ГЛАВА II ПОЛУНОЧНЫЙ СОВЕТ
В понедельник, 7-го апреля, в то время когда я, находясь в своей палатке, занимался обычной для лагерной солдатской службы работой, мой товарищ, приподняв ее полог, позвал меня:
– Питтенгер, капитан Сарратт ищет тебя.
Я вышел и встретился с капитаном, а потом мы пошли по проходу между двумя рядами палаток в самую большую, занимаемую ротными офицерами палатку, которая располагалась в конце этого прохода. Он ввел меня внутрь, а потом со вздохом сказал:
– Полковник Харрис только что сообщил мне, что вы идете с Эндрюсом в Джорджию. Я не знаю, почему он выбрал вас, но я не советую вам туда идти. У вас есть полное право отказаться.
Я ответил ему, что я не отказываюсь, я согласен, и что об этом я уже договорился с самим полковником Харрисом. Сарратт удивился, услышав это, но изо всех сил постарался отговорить меня, заметив мне, что благополучное возвращение четверых из предыдущей экспедиции, сняло весьма тяжкий груз с его сердца, и что если я уйду с новой, он вряд ли себя будет чувствовать лучше, чем прежде. Я был глубоко тронут его вниманием, но я зашел слишком далеко, чтобы теперь отказаться. Я спросил его, пойдет ли кто-нибудь еще из нашей роты. Он ответил отрицательно, сказав, что он полагает, что от каждой роты должен был пойти лишь один человек. Видя, что все его убеждения тщетны, он вручил мне пропуск в Шелбивилл, где я должен был встретиться с Эндрюсом и получить все необходимое для этого путешествия. А затем я ушел – пораженный добротой этого человека, которая побуждала ценить его солдат как собственных детей, и за благополучие которых он чувствовал себя столь ответственным.
Никто из моих товарищей по роте не знал о намечающейся экспедиции. Во второй половине дня, вместе с ними, я пошел в Шелбивилл, красивый небольшой городок из нескольких сотен жителей и купил кое-что из одежды, хотя полного костюма мне найти не удалось. Тем же занимались и другие, к примеру, сержант-майор нашего полка Марион Росс. Рассмотрев его покупки и задав несколько осторожных вопросов, я понял, что он в том же деле, что и я. Ничего из личного оружия мы тоже не приобрели, но я знал, что в лагере мы сможем легко устранить эту неприятность. Расставшись с нашими товарищами, мы с Россом некоторое время, внимательно глядя по сторонам, гуляли по городу, до тех пор, пока, наконец, не встретили Эндрюса. Его удивительная внешность позволила нам сразу же узнать его, и, приблизившись, мы сказали ему, что нам приказали встретиться с ним. После быстрого и внимательного осмотра он спросил нас о наших званиях и ротах, в которых мы служили, а потом, заметив, что было бы крайне неразумно разговаривать в общественном месте, и нам следует вечером, уже после захода солнца. Встретиться с ним в миле или чуть больше к востоку от Шелбивилла, у дороги в Уортрас, где он подробно обо всем нам расскажет и, если его план нам не понравится, мы сможем спокойно вернуться в наши полки. После этого краткого разговора мы вернулись в наши палатки для того. Чтобы закончить сборы. У одного из участников первой экспедиции я позаимствовал недостающие детали моего костюма. Все свое оружие, экипировку и мундир я аккуратно упаковал в свой ранец – они перешли под опеку моих командиров, – затем переоделся в штатское и покинул свою палатку. Вскоре – все те солдаты, которые просто прогуливались, иногда перебрасываясь парой-тройкой слов с теми, кто сидел в палатках, читавшие, игравшие в карты или развлекавшиеся иными, соответствовавшими полевой жизни в лагере способами, в общем, почти вся рота – действительно, все те, кто тогда не был в наряде, засыпали меня вопросами. «Ты на прогулку, Питтенгер? А может, домой? А может ты теперь шпион? Что, увольнение получил? Неужели отпуск? – это лишь немногие из тех вопросов, которыми меня засыпали у каждой палатки. В то же время я слышал, как кто-то утверждал, что еще несколько человек оделись так же, как и я. Ответив утвердительно на все заданные мне вопросы, я перешел на территорию роты «К», располагавшейся рядом с нашей ротой и нашел палатку Фрэнка Миллса. У него был очень хороший револьвер, я хотел взять его взаймы. Едва я вошел внутрь, он сразу понял, в чем дело.
– Итак, ты идешь с Эндрюсом.
Я кивнул и поспешил добавить: «Одолжи мне свой револьвер».
