Смотрю я на него и думаю: чего я приехала? С предками посралась, конечно, из-за него. Ну и они тоже нудные до невозможности. «Иди в универ». Что я там не видела? Та же школа, от которой я устала, а хочется… Много чего хочется, но у предков с баблом зажим, хотя есть, я видела. Ну вот и сорвалась к Валере за тысячи километров. Потому что дома-то у меня парня нет, батя позаботился, гад. А мне восемнадцать, я право имею!
Сидим вот в кафе, а поговорить не о чем. В интернете он разговорчивый был, а как приехала, только и облизывает взглядом да смотрит совсем не в глаза. Понятно мне, что Валере надо, только не хочу я просто так перепихиваться, как подруги. Мне любви хочется, а тут ею и не пахнет. Ручонки чуть не дрожат, когда к платью моему тянется. Ну и я провокаторша, конечно, по летнему времени на мне свободное платье до середины бедра, хотела, значит, его проверить. Проверила, теперь или ложиться, или возвращаться.
Пищит телефон, кидаю взгляд на экран. Какое-то сообщение от МЧС1, смахиваю не читая. Меня-то это точно касаться не может. Хочу я под него ложиться или нет, вот в чём вопрос? Ну, допустим, перепихнёмся, и что? Говорить с ним не о чем, обеспечить меня он не в состоянии, по часам дешёвым видно. Ну и смысл дарить себя за просто так?
– Проводишь меня? – интересуюсь я.
– Куда? – удивляется Валера.
Ну правильно, я же, по идее, на неделю приехала, только не хочется мне тут неделю торчать. Он мне за день надоел. По улицам поводил, какие-то красоты неинтересные показал и думает, что обязательная программа закончилась. А мне с ним скучно, просто скучно, и всё.
– На вокзал, – отвечаю я.
Глаза Валеры вспыхивают скрытой злостью. Сообразил, значит, что мимо просквозил, злится. Как бы не напал от расстройства… Значит, такси отпадает, поедем на метро – там куча народа, он не рискнёт. Опасаюсь я, значит, мало ли. Вон Верка парню так же от ворот поворот дала, а он её силой взял, а потом запугал так, что она в полицию побоялась пойти, а я нет. Правда, она меня после этого нехорошим словом назвала, но кто как обзывается, тот сам так и называется, о чём я ей и рассказала. Подрались мы тогда, насилу нас растащили, помню…
– Хорошо, – кивает Валера. – Пошли.
И идёт в сторону метрополитена. Понял, что ли, что я его опасаюсь? Или мысли читает? Непонятно. Но идём. Со мной сумка только небольшая, я её сама тащу, этот придурок и не догадался помощь предложить. Нет, всё-таки не подходит мне такой. Другого искать буду. Вернусь домой в свой приморский южный город, найду там кого-нибудь из богатеньких… Эх, мечты. Батя ему враз крылья обрежет…
Спускаемся. Метро как метро, ничего особенного, только народ какой-то странный – то ли студенты, то ли школьники. И много их, как будто весь поезд забить хотят. Интересно, откуда они? И зачем их столько?
– Экскурсия это, – сообщает мне Валера. – Центр перекрыт, вот все на метро.
– Спасибо, – благодарю я его.
Держится индифферентно, типа, ему всё равно. Ну да, рассказывай, так я тебе и поверила. Захожу в вагон, в котором народа как-то много слишком, вижу – впереди дядька в форме, командует, и все его слушаются. А я что, мне наплевать, пусть командует. Хотя странно, что командует военный – девчонок столько же, сколько и мальчишек, ну, может, чуть больше даже. Но ведут все себя корректно, даже странно.
– Студенты это, – опять объясняет Валера, хотя я его не спрашивала.
Ответом я его не удостаиваю, ожидая, когда тронется поезд. Сейчас доеду до вокзала, поменяю билет и поеду домой. Предки говорили, напряжённость какая-то, кто-то с кем-то чего-то не поделил, то ли китайцы, то ли американцы… В ядерную войну я не верю, а напролом на нас никто не полезет, так что какое моё дело? Пусть дёргаются те, кому хочется… Наверное, надо будет поступить куда-нибудь, может, хоть в универе кого зацеплю… Эх. Не хочется мне долго учиться, а потом впахивать, хочу, чтобы много бабла, Мальдивы там, машины крутые и парень на коленях у кровати, ожидающий моих желаний. Я не дура, понимаю, что за это надо будет собой платить, ну так за всё в нашем мире платить надо, а это несложно, так девки говорили.
