Глава 1. Фиорд Эйсельвен
Ночь гладила морщины скал. Своей бархатной чернотой она накрыла их расщелины и выступы. Между отвесными стенами вода лежала серебряным зеркалом: спокойная, безмятежная гладь, неподвластная холодному резкому Геннглану, дующему с моря. Там, где фиорд после нескольких изгибов поворачивал к западу и утыкался в каменные россыпи, приютившие невидимый, но шумный ручей, кромка берега была пологой. Здесь начинался лес. Высокие, пышные ели торжественно стояли у самой воды. Широким клином лес разрастался к разрыву в скалах, теснился там, в узкой седловине, и уходил бесконечным ковром дальше: туда, где снег никогда не таял, где ручьи и реки были во льду. В десятке шагов от берега, как большие рыбы, выброшенные на берег, лежали кверху дном две дощатые лодки. Вокруг волнами провисали на жердях ещё влажные сети с поплавками из скатанной сосновой коры. Тут же, над потухшим костром, поскрипывал на треноге чан, сбитый из железных полос, с облитыми смолой боками. Под ним громоздилась куча хвороста и дров.
Чуть выше лодок, среди елей, на катках из толстенных бревен, стояла ладья. Её мачта горделиво возвышалась над кронами высоких деревьев. Раскрытая пасть деревянного дракона на носу ладьи была обращена к фиорду. Три десятка вёсел, расставленные вдоль бортов, казалось, вот-вот оттолкнутся от замшелых камней, а парус, скатанный на палубе, радостно взметнётся вверх и упруго вздуется, повинуясь попутному ветру. Но лежащие у кормы козьи шкуры от только что разобранного навеса, цветущие подснежники и ледяной пар дыхания стоящего рядом человека говорили о том, что не настало ещё это время.
Человек долго и внимательно смотрел на ладью, а ладья смотрела на человека, пока с той стороны, где над лесом переплетались дымы очагов, не раздался настороженный девичий голос:
– Вишена? Вишена? Что ты стоишь тут, как страж богов Хеймдалль? Вишена, эй! Ты где?
– Зачем пришла? Увидит кто.
Вишена подался вперёд на голос и вдруг оглянулся. Ему почудилось, что в последний момент глаз деревянного дракона хитро сощурился, словно ядовитый змей Ёрмунганд подал какой-то таинственный знак. Вишена неуютно поёжился, растёр озябшие пальцы и бесшумно пошёл на голос. Кожа его штанов и рубахи была черна, как лесная ночь, и ему удалось незаметно приблизиться к неподвижной женской фигуре, белеющей льняным платьем и козьей накидкой. Подошёл и тихо, как рысь, прорычал:
– Попалась, Маргит!
Девушка вздрогнула, но через мгновение узнала обхватившие её сзади руки:
– Я с тобой стану седой, как луна. Страшила ты, злобный карлик, цверг.
– А разве цверги умеют так целовать? – Вишена рассмеялся низким, грудным смехом. – А потом, я не краду младенцев и не ем их. И скот не морю, и посевы. – Вдруг он затих и уставился в темноту. – Слушай, чего это там, в By, происходит? Вроде как с факелами бегают. Наверное, опять ссора… Так всегда бывает на пиру.
– Конечно! Это ярл Эймунд забрал оружие у твоих дружинников. И правильно сделал! А то вы такие гости, что непременно устроили бы в посёлке резню.
Маргит выскользнула из объятий Вишены, но он ухватил её за длинные струящиеся волосы. Она возмущённо продолжила:
– Сейчас, когда Эймунд послал своих людей собирать дань с озёрных ётов, вы опасны как никогда. Помнишь, что вы устроили в прошлую зимовку в Страйборге?
– Обидеть меня хочешь, Маргит? – Вишена намотал её волосы на кулак и притянул к себе, стараясь смотреть в глаза. – В Страйборг тогда вернулся Остар, убивший много лет назад Гердрика Славного, отца Хельги и Тюры. Ты ведь знаешь это? Клянусь Фрейром, ты это знаешь!
– Да, конечно! Да ты просто ревновал Остара к Хельге. Ты хотел жениться на ней и стать ярлом в Страйборге и всей Ранрикии. Поэтому ты и убил Остара. Пусти меня!
Девушка наступила ему на ногу, чтобы причинить боль, но слова оказались куда больнее. Вишена яростно оттолкнул её.
