Солнце забежало в окно и разбудило Лёшку. Потянувшись, она взглянула на подоконник и увидела букет бледно-розовых соцветий с нежнейшими лепестками. Ещё вчера вместо них в вазе стояли сухие узловатые веточки с невзрачными почками, а сегодня они ожили и засияли под солнечными лучами.
На днях Артём принёс ей пучок прутиков, похожих на маленький веник, и она удивилась:
– Что это?
– Багульник, из Забайкалья к нам приехал. Искал для тебя самые лучшие цветы, лилии или розы, но вспомнил: ты ведь не любишь розы?
Лёшка сморщила нос:
– Вообще-то не очень. Они чересчур красивы, до приторности, как пересахаренное пирожное.
– Вот я и выбрал для тебя такие: дикие, необычные. Поставишь в тёплую воду, добавишь ложечку сахара и скоро увидишь чудо.
И чудо свершилось: прутики расцвели! И не было в мире красивей цветов, чем эти, подаренные Артёмом.
Счастливо улыбаясь, Лёшка встала и долила воды в вазу. Но вскоре счастье сменилось грустью – ведь не только плохие воспоминания приносят печаль, но и самые лучшие. Артём уехал – его короткие каникулы кончились, а у них с Ромкой только что начались, и вот теперь они абсолютно свободны, а его с ними нет. И что им делать почти неделю? Лёшка спросила у Ромки, оказалось, он тоже не знает. Надеялся, что Лиза вот-вот появится, но его подруга, знаменитость и красавица-умница, задержалась на съёмках очередного фильма, в котором играет почти главную роль. Ромка страдает и по этой причине ничего ещё не надумал. И их друзья, Венечка и Славка, вот-вот уедут. Тоска.
«Как жаль, что Катя улетает в Таиланд, а то бы мы к ней в Воронеж могли поехать», – печально вздохнула Лёшка и созвонилась с подругой по Скайпу, чтобы пожаловаться на жизнь.
Но Катькино лицо исказилось кислой гримасой, она изобразила горе и стала жаловаться сама.
– Лёшенька, не хочу я лететь ни в какой Таи- ланд!
– Почему? Там же море! Тепло! Экзотика!
– Ну и пусть, сейчас мне всё это до лампочки. Я больной притворилась, чтобы родители меня тут оставили, и сделала только хуже – они решили остаться, мама собирается билеты на самолёт сдавать, а так мечтала об отдыхе. Сознаться им я уже не могу и прямо не знаю, что делать.
– То есть тебе поверили? Хорошая ты актриса.
– А ты не знала? Но я и правда немного больна, кашляю без конца, и температура вчера была выше нормы.
То ли нарочно, то ли всерьёз она так громко закашлялась, что к ней заглянула мама:
– Катенька, тебе плохо?
– Нет-нет, всё хорошо, – хрипло сказала Катька, а когда дверь закрылась, голос её стал здоровым.
– И всё же почему ты не хочешь туда лететь? – повторила Лёшка.
– Во-первых, репетиции спектакля, в который меня позвали, совсем пропускать нельзя – а ты знаешь, как мне дорог театр, и ещё… – Катька вдруг замолчала.
– Что ещё?
– А ещё тут человек один…
– Какой ещё человек?
– Ну, он случайно мне встретился…
Скрипнула дверь, и к Лёшке ворвался Ромка.
– Слушай, ты веришь в удачу?
– Верю, отстань, не видишь, я разговариваю?
– А, Катька, привет! – обратил он внимание на дисплей. – А чего у тебя такой недовольный вид? – Здравствуйте, Александра Юрьевна.
Катькина мама опять заглянула к дочери и Ромке даже не улыбнулась, лишь поздоровалась с Лёшкой. Катька на неё оглянулась и в голос запричитала:
– Вам везёт, вы люди самостоятельные, вас одних всегда оставляют, а со мной на какую-то неделю расстаться не могут, будто я ещё маленькая.
– Ты и есть маленькая, и, как ни проси, одну мы тебя не оставим, – отрезала Катькина мама и вышла из комнаты.
– Вот видите, – Катькин голос сделался ещё жалобней.
Не успели брат с сестрой ей ответить, как у Ромки зазвонил телефон.
– Дарья Кирилловна, – прошептал он.
– Включи громкую связь, – попросила Лёшка.
Несмотря на пожилой возраст Дарьи Кирилловны, ребята относили её к своим лучшим друзьям, потому что она всегда понимала их, когда требовалось, выручала, давала полезные советы и в душе была молодой. И внук её, журналист Андрей, с ними тоже дружил и частенько приходил им на помощь.
– Здравствуй, Ромочка, – сказала Дарья Кирилловна. – У меня к вам обоим большая просьба.
– А почему у вас такой странный голос? Хриплый какой-то. Заболели? – забеспокоился Ромка
– К сожалению, да. Простуду не вовремя подхватила.
– Быть может, вам нужно в магазин или в аптеку сходить? Вы только скажите, мы вам всё привезём, – тут же вклинилась Лёшка.
– Нет, спасибо, лекарства у меня есть. Просьба совсем в другом. Дело в том, что от бабушки Симы у нас с Андрюшей давно нет известий, дозвониться ей не можем. Я собралась было к ней в Воронеж, да с такой высокой температурой вряд ли смогу поехать. Андрюша в отъезде, и от тревоги я себе места не нахожу, как на иголках сижу, вернее сказать, лежу. Вы не попросите Катю её навестить? Я знаю, у вас каникулы.
– Мы ей, конечно, скажем…
Не успела Лёшка договорить, как Ромка воскликнул:
– Мы сами её навестим, так как прямо завтра едем в Воронеж.