Вот ещё одна станция пролетела. Мне кажется, или поезд как-то неуверенно идёт? Как будто случилось чего, но что может случиться? Вот и я думаю, что ничего. Интересно, насколько нормально на станции по десять минут стоять? Беспокойно немного внутри, но Валера спокоен, значит, всё в порядке.
Военный строит студентов, судя по разговорам, это студенты, то ли педагоги, то ли химики какие – непонятно. В этот момент я замечаю, что спереди что-то происходит. Обернувшись, вижу, что заднюю часть отсоединили, ну тот вагон, что за нами был, и куда-то уводят. Вот это совсем интересно, потому что совершенно непонятно.
– Что происходит? – немного нервно спрашиваю я Валеру, а он ухмыляется.
– Поцелуешь – скажу, – отвечает он мне.
Тут ко мне возвращается логика: Валера совсем не нервничает – значит, ничего страшного не происходит. Ну а раз не происходит, то и волноваться нечего, поэтому я гордо отворачиваюсь от придурка. Тоже мне, в игры играть он тут придумал! Смотрю на экран мобильника, но связи нет. В метро, по идее, ретрансляторы же должны быть? Или нет? Вот не помню…
Поезд так резко берёт с места, что я чуть не улетаю назад, но Валера меня ловит. Даже странно, как он быстро реагирует. Голос, который станции объявляет, что-то говорит, я привычно пропускаю очередное объявление типа «Не оставляйте вещи без присмотра» мимо ушей, но тут Валера становится каким-то слишком серьёзным, в его глазах я замечаю страх и прислушиваюсь.
– …Не задерживайтесь на платформе, быстрее проходите в тоннели по сходным устройствам. Соблюдайте спокойствие и строго выполняйте все распоряжения дежурного персонала метрополитена… – заканчивает свою речь голос, отчего я ощущаю просто непонимание.
Что происходит? О чём он говорит? Почему все так испугались, ведь девчонки-студентки чуть ли не в панике, вон военный на них орёт! Мне становится очень страшно, просто жутко, несмотря на жаркое лето, я чувствую пронизывающий холод, как будто мы въехали в холодильник, и в этот самый момент поезд резко останавливается, со скрипом и скрежетом, а свет в нём гаснет.
***
Мой визг прерывается резко – от удара по лицу. Какая-то девчонка с размаху бьёт меня, отчего я затыкаюсь, с непониманием глядя на неё. Хочется плакать, а ещё очень страшно, но тут загораются фонарики. Не телефоны, а именно фонарики. А мой света совсем не даёт, как будто разрядился мгновенно, что странно, он же полный был!
– Ты что сделала! – вызвериваюсь я на неё. – Да я тебя!
– Заткнись, дура! – орёт она на меня и грязно ругается.
В переводе на литературный язык, которому поклоняются мои предки, её речь сводится к тому, что настало фиаско, поэтому я должна сидеть тихо, если жить хочу. Я ошарашенно оглядываюсь, но тут чувствую руки Валеры. Он обнимает меня как-то по-хозяйски, я даже вырваться хочу, но в следующий момент просто плачу, потому что не понимаю происходящего.
Я даже ругаться матом не умею. И с девками говорить, потому что страшно очень – предки ревнители русского языка, а проверять, что будет, я не хочу. Бить не бьют, но всё бывает в первый раз, вот и не хочу. Потому и друзей у меня нет – не могу я на привычном им уровне поддержать разговор. Я-то понимаю, что такое треш, кринж, но заставить себя говорить так не могу – страшно. Как-то подсознательно страшно… Кстати, рыдаю не только я, кажется, вообще все девчонки в вагоне.
– Прекратили слезоразлив! – приказывает военный. – Собрались кучкой и пошли за мной!
– Зачем? – удивляюсь я.
– Тебе мало? – интересуется у меня давешняя девка, размахиваясь.
– Не надо, – мягко просит Валера. – Она всё поняла, мы идём.
Он держит меня, объясняя на ухо, что если я не хочу быть избитой, то должна слушаться – это в моих интересах. Мне так страшно, что я уже ничего не соображаю, поэтому делаю, как он говорит. Ну, как военный говорит, потому что вижу – все испуганы, а этот, в форме, он какой-то собранный.
Парни отжимают двери и начинают вынимать подруг, так медленно-медленно и моя очередь наступает. Я понимаю, что сейчас лучше не выёживаться, потому что просто изобьют. Я потом точно за всё отыграюсь. Сломавшееся метро – не повод впадать в неконтролируемую истерику, я для неё другой повод найду, получше. Потому что у истерики должны быть цели, просто так рыдать – плохо закончится, мне это в школе так хорошо объяснили, что потом неделю батя из дому выгнать не мог.