– Слушай, глупая женщина! Остар нарушил правду, его всё равно осудил бы общий тинг за убийство Гердрика. Он не смог бы откупиться никаким вергельдом. И он первый напал на нас со своими людьми. Мы тогда спасли Страйборг от большой беды.
Маргит холодно усмехнулась:
– Тогда почему вас потом выгнали из Страйборга, да с таким позором, что в ту зиму вы уже не посмели вернуться и зимовали у нас в фиорде?
– Ну зачем ты терзаешь меня, Маргит? Клянусь Фрейром, я не заслужил этого. Я всё равно не смог бы жениться на Хельге или Тюре и стать ярлом. Ты ведь знаешь, я не веду свой род от Одина, я пришёл из Склавении, из Тёмной Земли, что лежит меж реками Стоходом, Вольгой и Мемой. Но стал конунгом, чей край не дом, а ладья, и люди мои не хевдинги – рабы или изнеженные скальды, а воины, которых хранят боги. – Он вздохнул и пошёл в сторону чёрного низкого строения из вертикально вкопанных брёвен, крытого сосновой дранью. Входя внутрь через низкий проём, открывшийся за тяжёлой дверью, он услышал, как зашуршала сухая хвоя и лёд под лёгкими шагами Маргит.
В бликах догорающего очага, пропахший потом и копчёной рыбой, дом наполнился их тенями, словно не двое влюблённых оказались тут, а три десятка воинов вернулись с пира. Вишена поднял одну из лавок и грузно сел на неё. Маргит робко подошла к нему и прижалась щекой к его груди:
– Извини меня. Я злая, я знаю.
Она села рядом с Вишеной, который смотрел на неё, тоскливо подперев голову кулаком. Маргит печально продолжила:
– Мне кажется, что ты больше никогда не вернёшься в By. И меня выдадут замуж за противного Гакона, если только к тому времени меня не украдут ёты или даны.
Она положила тонкие пальцы на мощную шею Вишены и заглянула в его глаза, синие, как сапфиры.
– Правда, давай поговорим с моим отцом на празднике дисов, ты его уговоришь, и он объявит о нашей помолвке?
Вишена кивнул, не мигая глядя в каменное кольцо очага, в котором медленно умирал огонь:
– Маргит, я не обещал помолвки. Я говорил, может быть, если захотят боги, будет помолвка. Понимаешь?
– Нет. Или это значит, что ты бросишь меня здесь? – Зажав на груди разноцветные бусы, она подняла брови: – Ты при всех подарил мне эти ромейские стекляшки и сказал, что каждую ночь думаешь только обо мне. Все знают, что мы вместе, и тебе придётся платить большой вергельд, если ты бросишь меня. Иначе мой брат убьёт тебя в честном бою.
– Или я его. Как решат боги, – ответил, не меняя позы и выражения глаз, Вишена. – Я не волк Фенрир, я не Ван-кровосмеситель, не злодей. Я чту закон и уважаю кров, под которым нахожусь. Я не люблю ломать своих обещаний и клятв. Ты нравишься мне, и я не скрываю этого на людях, а мой друг Эйнар уже шутит, что меня привязали к кровати и никуда теперь не пустят. Но я не люблю, когда на меня давят. Тем более женщины. Ты не богиня Идун. Жди. И всё будет так, как захотят боги. – Он вдруг улыбнулся и привлёк к себе девушку. – У тебя глаза цвета хвои. Оставь свои вечные упрёки и подозрения. Давай поговорим обо всём позже. Скоро все вернутся с пира, и мы ничего не успеем. Маргит, не вырывайся, не то укушу в шею, клянусь Фрейром.
– Ты бы лучше волком Фенриром поклялся. Вполне мог бы луну заглотить. И врёшь и изворачиваешься так же. Пусть, пусть все вернутся и застанут нас. Отпусти!
Маргит на мгновение застыла, глядя в пространство, потом расхохоталась и уткнулась горячим лбом в его щёку.
– Представляю тебя вместе с Эйнаром на пашне, разбрасывающим семена.
Вишена вдруг понял, что она уже плачет. Он почувствовал, как в груди разрастается пустота и его сердце вот-вот сорвётся в пропасть. Он закрыл глаза и увидел, как скалы фиорда начинают дробиться, как океанский горизонт заворачивается сухим листом, а небо стремительно приближается и звёзды холодными каплями проносятся мимо сквозь него и сквозь неё. Они всё переворачивают внутри, эти звёзды, а боги, вышедшие из стены Асгарда, стоят неподвижно и ждут чего-то.
