Искупление


Профессор Малькольм ходил кругами около двери номера. Он злился по двум причинам: первая – ночь в этом отеле стоит целое состояние, а у него все равно не было возможности покурить. Профессор считал шаги. Время шло. За дверью стояла тишина, но в любую секунду мог начаться хаос. Однажды Конард сбежал через окно на втором этаже, и еще был случай с пожарной лестницей. В этот раз профессор снял номер на семнадцатом этаже и лично убедился, что из их комнаты есть лишь один выход. Не считая окон… Так или иначе, племянник вел себя тише воды ниже травы, и это немного напрягало. Однако сейчас в ванной шумела вода и играла незатейливая попса. Профессор покачал головой и обреченно выдохнул.

– Не семейка, а дурдом.

Но, к сожалению, он – ее часть.

Второй причиной его беспокойства была Оливия: она не брала трубку, не отвечала на эмэмэски и сообщения в фейсбуке[1]. Ее отец тоже пропал со всех радаров. В итоге ему оставалось только наворачивать круги у двери и материться, что совсем не соответствовало его докторской степени и воспитанию. О, как прекрасно, что студенты не видели его в этот момент. Да и коллеги постоянно подшучивали над частыми ремонтами в его кабинете. Профессор разблокировал телефон и разозлился сильнее – тихо, как в склепе. Он подошел к двери и приложил ухо: шум воды прекратился. Малькольм отчетливо слышал шлепанье мокрых ног по полу, но не решался беспокоить Конарда. Он не знал ответов на вопросы, которыми была забита голова Конарда. В коридоре раздались шаги, привлекшие его внимание. Если это снова служащий, то бедняге не повезло.

Но это оказалась Оливия, которая хромала и громко ругалась после каждого шага. Малькольм закрыл глаза и облегченно выдохнул, а вот Оливия выглядела злой и, кажется, могла наброситься на него прямо в коридоре отеля. Но он был рад, что в конце концов тронулся лед, а не его рассудок. Конард не удрал, Оливия объявилась, осталось дождаться доктора Корона, и капкан захлопнется. Она, не говоря ни слова, прислонилась к стене и громко выдохнула. Профессор внимательно следил за ней, пока она не засмеялась. Громко и искренне.

– Я его убью. Сейчас зайду и сломаю ему ребра здоровой ногой, и медики не успеют. Если он думает, что психушка пугает меня, то, кажется, Конард забыл… Я там выросла. – Она никак не могла отдышаться. За дверью послышался треск, кажется, упала лампа, пару раз хлопнула дверь. Оливия посмотрела в сторону номера. – По-моему, он снова ищет пути отступления. В этот раз обошлись без пожарных лестниц?

– Этот лис больше не проведет меня…

– Я лев! Грозный, черт возьми, лев! Запомни уже наконец! – послышалось из-за двери.

– Кажется, психоз еще не закончился? Ничего. – Оливия взглянула на телефон, проверяя время. – С минуты на минуту он обессилит и впадет в депрессию, и вот тогда точно не сбежит. Отец выйдет из дома минут через пятнадцать: все произошло внезапно. Хорошо, что не на Рождество. Вот была бы ночка.

Она наконец начала приходить в себя. Отговорка про больницу, которую она придумала для Отиса, становилась правдой: распухла и начинала болеть. Если у нее треснула кость или у нее растяжение, Конарду конец. Тренер сам убьет его, Оливии даже не придется марать руки.

– Ты отдала альбом?!

– Ох, еще как! Так отдала. – Она потрясла ногой и нахмурилась. – Ладно. Сходите покурить, а то у вас уже тремор начинается. А я – к нему, составлю компанию до прибытия отца. Он будет не раньше чем через час.

– Спасибо.

Профессор кивнул и быстрым шагом направился к лифту. Оливия проводила его долгим взглядом, а потом осторожно вошла в номер. Ей не стоило вести себя с Конардом мягко, или он снова начнет вредничать и перечить. Она предполагала увидеть разгром, но в комнате был практически идеальный порядок. Тяжелые шторы раздвинуты, открывая вид на Париж с высоты птичьего полета, а Конард лежал на застеленной кровати в белом халате, сложив руки на груди. Он хмурился, как маленький ребенок, но, наконец, побрился, сходил в душ и почти стал похож на старую версию себя. Оливия не могла отвести взгляд от нарисованных черных усов. Кто-то слишком остро отреагировал на «лиса».

– А тут без детского аквагрима пускают или мне нужно накраситься? – Конард наверняка нахмурил брови. Точно определить мешали подводка, тушь и тонна всего прочего, чем он успел воспользоваться. Конард перевел на нее взгляд и фыркнул.