Мы идём куда-то в ночь всей толпой. Фонари не горят, только впереди то тут, то там мелькает свет. Девки в толпе говорят, что Вячеслав Игоревич всё метро знает, потому что он преподаватель по гэ-о. Что это значит, я не понимаю, но и не стремлюсь особо понимать. Мне сейчас главное не убиться, ещё и Валера то ли поддерживает, то ли лапает. Хрен с ним, пусть лапает, потом разберёмся, когда к людям выйдем.
Странно я себя веду, даже очень странно, по-моему, но мне просто очень страшно, до невозможности, а мы идём куда-то, непонятно куда. Военный нас ведёт, видимо, зная, куда и зачем, но на самом деле… Впрочем, вряд ли нас тут убить хотят или, там, изнасиловать. Значит, тут что-то другое.
– Привал, – слышится, когда мои ноги уже отваливаются.
Я сажусь прямо на рельсы, даже не думая о том, что может стукнуть током. Судя по всему, уже не может. Так вот, сажусь я и начинаю пытаться оживить телефон, а он всё не оживляется, как будто заряда совсем нет, но как такое может быть? Валера присаживается рядом, обнимая меня за плечи. Ну хоть под юбку не лезет, и то спасибо.
– Ты сообщение прослушала? – интересуется он у меня каким-то очень спокойным голосом, а я чувствую себя так, как будто на меня сейчас потолок упадёт.
– Не полностью, – признаюсь я, ощущая себя сейчас отнюдь не взрослой.
– Сообщение было о воздушной тревоге, – говорит мне Валера. – Знаешь, что это значит?
– Учебная какая-нибудь, – отмахиваюсь я. – Ну откуда здесь воздушная тревога?
– Это ядерная война, – объясняет он мне, на что я смеюсь.
– Не говори чуши! Какая ядерная война? Откуда? – отвечаю я ему, но тут вдруг меня сковывает ужасом. – Не может быть…
Я начинаю плакать, потому что ядерная война – это мамы и папы больше нет, да и меня скоро не будет, радиация же. Это единственное, что я помню – радиация, которая всех нас убьёт, но я не хочу, я не хочу! Нет! Не хочу умирать! Не надо! Я к маме хочу! Я согласна…
На что я согласна, выкрикнуть не успеваю, потому что опять получаю по морде, моментально прекратив истерику. Кто меня ударил, я не вижу – темно вокруг, но теперь только всхлипываю. Теперь меня всегда будут бить? Удар был сильным, в голове до сих пор звенит, и металлический привкус во рту ещё… Но в этот момент Вячеслав Игоревич командует продолжать движение.
Куда мы идём? Зачем? На поверхности нас, скорей всего, ждёт смерть. Но и умирать здесь, в темноте, жутко не хочется, поэтому я иду вслед за всеми. Тут какая-то девчонка начинает громко кричать, но слышны звуки пощечин, и крик затихает. Значит, это у них норма – бить девочек? Зачем я только приехала! Лучше бы сдохла со всеми вместе!
Проходит ещё несколько часов. Я уже и двигаться не могу, когда военный сворачивает куда-то, где обнаруживается очень тусклый жёлтый свет из нескольких расположенных на стене плафонов.
– Ага! – говорит Вячеслав Игоревич. – Работает техника! Полвека прошло, а она работает… Так! Всем залезть на платформы и держаться! – приказывает он.
Валера как-то очень быстро хватает меня, куда-то забрасывая, я оказываюсь на ребристой поверхности, затем рядом появляется и он, опять пытаясь меня обнять, но я почему-то, сама не понимаю почему, начинаю вырываться, и тогда он меня резко дёргает за волосы. Это так больно, что я вскрикиваю.
– Сиди смирно, дура, если жить хочешь! – злобно рычит на меня парень, отчего мне становится ещё страшнее, так, что я затыкаюсь.
То, на чём я лежу, ощутимо дёргается и, видимо, начинает движение. Ага, значит, дальше мы будем ехать. Всё лучше, чем просто идти. Я вижу: мы движемся по тоннелю – время от времени встречаются мерно мигающие красные лампы. Но это единственное, что я вижу, потому что мы будто едем в никуда, отчего мне, конечно, страшно, но сил плакать уже нет. Что-то скрипит за спиной, и я прижимаюсь к Валере, при этом даже не соображая, что он может подумать или сделать со мной. Такого страха я ещё не испытывала.