– Погоди, Маргит, не плачь. У нас будет помолвка и свадьба. И я брошу нож от изгороди твоего дома, и там, где он упадёт, я построю наш дом. Там будут козы, куры, большой очаг и дети. Ты каждое утро станешь расчёсывать мне волосы гребнем и лить воду на руки перед трапезой. И может быть, я ещё в последний раз схожу на Юг и вернусь с несметным богатством…
Он говорил не выбирая слов, с ужасом понимая, что Маргит плачет всё сильнее и сильнее. Наконец она затихла, стиснула его шею руками, пахнущими льном:
– Мне кажется, что ты не вернёшься сюда. Никогда. Но я буду молиться Фрейру, а колдунья Ингра обещала помочь…
Огонь погас. Изредка потрескивали остывающие камни, в клетках перебирали крыльями куры, какой-то зверь, то ли росомаха, то ли лис, осторожно ходил у самого порога. Два раза гукнул филин, потом всё стихло, шум ручья сделался отчётливей, неподалёку упали сухие ветки. Маргит сказала почти шёпотом:
– Прости мои слёзы. Я просто хочу быть с тобой всегда, но чувствую – мысли твои далеко, наверное за Янтарным морем, в Склавении. – Девушка закрыла рукавом мокрые ресницы. – У тебя там братья и сёстры?
– Нет. Наверное, ты права. Будет так: завтра я отправляюсь на охоту. Убью самого большого оленя в этих горах, принесу твоему отцу. И буду говорить с ним, клянусь Одином, – тихо сказал Вишена.
– Хорошо. Я ухожу. Буду ждать утра и молить богов. – Маргит поднялась. – Прощай…
Она выскользнула наружу и исчезла.
Вишена ещё долго сидел в кромешной тьме, глядя через распахнутую дверь на просветлевший, засеребрившийся луной лес. Потом медленно наклонился, подобрал несколько хворостин, с треском переломил их и тряхнул головой, словно сбрасывая оцепенение:
– Не понимаю, что со мной. Раздваиваюсь, как цверг. Хочется взлететь на небеса и там остаться. Но нет крыльев. Она всё переворачивает во мне. Я вдруг становлюсь слабым и одновременно сильным.
Он присел над очагом, пристраивая хворост к тлеющим углям. Подул, наблюдая, как через черноту головешек пробивается жар.
Огонь нехотя ощупал новую жертву и наконец решил принять её. Вишена бросил в оживший очаг ещё пригоршню коры, обильно привалил дровами и сонно зажмурился. Вязкая дрёма обволокла его тело, но тут же, как послышалось многократное гулкое эхо, исчезла. Он напрягся и вслушался. Трубил рог. Наверное, по фиорду шла ладья. Вскоре, в проёме двери, показалась взлохмаченная чернобородая и длинноносая голова, с круглыми от хмеля и удивления глазами.
– А, вот ты где! Тебя ищут, ищут.
Вслед за головой возникло мощное тело, блестящее чешуёй длинной кольчуги и золотом браслетов и колец.
– Представляешь, Эймунд открыл оружейную и раздал наше оружие. По фиорду идёт ладья, и он решил, что это даны или трейды.
– Ясно, Эйнар. А где все?
Вишена вытянул свой меч из ножен. Осмотрел клинок.
– Ты видел её?
– Кого? – Эйнар огляделся. Стало заметно, что его сильно шатает. – Маргит, что ли? Кстати, Эймунд зол, что ты рано ушёл с пира, а Бертил – отец Маргит обещает убить тебя, если застанет вас вместе.
– Знаешь, Эйнар, она хорошая девушка. Но очень занудная. И плачет всё время. Может, она станет другой, когда я женюсь на ней?
Вишена горестно вздохнул. Эйнар же добрёл до бочки, взялся за края, нырнул туда головой, долго там ею тряс и распрямился уже заметно посвежевшим. Фыркая и утирая бороду ладонью, он засмеялся:
– У тебя в голове мухи завелись. В фиорде чужая ладья, а ты говоришь о странном. Ты что, действительно возьмёшь её замуж? Тогда ты сделаешь её несчастной. Тебя завтра убьют, или ты затеешь дальний поход во Франконию или Саксонию на три лета. Я тебя знаю. Вставай, Конунг!