– Твоей стандартной раскраски вполне достаточно. – Чтобы успокоиться, Оливия начала вспоминать советы отца по общению с больными. Может, перед ней и не сидит шизофреник, однако большой капризный ребенок – это настоящая проблема. Для адекватного диалога ей необходимо успокоиться и на время отдалиться. Сегодня утром она нанесла зеленые тени, а губы накрасила ярко-красной помадой, но из-за снегопада, вероятно, сейчас похожа на грустного клоуна.

– Ты отдала Отису альбом? Почему ты не отвечала на сообщения?

– Я вижу, в тебе просыпается фамильная черта Легранов. Сарказм, сарказм и еще немного сарказма, не забудьте приправить самоиронией, поставить томиться в духовку самобичевания на десять лет – и вы получите Конарда Леграна. – Отец оказался абсолютно прав: ей не хватало опыта. Она не могла сдержаться при разговоре с Конардом, который специально подбирал слова, чтобы посильнее уколоть ее, а боль в ступне лишь усугубляла ситуацию. Оливия предусмотрительно не отвечала на вопрос. – Ты должен мне новые сапоги и ногу. – Конард забурчал что-то себе под нос.

– Ты отдала альбом?

– Ты должен мне новую обувь. – Она расстегнула сапог и сняла носок. Ее лодыжка распухла, заставляя ее зашипеть от боли. – Я выломала в твоей комнате дверь и показала Отису на альбом. – Она расслабилась, пульсация в ноге немного утихла. – Ну ты и дебил, Конард. Боже, не могу поверить!

– Я же дал тебе ключ! Зачем ты выбила дверь?! – Конард подскочил на кровати и уставился на девушку.

– А как я, по-твоему, должна была объяснить Отису, откуда у меня ключ? Что-то типа: «Здравствуй, Отис! Я общаюсь с Конардом уже пару лет. У меня даже ключ от его комнаты есть. Ты не поверишь, духи нашептали, что он хочет отдать тебе альбом»? Ты дурак?! Отис – прекрасный парень, и я хочу сохранить с ним дружбу. – Она почти прокричала это и кинула сапог в Конарда, сбив многострадальную лампу. – Не хватает ему в жизни дебилов типа тебя и Стефана. – Конард даже не обратил внимания на неудачную попытку убийства. – Вот я и разыграла сцену, выбив дверь. – Она вздохнула. – Знаешь, тяжело смотреть на него. Видел бы ты этот взгляд… Вот где обитает настоящая тоска, Конард.

– Если ты сейчас не остановишься, семнадцатый этаж не станет проблемой. – Он начал пыхтеть от злости, а сердце неприятно кольнуло. Последнюю пару недель он только и слышал от всех о том, в каком ужасном состоянии Отис. – Как он отреагировал на альбом?

– А как он мог отреагировать на такую важную вещь для человека, который стал его первой настоящей любовью? – Оливия посмотрела на ошеломленного Конарда, и ей определенно понравилась его реакция. – Ему было больно. Конечно, не так, как когда ты бьешь ногой по двери и надеешься, что сапоги не развалятся. Нет. Но так, словно ты узнал, что есть шанс, будто уголек тлеет на дне. Ему страшно и больно, Конард. Поэтому я трусливо сбежала.

– Есть шанс?

Конард посмотрел на свои руки – так же, как это часто делал Отис. Этот жест отозвался волной ностальгии и боли. Лишь пару недель назад до него начало доходить, что он наделал. Алкоголь ему надоел и уже не приносил спокойствия, наоборот, в его сознании всплывали улыбка и зеленые глаза Отиса. Ему приходилось закрывать окна, не выходить из комнаты и часто сидеть в темноте. Тонкий слой снега, накрывший город, напоминал бледную кожу Отиса. Конарду хотелось снова прикоснуться к ней, почувствовать тепло, но вместо этого его пальцы обжигал холод. Ему совсем снесло крышу. Прошлое заставляло Конарда сомневаться в себе, съедало его изнутри, оставляя лишь боль. Его сердце рвалось в общежитие, в маленькую комнату, где ему рады, но вопрос Отиса выбивал почву из-под ног, и Конард никак не мог найти на него ответ. Свой ответ. В тысячный раз он прокручивал в голове сцену их разговора в общежитии и каждый раз вместо своего «да» слышал слова из прошлого.


Ее слова.


– Пока двери не закрыты, Конард, шанс есть. Смерть закрывает двери. Ты жив. Отис жив. – Оливия говорила размеренно, чтобы он успел уловить и понять смысл ее слов. – Его жизнь налаживается. Ты, конечно, видел это с миллиона своих фейковых страничек на фейсбуке и в твиттере. Ты стал частью его жизни стремительно и намертво засел у него в сердце, и ничто не может вырвать тебя оттуда.