– Бери, конечно, ведь если ты знаешь, что ты хорошо вооружен, ты сумеешь вернуться. Пусть я сделал глупость, согласившись пойти туда, но это не значит, что и ты должен так поступать.
Я не стал дискутировать по этому поводу, но он, видя, что он уже давно решен, дал мне свой револьвер и хороший запас патронов. Теперь я был совершенно готов, но серьезность ситуации еще сильнее обострила мои мрачные предчувствия. Я не предполагал вернуться в лагерь до полного завершения данного предприятия. Поэтому, учитывая то, что наши люди в лагере так много знали о нем по рассказам других участников, и то, что они видели меня таким, каким я тогда был, я не понимал, почему для меня было бы лучше уйти тайно и незамеченным. А значит, руководствуясь такой мыслью, я подошел к палатке капитана Сарратта и попрощался с ним. Он был так взволнован, что даже не сумел отпустить ни одной из своих привычных и добродушных шуток. Затем я попрощался со своими товарищами. Некоторые из них имели какое-то более или менее отчетливое представление о характере моего задания, но они знали, что оно секретно и опасно, и этого было достаточно, чтобы встревожить их. Они изо всех сил старались отговорить меня. Трогательная верность одного из них – моего верного друга Александра Миллса, – особенно потрясла меня. Несмотря на то, что очень больной, он весь день пролежал в нашей палатке, он подполз к двери и умолял меня не идти. Узнав, что я полностью определился, он – со всех своих слабых ног – поспешил к штабной палатке за разрешением последовать за мной! Несмотря на все свое недомогание, он настаивал на удовлетворении своей просьбы так, что полковник пригрозил арестовать его. Если бы он был здоров, ему бы не отказали, поскольку он был прекрасным солдатом, но, судя по воспоследствовавшим затем тяжелым временам, я был очень рад, что он остался. Бедняга! Он утратил свою жизнь, неся флаг 2-го Огайского в битве при Лукаут-Маунтин, восемнадцать месяцев спустя, и теперь спит на прекрасном Национальном кладбище в Чаттануге, – в городе, куда теперь лежал наш путь.
Попрощавшись со всеми, я вернулся в Шелбивилл, встретился с сержантом Россом, как мы и договаривались, с удовольствием, пока не стемнело, прогулялись с ним по городу, а потом, узнав, как пройти в Уортрас, отправились на назначенное Эндрюсом рандеву. Мы шли не торопясь, рассчитывая на то, что другие некоторые из нашего отряда, которые, вероятно, были еще далеко позади, вскоре догонят нас, и сможем удовлетворить свое любопытство, попытавшись понять, сумеем ли мы по их виду или речи угадать, являются ли они нашими компаньонами. Мы видели нескольких человек, но они шли в обратном направлении, поэтому нам начало казаться, что мы идем по не той дороге.
По пути мы заметили чей-то окруженный большим двором дом, и Росс предложил зайти внутрь и выпить воды. Перепрыгнув через ограду, мы направились к дому, но, прежде чем нам удалось дойти до его двери, собака, тихо подкравшись к моему спутнику, укусила его за ногу и спряталась под домом задолго до того, как на свет появился револьвер.
Ее укус не был тяжелым, и я добродушно посмеялся над его неудачей, но потом, когда, выпив воды, мы снова были у ограды, та же собака появилась снова. Росс заметил ее вовремя и перепрыгнул через ограду, но я, сидя наверху, воображал, что я в полной безопасности. Злобное существо бросилось на меня, ухватило зубами мое пальто и вырвало из него большой клок. Именно это порванное пальто, я носил в течение всего года, оно прошло со мной через все наши приключения. Обычное дело, ничего особенного, но если учесть, что было очень темно, да еще и грозу, которая с ворчанием медленно, издалека приближалась к тому месту, где находились наши товарищи, – и это в самом начале нашего отчаянного предприятия – из глубин памяти оно выплывает с особо ядовитой отчетливостью. Суеверный человек наверняка решил бы, что нашу экспедицию ждет провал, ведь Росс погиб, а я вернулся из нее беспомощным инвалидом.
Пистолетная пуля успешно избавила нас от собаки, и мы продолжали свой путь, – не очень радостно, поскольку с каждым шагом нам становилось все неспокойнее. Никого из наших товарищей мы не встретили, и мы пребывали почти в полной уверенности, что пошли по неверной дороге. Наконец, мы решили вернуться по нашим следам и попытаться найти в Шелбивилле новую подсказку о нашем путешествии. В противном случае, мы бы вообще не знали, куда нам следует идти. В лагерь нам возвращаться не хотелось, поскольку из-за этого мы бы опоздали и вообще не смогли бы принять участие в этом предприятии, и к тому же такая неудача после нашего столь торжественного прощания опозорила бы нас и побудила бы наших товарищей заподозрить нас в трусости. На перекрестке у Шелбивилла, где, как мы были уверены, что мы не сможем разминуться ни с одним из шедших вместе с нами компаньонов, мы остановились и просидели там около часа.