Вишена вздрогнул и резко поднялся, встряхнув головой:
– Где все?
– У Рыбьего камня, только нет Гельмольда и Ингвара. Они уже не могут стоять на ногах после медовухи, что сварила Сельма. Кстати, там же и Эймунд со своими людьми. Слушай, что-то стало зябко…
Эйнар набросил на плечи медвежью накидку и стал похож на медведя. Вишена хмуро посмотрел на него и пробурчал:
– Пошли.
Они вышли в ночь и быстро двинулись к Рыбьему камню, до которого было не больше трёх полётов стрелы. Распространяя запах браги и чеснока, Эйнар шумно сопел, недовольный тем, что ноги не слушаются его. Перебираясь через поваленный ствол, обросший мхом и грибами, он не устоял и рухнул на каменную россыпь, и некоторое время катился под уклон, бренча кольчугой.
– Проклятье! – Эйнар неуклюже поднялся и, опёршись на меч, начал пьяно бормотать: – Представляешь, сидели мы за столами, слушали сагу о походе Одина в Хель. Этот Имр, скальд Эймунда, так складно говорит – заслушаешься. Да… Эймунд дарил всем кольца. Служанка Сельма положила на меня глаз, и тут влетает на коне смерти Сигвар и орёт, что в фиорде ладья данов. Какие даны, откуда взялись, что им тут надо в этом богами забытом месте? Не дали сагу дослушать… Клянусь Одином, они мне дорого за это заплатят…
Вишена молчал. Он уже заметил небольшую ладью под парусом, медленно выходящую из-за поворота фиорда, и четыре десятка фигур на берегу, напротив торчащего из воды валуна. Чёрный силуэт ладьи как раз достиг лунной дорожки, в том месте, где отражённое от воды серебро обрывалось тенью утёсов. Снова зазвучал рог, на ладье заметили блеск стали у Рыбьего камня и начали поворачивать туда.
Вскоре Вишена и Эйнар оказались среди соратников. Эймунд – величественный, в крылатом шлеме и с длинной бородой, заплетённой в седые косы, – приветствовал их поднятием ладони, тяжёлой от золотых перстней.
От воды со стороны ладьи было отчётливо слышно, как кормчий на ней даёт счёт гребцам и вёсла нестройно врезаются в воду.
Вишена сквозь строй своих соратников, одетых в кольчуги и вооружённых окованными железом щитами и короткими мечами, прошёл к самому берегу. Эймунд почтительно склонился перед конунгом.
– Трубите в рог. Они уже заметили нас, – сказал он, – пусть знают, что мы все настроены биться.
Рог тут же запел гневно и предостерегающе. Пока его отзвук носился между берегами, между водой и звёздным небом, звонкий голос за спиной Вишены сказал:
– Они идут, как посланцы Хеля, на корабле мертвецов Нагльфар. А кормчий у них бог Локи, отец волка и змея Ёрмунганда.
Фенрир уже заглотил солнце, и оно теперь никогда не взойдёт, а войска сынов Муспеллы уже скачут по мосту Биврест, и великан Сурт приближается с юга с мечом, который ярче солнца. А мы как легендарные эйнхерии и асы, Эймунд как Один, Вишена как Тор. Может, всё повторится согласно прорицанию Вёльвы? А, Овар?
– Это на тебя ещё действует брага, Свивельд. – Овар, огромный и могучий, усмехаясь посмотрел на стройного и юного воина. – Нет, Свивельд, это не похоже на гибель богов. Ведь не было ни смерти Бальдара, ни трёхгодичной зимы, ни шатания мирового ясеня Иггдрасиля, ни потопа. By не Асгард, я не Фрейр, в руке Эймунда не молот Тора, а просто копьё. И, кроме того, я не хочу сейчас умереть, у меня ещё не достаточно золота, чтоб предстать перед Одином.
Сказав это, Овар подавил зевоту, помолчал и задумчиво добавил:
– Всё намного проще. Мы просто сидели на пиру у Эймунда, пережидали время между холодным Геннгланом и тёплым Реннвиндом. И просто в этих пустынных местах возникает ладья. Вот и всё, Свивельд. Но это, наверное, не даны. Если бы они хотели напасть на By, они высадились бы у ворот фиорда и шли бы берегом без рога. Они взяли бы нас во сне. Это не враги.
