось, что надежды на успех похода становятся призрачными, что всё уже кончено и он отвернулся.

– Ой, упало! – Это был голос Ладри. – Вот, вот, оно сюда закатилось.

Рагдай обернулся. Мальчик поднял браслет и почтительно поднёс его Стовову.

– На Часлава похож. – Князь неожиданно смягчился, принимая браслет и вглядываясь в серьёзное лицо мальчика.

– Похож, клянусь Даждьбогом, – кивнул Семик. – Его зовут Ладри, он из By, что в Ранрикии.

– Я его обучаю воинскому искусству. Смышлёный, – сказал Ацур, с облегчением наблюдая, как со скул Стовова сходят красные пятна бешенства. – Князь, позволь мне остаться на этой ладье с мальчиком, пока я не обучу его хотя бы малому.

– Нет, ты мне нужен, Ацур. Пойдёшь на мою ладью, будешь оберегать Рагдая.

– А я остаюсь тут, князь, – сказал Рагдай, – кормчий Гельга был на Одре с дружиной Гердрика и знает реку, поэтому варяги должны идти впереди, а я хочу быть на первой ладье, чтобы вовремя опознать нужное нам место, которое я знаю только по описанию.

– Да? Ну, тогда ладно, – согласился князь со странной лёгкостью. – Тогда Ацур останется с тобой. Я уповаю на твою мудрость, кудесник. За вами следом пойдут стребляне и остальные, как шли раньше. А вино? Тут есть вино, на этой ладье? У варягов всегда есть хорошее вино.

Ближе к вечеру, когда вожди вернулись к своим воинам, остров из ладей посреди Швангангского залива распался в нестройную вереницу, а берега проявились огнями костров. Чуть позже пошёл дождь. Он собрался незаметно, выдавая серую пелену своих облаков за сумерки, и начался исподволь, бережно расходуя мелкие холодные капли, будто намеревался моросить вечность. Солнце растворилось, исчезло, только раз выглянув в случайный разрыв облаков и лишь на мгновение наполнив их пурпуром. С солнцем исчезли чайки, ветер, фризские лодки, стреблянские песни, всплески воды. Остался лишь шелест капель, запах остывшей просяной похлёбки, огни-глаза враждебного берега и предчувствие снов. Ладья варягов двигалась на два корпуса впереди стреблян, медленно, при половине вёсел.

Бечева с грузилом щупала дно, сообщая глубину количеством оставшихся над водой узелков. Десять локтей, семь, шесть, четыре, три, четыре, четыре…

Справа темнели промокшей соломой несколько растерзанных крыш, то ли они плыли, то ли всё ещё бессмысленно укрывали затопленные дома. Грузило снова пошло глубже – укрытые паводком острова остались позади. Берега начали быстро смыкаться. Берег слева был вымершим: деревья стояли в воде, насколько взгляд проникал в глубь зарослей. Правый берег был выше. Здесь Одра наткнулась на ею же созданный обрыв, поднялась почти до самого его верха, но только там, где русла ручьёв и промоины оврагов раскрывались ей навстречу, реке удалось прорваться, образовав многочисленные островки и лужи. Все снега уже сошли, лёд растаял, весенние ливни пронеслись слишком быстро, притоки обмелели, ручья забились сором и бобровыми плотинами, и, миновав пик могущества, Одра начала отступать, медленно, неохотно отдавая излишек своей силы бездонному, неблагодарному морю.

Гельга держал ладью ближе к правому берегу, чувствуя там хорошую глубину. Кроме того, береговая линия здесь была чётко обозначена. Прерывистый свет костров колебался среди сырого дыма, высвечивая выложенные мхом крыши, то одну, то несколько. Иногда самого пламени было не видно и лишь его зарево оттеняло острия частоколов или контуры шалашей, иногда в темноте висел квадрат окна, за которым горел очаг, а рядом двигалась искорка факела или лучины. В ночной тьме склавенское войско двигалось бесшумно. Вёсла не бросали, а медленно погружали и только после этого толкали воду. Кур, гусей в клетях закрыли рогожей от нечаянной тревоги, лошадям замотали морды, чтоб не ржали спросонья, бодрствующие молчали, спящих удерживали от храпа. Все сняли светлые одежды, сталью в руках не играли, бляхи щитов по бокам вымазали сажей, чтобы не блестели. Похожие на тени, на призраки ладьи и челны скользили в трёх десятках шагов от берега. Тут не было закона, сюда снесло разорённых паводком, обозлённых фризов, здесь скрывались поднявшие мятеж против Крамна Швангангского, сюда, в разорённую область, к реке, выползали из нор и урочищ дикие лютичи. Любая встреча тут могла закончиться нежелательной стычкой. С берегов слышались невнятные голоса, иногда плач, смех, иногда обрывки песен, где-то выла собака, вдалеке гукал филин.

Рагдай уже засыпал под тяжёлой шкурой, мысли его уже начали смешиваться, терять очертания, удаляться, когда он скорее почувствовал, чем услышал что-то… И очнулся. Он сел, стараясь сосредоточиться. Увидев спины гребцов, шею деревянного дракона, свернувшегося рядом Ладри, привстал, посмотрел в сторону берега и сразу заметил силуэт человека, стоящего у костра. Лицо его, ярко освещённое костром, резко выделялось на фоне ночной темноты. У костра вповалку лежали спящие.

Рагдай смотрел, и человек, казалось, смотрел на Рагдая.

– Решма? – Рагдай потряс головой, будто отгоняя видение.

Глаза слипались, голову клонило вниз.

– Здесь?

– Рагдай, ты что? – заворочался Ацур.

– Решма.

– Какой Решма? – Ацур, не раскрывая глаз, заворочался, устраиваясь на левом боку.

– Тот самый.

– Спи, кудесник. Клянусь Фригг, тебе показалось. Решма давно умер. Люди видели его с ножом в животе. Спи, был долгий день…