– Мы? – удивилась Лёшка. – Как это?
Ромка приложил палец к губам, а в трубку громко сказал:
– Да-да, уже днём будем там и тут же к ней сходим.
– Вот спасибо. Значит, мне повезло, – обрадовалась Дарья Кирилловна. – Надеюсь, с ней всё в порядке. А как только Андрюша вернётся, мы её к себе заберём. Пора, хватит ей жить в одиночестве.
– А как же Альма? – спросила Лёшка.
– И Альму возьмём. Неужели думаете, мы её бросим? Она ведь собака добрая?
– Очень добрая, очень.
– Тем более.
Распрощавшись с Дарьей Кирилловной, Лёшка уставилась на брата:
– И как мы поедем? Кто нас отпустит?
– Не бойся, я всё улажу, – уверенно сказал Ромка и обратился к Катьке, которая удивилась ничуть не меньше своей подруги. – Скажи родителям, чтобы не сдавали билеты и спокойно летели, куда им надо, а с тобой мы с Лёшкой побудем. Надеюсь, они поймут, что с нами троими ничего не случится.
– А вас отпустят?
– Я нашу маму уговорю. Скажу, что нам здесь нечего делать и от того, что мы поедем к тебе, все только выиграют.
– Рома, а как с билетами быть? – спросила Лёшка.
– Билеты на дневной поезд я прямо сейчас закажу, он очень быстро идёт.
Ромка сел за компьютер, и два билета нашлись именно такие, какие требовались. Теперь оставалось дождаться маму.
Лёшка отделила часть веточек от своего замечательного букета и, как только Валерия Михайловна переступила порог квартиры, преподнесла ей цветы.
– Не то багульник? – обрадовалась она и пропела: «Где-то багульник на сопках цветёт. Кедры вонзаются в небо…» Спасибо, напомнила мою любимую песню и всё, что с ней было связано.
Воспользовавшись хорошим маминым настроением, Ромка подождал, пока она разденется, и сразу перешёл к делу. Уговаривать её, а потом отца пришлось долго, но затея увенчалась успехом – Ромка был хорошим переговорщиком, а папу убедить было легче, чем маму.
– Что они будут тут, что там – нам за ними не уследить, мы же целый день на работе, да и Дарье Кирилловне отказывать неудобно, – сказал он и даже изъявил готовность кормить Лёшкину ворону, как только она прилетит к ним на лоджию. Валерия Михайловна, повздыхав, смирилась, после чего поговорила с Катькиной мамой – своей лучшей подругой, – и та не сразу, но согласилась отдохнуть в Таиланде без дочери.
– Надеюсь на вашу сознательность, – оторвавшись от телефона, сказала Валерия Михайловна детям, – и помните, что вы отвечаете друг за друга и прежде всего за Катю.
– Можно подумать, мы этого не понимаем? – воскликнула Лёшка. – Ведь мы уже выросли из пелёнок!
– Надеюсь, – вздохнула мама.
Сразу после ужина Ромка приступил к сборам и первым делом положил в сумку фотоаппарат – с недавних пор он с ним ни на минуту не расставался.
– Я, Лёшка, – сказал он, – знаешь, чего хочу? Стать знаменитым фотографом, вернее, фотохудожником, и иметь огромный успех.
– Писателем ты уже был, просто художником тоже, и каскадёром, и фильмы хотел снимать, теперь только фотохудожником и осталось, – усмехнулась Лёшка. – Поздно, однако же, ты спохватился: фотографов теперь пруд пруди, гораздо больше, чем тех, кто этим не занимается.
– Нет ничего смешного! Все разную чепуху снимают, чтобы перед друзьями похвастаться, где были, например, и что ели, а я тебе говорю о художественных фотографиях. Тех, которые отображают окружающий мир так, как его видит мастер, творец, а не бездушная камера. Главное, то есть, не что снять, а как. Понятно?
– Что же тут непонятного? Дерзай, творец, я что, против?
– Между прочим, на эту мысль ты сама меня натолкнула со своей вороной. Вспомни, сколько было лайков под вашим фото, и всё благодаря мне, а не её клюву с крыльями и твоим прекрасным глазам. Я его на конкурс послал, и мне ответили, что снимок стоящий. И я вот тогда понял: фотография – это моё.
– Но ведь то фото с вороной таким удачным получилось совершенно случайно. Да ты и сам говорил.
– И вовсе нет. Я и тогда знал, что сделать хороший снимок – это не просто нажать на кнопку. Ну и талант, конечно, необходим, а он ещё и в том состоит, чтобы поймать удачу. Знаешь, порой можно снять каплю росы или одну травинку – и выйдет чудо. А ещё можно и нужно снимать эпоху. Этим многие занимаются, и я тоже внесу свой вклад.
Лёшка сдвинула брови:
– А это как?
– Начать фотографировать всё, что происходит сейчас и кажется тебе интересным, и так день за днём, а через много лет таким фото цены не будет, и археологам не надо будет раскопки проводить, чтобы узнать, какой была наша жизнь. Понятно?
– Да понятно, понятно, я уже сказала, отстань. Меня больше волнует наша поездка, всё думаю, что нас в Воронеже ждёт.
– А ждут нас там свобода и прекрасная жизнь! Понимаешь ты это, Лёшка? – Ромка вскинул голову, и глаза его засияли.
– Но мы с тобой и тут свободны почти всегда. Мне хочется, чтобы каникулы были интересными и надолго запомнились. И чтобы всё хорошо и спокойно было.
– И с приключениями.
– Вот уж не надо.
– Посмотрим.