Очень важное событие в жизни студента – день донора. В институтской поликлинике в этот день наплыв небывалый. Со всех факультетов и курсов стягиваются к больничке студенты поделиться своей дурной кровушкой абсолютно не за деньги. И что же это – высокая сознательность? Или невероятный альтруизм? Но не все так просто, граждане! Оказывается, кровавые жертвы вполне оправданы и подкреплены конкретным интересом: во-первых, за немного откачанной крови донору вручался разовый талон на усиленное питание, во-вторых, в деканате ему списывалось несколько часов прогулов без уважительной причины и, в-третьих, в этот день можно было официально отсутствовать на занятиях, проводя его в праздности и бездельи.
Вот и прет голодный прогульщик искупать косяки свои. Кровью! Особо циничные ухитрялись сдать двойную норму за двойные бонусы. Причинно-следственные связи в действии!
Поскольку мы были не из пятерочников, занесло и нас с Гомой на тот гешефт. Отстрелявшись, получили заслуженные «плюшки» и пошли отоваривать обеденный талон. Словно муравьи по тропе, тянулись бесконечной чередой студенты-доноры в столовку через заветный УКМ, затарившись живительною влагой.
Столовая по прозвищу «Этажерка» гудела, как заправский кабак. За столами уже веселые компании приканчивали усиленную донорскую пайку, опахиваясь при том сладкими портвеями. Кое-где по полу катались пустые «огнетушители»4. Конвейер работал на полных оборотах. Выполнившие миссию, отобедав и отпив, отваливали кто куда. Их места занимали вновь прибывшие. И так – весь трудовой день. Столовские скрипели, кряхтели, но деваться некуда – спецобслуживание! После трапезы зачем-то нас с Гомой понесло в институт, на лекцию по физике. Лекция еще не началась, когда мы, два кренделя небесных, нарисовались в римской аудитории. Я, как обычно, расселся в первом ряду, а Гома взошел на верхние ярусы, где сидели Джавдет, Чердак и другие наши «однопартийцы».
Прозвенел звонок. Мучительно давалось одновременно вникать, конспектировать и делать умное лицо. А Гому по ходу лекции развезло пожиже, и он начал издавать невнятные, но громкие признаки жизни, привлекая внимание аудитории и лектора, Феликса Ароновича Сидоренко.
В стремлении урезонить, товарищи уложили Гому на скамейку вздремнуть. Но, уже лежа, разутый, он умудрился так махнуть копытом, что слетевший носок, ласточкой воспарив над амфитеатром, приземлился перед носом какой-то девочки, старательно записывающей за преподавателем. В общем, попытка обуздать донора провалилась, едва не сорвав лекцию. Еле дождавшись перерыва, Гому обули и, вытолкав из аудитории, спровадили в общагу спать.
Я на морально-волевых досидел пару до победного, поскольку еще в зимнюю сессию получил от Феликса Ароновича «клизму» на экзамене за прогулы и угрозу, что если он не увидит мою личность на каждой своей лекции за первой партой, то летняя сессия станет для меня последней. Так что при любом раскладе заполняемости аудитории все знали, что одно место в первом ряду на ближайшие полгода ангажировано. И всегда занято. Мной!
* * *
А вы знаете, дорогие товарищи, что такое «шпага»?
Упс! Сабля такая?
Да ни хрена-то вы, товарищи, не знаете!
«Шпага» – это авиационный спирт, который заливался в боевые самолеты ВВС Советского Союза в качестве химической составляющей противообледенительной системы, а также для омовения стекол. По факту приземления самолета на аэродром базирования после успешного выполнения боевого задания сэкономленный спирт успешно сливался, подвергался фильтрации и очистке от керосина и прочих примесей. Ну, а затем шел по прямому назначению – промывке внутренностей летного состава и бойцов наземной службы технической поддержки. Вот так, товарищи!