– Может, и не враги, – не оборачиваясь, задумчиво сказал Вишена, – но разомкните ряды и на всякий случай стойте вдоль воды и держите щиты на груди…
За его спиной тут же послышался лязг, шорох одежд и шагов.
Тем временем на ладье начали подвязывать парус, сушить вёсла, с грохотом затягивая их на палубу, послышался всплеск камня, утягивающего ко дну промерочный линь, кто-то крикнул, растягивая слова на гетландский манер:
– Глубина три десятка локтей, но могут быть камни. Так что держи прямо на воинов. Клянусь Тором, они хотят защищать именно то место, где можно подойти.
Ладья шла теперь по инерции, быстро теряя скорость.
– Слушайте, да это свои из Тролльберга, с которыми мы ходили когда-то по Рейну, – удивлённо сказал Эйнар, – я узнал голос Ларса. Он жив, оказывается, но что им тут надо?
– Я Эймунд, со мной мой брат Хенрик и Вишена Стреблянин с людьми, – тем временем заговорил ярл Эймунд, и голос его был громче рога.
– Кто вы? Что вам нужно в Варанд-фиорде?
– Я Йеран, брат Донкрада. Со мной Рагдай из Склавении и Ацур, человек конунга Стовова из Каменной Ладоги, – послышалось с ладьи в ответ, – мы хотим говорить с вами.
– Это кто ещё такие?
Эймунд опёрся на копье и выжидающе посмотрел на изумлённого Вишену:
– Про Донкрада из Тролльберга я слышал, а про этих, клянусь Тором, слышу в первый раз.
Вишена несколько раз глубоко вдохнул сухой, холодный воздух, потрогал лоб, будто смахивая что-то, сощурился:
– Я знаю Рагдая из Склавении. Он помогал мне с Эйнаром, когда мы в Тёмной Земле спасали золото Гердрика, а изменник Гутбранн шёл по нашему следу. Больше всего на свете он чтит знание, заветы и дела богов.
– А золото? – спросил кто-то.
– И золото, – ответил за Вишену улыбающийся Эйнар, и все вокруг облегчённо засмеялись.
В осанке же Эймунда исчезло что-то величественное, и он с досадой произнёс:
– Клянусь Одином, друг моего гостя – мой гость. Правда, я ждал данов и хотел с ними биться. А тут друзья… Ну что ж, пусть пристают. Дирк, крикни им, чтоб обходили камень справа. Клянусь богиней Фригг, за гостей придётся сегодня ещё не раз наполнить кубки!
Пока Дирк руководил, а дружинники бросали на камни щиты и стаскивали с потных голов железные шапки, Эйнар, встав позади Вишены, бубнил:
– Рагдай с Ацуром. Странно, клянусь Фрейей… Ведь когда мы три года назад уходили из Стовграда, они собирались сопровождать Часлава, сына князя Стовова, в Миклгард. Там Часлав должен был пять лет обучаться разным премудростям. А теперь Рагдай тут. Я уверен, что ему нужен ты, Вишена. Но вот для чего?
Наверное, что-то очень важное погнало его через Янтарное море и Данские проливы, искать тебя по всему побережью Ранрикии. Наверняка снова это была Мать Матерей, с её волшебными дарами, живой водой и сверкающим мечом…
Тем временем ладья ударилась в берег, упали в воду якорные камни. По гнущимся, скрипящим сходням сошёл коренастый Йеран, заросший до глаз бородой, и двое его людей. За ними неторопливо следовал в просторном плаще из тканой шерсти высокий человек, который сразу отыскал среди воинов Вишену и Эйнара.
– Ну вот, Вишена, мы снова встретились. Хвала богам, ты жив и бодр и Эйнар с тобой.
– Да хранит тебя Один, Рагдай, и пусть тебе всегда сопутствует удача! – ответил Вишена по-склавенски, всматриваясь в рыжебородое лицо кудесника. Он постарел… Его коротко стриженные волосы цвета сосновой коры были уже тронуты сединой. На шишковатом высоком лбу и между бровями сгустились морщины. И только глаза в свете запалённых факелов были всё те же. Пронизывающие, то серые, то синие, одновременно злые, весёлые, беспечные и усталые. Рассмотрев Рагдая, Вишена перевёл взгляд на воина только что подошедшего: – А-а, и ты тут, Креп! Все ещё служишь своему господину?
– Рагдай не господин, а учитель… – ответил Креп, – я рад снова видеть тебя, Вишена.