Наше терпение было вознаграждено. Просто мы вышли слишком рано, вот от того и возникло это недоразумение. Несколько человек, которых мы почти инстинктивно признали как членов нашего отряда, проследовали по дороге в правильном направлении. Их тихий и осторожный разговор засвидетельствовал нам нашу правоту, и мы медленно двинулись вслед за ними. Вскоре нас догнали и другие люди, среди которых был Эндрюс. Мы сразу же почувствовали невероятное облегчение – наш проводник был с нами. Вскоре мы оказались уже довольно далеко от Шелбивилла, да и людей стало еще больше. Отряд был большим, хорошо заметным, а потому имело большой смысл ради безопасности воспользоваться еще и покровом темной ночи. Мы сошли с дороги и потихоньку дошли до назначенного для встречи места.
Небольшая роща мертвых и увядших деревьев, находившаяся недалеко от дороги и достаточно открытая для того, чтобы уверить нас, что нас никто не может подслушать, и являлась местом нашего совета. Никогда доселе обсуждение какого-нибудь отчаянного дела не случалось при более подходящих обстоятельствах. Буря, которая собиралась в течение всего вечер, была уже совсем рядом. Черные облака закрыли половину неба, вскоре исчезла и только-только поднявшаяся на западе молодая луна. Частые вспышки молнии, казавшиеся еще более яркими в кромешной тьме, и рокот сопровождавшего его грома, становились все сильнее и сильнее, частенько образуя невероятнейшие паузы в серьезной, но тихой речи нашего вождя. Очень необычно, что из всех этих зловещих явлений, кои так хорошо соответствовали духу нашего дела, моя память особо выделяет один – самый обычный звук – самый понятный из всех, что сопровождали эту сцену. Где-то вдалеке лаяла, а может, завывала собака – без сомнения со двора какого-нибудь фермерского дома, – может, потревоженная надвигающейся бурей, а может каким-то запоздалым путником. Популярное суеверие, вероятно, сочло бы этот звук предвестником зла, но многие из нас действительно были суеверны, несмотря на свою молодость и то, что стоя здесь в темноте, они готовились к борьбе с неведомыми опасностями.
Мы стояли вокруг м-ра Эндрюса, а он рассказывал нам о своих смелых планах. Голосом – мягким и низким, как у женщины, но слегка дрожащим от едва сдерживаемого воодушевления, он обрисовал нам все величие нашей будущей миссии – о молниеносном рейде на несущемся во весь дух по вражеской земле паровозе, оставляющем за собой пылающие мосты и беснующихся, но совершенно беспомощных врагов. Но, все же, он не умалчивал о тех, с которыми мы могли бы столкнуться, опасностях.
– Солдаты, – сказал он, – если вас схватят, есть большая вероятность того, что вы будете казнены, – либо как шпионы, либо просто озверевшей толпой. Я хочу, чтобы вы ясно это понимали, и если вы не хотите рисковать, возвращайтесь в лагерь и помалкивайте об этом.
Приглушенный шум голосов стоявших вокруг него людей подтвердил их уверенность в том, что они безоговорочно последуют за ним.
– Наш план, – продолжил он, – очень прост: пешком или с помощью любого какого-нибудь транспортного средства, каковое вы можете нанять, вы доберетесь либо до Чаттануги, либо до какой-нибудь ближайшей станции Memphis and Charleston Railroad, и тогда вы сможете на поезде доехать до Мариэтты – там будет наше следующее место сбора, а не в Атланте. Вы должны быть там вечером в четверг, так, чтобы утром в пятницу быть готовыми поездом отправиться на север. Я тоже буду там, тогда же, когда и вы, а теперь задавайте вопросы.
– Как насчет денег за проезд? – спросили его.
– У меня много денег в Конфедерации, и перед расставанием я поделюсь ими с вами. Что же касается вашей истории, для вас будет лучше всего, если вы будете рассказывать о том, что вы кентуккийцы и направляетесь на Юг, чтобы сбежать от янки и записаться в армию Конфедерации, но будьте осторожны и всегда имейте что ответить на вопрос, почему вы идете так далеко. Очень многие кентуккийцы прошли этим путем и получили очень теплый прием. Если вы отправитесь на восток через Уортрас и Манчестер, вы выйдете на их обычный путь, а затем повернете на юг – вас не заподозрят в связях с федералами. Если же кого-нибудь из вас будут расспрашивать слишком уж настойчиво, вы можете сказать, что вы из округа Флеминг, потому что я знаю, что в этой части штата нет ни одного солдата из этого округа.
Все эти наставления были выслушаны со вниманием, но когда дошло до дела, результат оказался очень печальным.
Один из солдат спросил его: «Если кто-нибудь из нас будет заподозрен и поймет, что он не сможет уйти, что бы вы посоветовали ему делать?
– Без всяких колебаний записаться в армию мятежников, – ответил он. – Вы совершенно вправе сделать это, и никто из этого отряда не будет обвинен в дезертирстве, даже если он будет схвачен среди мятежников. Мне было бы жаль потерять кого-либо из вас, но будет намного лучше, если вы прослужите некоторое время на врага, чем признаете, кто вы такие, ведь иначе все дело может закончиться полным провалом.
– Но будет ли у нас такая возможность? – продолжил солдат.
– Конечно, – сказал Эндрюс. – Они забирают военнопленных из тюрем и отправляют в армию. Также они поступают и с уклоняющимися от мобилизации, ищут их повсюду и поступают с ними точно так же. Если вы будете твердо держаться своей истории, даже если не очень-то будут уверены в ее правдивости, они все же отправят вас на службу. И тогда вы прослужите на них до первого же ночного пикета. Но я надеюсь, что вы избежите неприятностей, и все благополучно встретите меня в Мариэтте. Разделитесь по трое, по четверо, и, будучи в пути, будьте незнакомы друг с другом. Я буду идти тем же путем, и, по возможности, помогать вам. Но в присутствии посторонних делайте вид, будто вы меня не знаете.
Была еще одна тема, на которую я хотел задать несколько вопросов, касательно непредвиденных обстоятельств. Я очень хорошо знал суть первой части нашего будущего дела.
– Предположим, нам удалось захватить поезд, – сказал я, – мы сожгли мосты, а потом мы покинем поезд и попытаемся достичь наших полков так же, как мы сейчас пытаемся попасть на Юг?
– Ни в коем случае, – ответил м-р Эндрюс. – Мы поведем поезд прямо через Чаттанугу на запад, до встречи с Митчелом, который к тому времени подойдет из Мемфиса с востока. Поскольку мы будем слишком далеко от него, на нужно будет сделать все, чтобы как можно ближе приблизиться к нему.
Такой ответ более или менее удовлетворил меня, но все же оставалось еще одно – больше всего на свете я боялся остаться один в неизвестных мне местах.
– А если мы не сможем довести захваченный поезд до Чаттануги, мы уйдем вместе или по одному?
– После сбора в Мариэтте, мы будем вместе, и, при необходимости, попытаемся прорваться к нашим расположениям. А теперь разделитесь, и я выдам вам деньги.
Мы очень быстро выбрали своих компаньонов, времени на это было мало. Большинство людей не были знакомы между собой. Тьма сгустилась, и громовые раскаты разносились прямо над нашими головами. Спустя пару минут мы сформировали шесть или семь небольших групп. Мой старый друг Росс, еще с одним или двумя, стоял рядом с Эндрюсом. Возле меня стали два солдата из роты капитана Митчела и один из другого полка. Переходя от группы к группе, Эндрюс щедро раздавал деньги и отвечал на задаваемые ему по ходу дела вопросы. Закончив с деньгами, он снова обратился ко всем собравшимся, и мы опять, чтобы выслушать его прощальные слова, окружили его. Эти слова дали нам полное понимание задуманного им рейда.
– Завтра утром, – сказал он, – Митчел со всей своей армией начнет ускоренный марш прямо на юг в Хантсвилл. Он захватит этот город не позднее пятницы (сейчас был вечер понедельника), а затем направится на восток – к Чаттануге. Именно к тому дню мы должны сжечь все мосты к югу от Чаттануги, поскольку потом вся дорога будет переполнена поездами с воинскими пополнениями и вывозимым имуществом, и наша задача сильно усложнится, а значит, времени нам терять нельзя. Мы должны быть в Мариэтте в четверг вечером. Последний поезд до этой станции уходит из Чаттануги в пять часов вечера. Прошу вас, не опоздайте на него. Прощайте.
Каждому из нас он пожал руку – крепко и с горячими и добрыми пожеланиями. А потом – со всей накопленной ею яростью – разразилась буря. Хлынул проливной дождь. Моя четверка поспешила по указанному ей пути, и я в последний раз увидел Эндрюса – при вспышке молнии, сверкнувшей с такой мощью, что на мгновение вокруг стало светло, как днем. Он, только что распрощавшись с последней группой, стоял и смотрел нам вслед.