Уже ярл Эймунд и брат конунга Донкрада успели обменяться дарами, уже кто-то был послан в By, чтоб там готовили баню и жарили ещё мясо. Уже все воины покинули ладью, и процессия потянулась в сторону селения, а Рагдай с Вишеной всё ещё смотрели друг на друга. В это время Эйнар, косясь в их сторону, пытался завязать беседу с гороподобным воином, одетым в кожаный панцирь с железными бляхами и длинную грязно-белую льняную рубаху.
– Слушай, Ацур, во имя всех богов, не молчи. Расскажи, что было, после того как мы ушли три года назад из Склавении. Что сталось с твоим князем Стововом?
– Князь Каменной Ладоги жив. И стреблянские старейшины Оря и Претич Малк живы. И Дорогобуж стоит на прежнем месте, и Стовград, хотя и горели они не раз.
Ацур говорил медленно, словно вытаскивал слова из горла железными клещами:
– Стовов поручил мне охранять Рагдая в пути, помочь ему найти в Ранрикии этого Вишену. Мы двинулись от Стовграда вверх по Стоходу сразу после Журавниц и ровно через три лета после славной сечи у Медведь-горы. Ты помнишь эту битву, Эйнар?
– Да-да, помню. Племена Ранрикии считают её предвестницей Рагнарёка – гибели богов. Имр-сказитель, скальд здешнего ярла, сложил сагу об этом. В ней есть и твоё имя, Ацур. – Эйнар от нетерпения притопнул ногой: – Но ты лучше скажи – зачем вы пришли к нам?
– Он все скажет, – Ацур махнул рукой в сторону Рагдая и Вишены, которые обнялись, хлопая друг друга по спине, – сам я мало чего понял из того, что замыслили Рагдай и Стовов. Что-то связанное с сокровищами Рейна.
Глаза Эйнара округлились, он засмеялся так, что, казалось, весь огромный фиорд вздрогнул:
– Очень многие пытались найти сокровище, которое спрятал Сигурд Победитель, после того как убил дракона. Он спрятал его где-то на средних порогах, но даже кузнец-колдун Регин, выкормивший Сигурда и сковавший ему меч Грам, способный рассечь наковальню, не смог найти это золото. Так говорит сага о Фафнире. Да ты это и сам знаешь. – Эйнар отсмеялся и, вдруг став скучным, закончил: – Многие пытались найти это золото, и никто не возвращался в родной одаль. Это сокровище карликов и богов, приносящее смерть и несчастья. Мне жаль, что вы решили умереть.
Ацур только пожал плечами в ответ, а Рагдай, уже идущий с Вишеной в сторону By, сказал, оглянувшись:
– На самом деле, Вишена, нам нужно совсем другое. Но пусть все знают и думают, что всё связано именно с золотом Рейна. Клянусь всеми богами, так будет лучше. Пойдём, нужно отдохнуть с дороги, прежде чем начать рассказ.
В серых предрассветных сумерках By был наполнен дымом костров, пением петухов, суетой предстоящей встречи гостей. Посёлок состоял из трёх десятков больших деревянных строений, крытых соломой и защищённых частоколом, с единственным проездом, выходящим на площадь, у которой возвышался на цоколе из валунов дом ярла. Тут же находилась оружейная, чуть поодаль курящаяся баня и обширные землянки, хранящие добро ярла и всего одаля. Чуть в стороне виднелась кузня, хлев, загоны для скота, сторожевая вышка, глядящая через лесные верхушки на фиорд. По всей территории, на разжиженной земле, едва прихваченные морозцем, были аккуратно уложены бревенчатые мостовые.
После сытной и хмельной трапезы у Эймунда воинов, разморённых баней, звуками лангелейки и вниманием женщин, отправили спать в сенной сарай. Самого же Йерана, Ацура и Рагдая оставили у Эймунда, а Вишена со своими дружинниками вернулся в уже остывший дом на берегу. Перед тем как влезть на ложе из шкур и соломы, Эйнар пробрался к Вишене:
– Ну, Рагдай что-нибудь сказал тебе?
– Нет. Он только дал понять, что вокруг слишком много нежелательных ушей и всё будет сказано завтра.
Вишена долго веткой ворошил золу очага, затем обречённо вздохнул:
– Иди спать, Эйнар. Может быть, и о нас кто-то сложит сагу. Если мы, конечно, не отправимся раньше времени к Одину или в Хель…