– Он не нуждается во мне по-настоящему. Это иллюзия, Оливия. Я сам слышал это.

– Что ты имеешь в виду? – Она прищурилась. Если Легран приходил к Отису и тот не рассказал ей, это будет еще один остросюжетный поворот в их истории.

– Ну… – Он стушевался. Его напористость исчезла, на плечи наваливалась усталость. – В какой-то день, не помню когда… Я перебрал с виски, но не так сильно, чтобы вырубиться. Зашел на его страницу, увидел информацию о секции, какой-то программе, и меня накрыло. Так сильно шумело в голове, что я просто встал и пошел. – Оливия вытаращила глаза. Такого поворота событий она не ожидала. – Я вломился в общагу, опоздал, подбежал к лестничному повороту и услышал его голос. – Конард судорожно выдохнул. – Какой у него красивый голос! И он… Он прекрасный.

– Что он сказал? Конард, к сути. – Доктор Корон мог прийти раньше, поэтому ей пришлось поторопить Конарда, чтобы узнать развязку истории. Неужели он прав и Отис лишь играет напоказ? Вдруг он все же смог смириться с исчезновением Конарда? В такое она поверить не могла. И не хотела. – Что он сказал?

– Он не сказал. Ты не слушаешь меня. Он пел, Оливия, он пел. – Конард закрыл лицо ладонями и замычал себе под нос.

Оливия уже была готова снять второй сапог и запустить им в его голову.

– «It was dead long ago»[2] – вот что он пропел. Там было еще какое-то слово, но я не помню. Все погибло, понимаешь? Он смотрел на мою дверь такими глазами. Большими зелеными глазами – и говорил, что все погибло…

– Какой же ты идиот, Конард.

– Я тогда громко вздохнул, а он дал деру. Оливия, у меня нет шансов, понимаешь? Никого не было рядом, он не видел меня. Значит, не стал бы врать. – Конард растер макияж и стал еще одним грустным клоуном, превратив комнату в манеж цирка.

– Какой же ты дебил, Конард.

Оливия не могла прийти в себя, она так разнервничалась, что была не в состоянии подобрать слова. Он продолжал бормотать глупости, а она молчала. Он так сильно ошибался. Конард выворачивал все наизнанку. Оливия достала телефон и начала копаться в файлах. Она не решилась загрузить видео на свой ютуб-канал, боясь проблем с Отисом и еще больших – с Конардом. Но она сохранила его для себя, показав лишь мадам Ревиаль и отцу. Доктор Корон остался под впечатлением от музыкальных способностей Отиса. Она отыскала видео в недрах телефона и нажала на воспроизведение, еще раз сделав комплимент своим операторским способностям. Конард не прекращал бубнить.

Оливия облизнула губы.

– Конард, бери телефон и смотри.

– Что там?

– Отис.

– Я не буду. – Он затряс головой, как собака, попавшая под дождь. – В этом нет никакого смысла.

– Мой отец придет примерно через полчаса. Я привяжу тебя к изголовью кровати, оттяну веки изолентой и включу видео. Ты будешь смотреть его миллионы раз, а я буду смеяться и смеяться над твоим глупым выражением лица. – Она встала со своего места и скривилась от боли в ноге. – Затем зайдет мой отец и будет сначала ругаться, но, как только узнает причину, сядет рядом и посмеется над тобой вместе со мной! – Оливия сделала глубокий вздох. – Конард-чертов-Легран, возьми телефон и посмотри на экран!

– Оливия, мне снова будет больно.

Она замерла. Сейчас Конард стал таким уязвимым и ранимым. За его капризами и упрямством скрывался страх. Оливия села в кресло и снова вспомнила слова отца.

– Легко вести мой образ жизни. Я никому ничего не должен. Все знают, на что идут. Их любовь ко мне – это их ошибка. Я не давал им надежды. Ни разу. Прямо говорил, одна ночь – а к утру вы должны исчезнуть. – Он задрожал. – Но он… Один поцелуй, и я пропал. Погиб на месте! Он спросил, есть ли у него шанс на ответные чувства, а я никогда не заходил так далеко, никто до этого не был мне так же важен, как Отис. Если после первой ночи я не отвечу взаимностью… Она победит, понимаешь? Я не могу позволить себе сделать ему больно. Даже если он сам готов пройти через это, я не могу.

– Давай по порядку? – Оливия наклонила голову и лукаво улыбнулась. – Разберемся с тем, что есть. Мой отец окажет тебе профессиональную помощь. Я тут как друг и не собираюсь лезть в твою голову. – Он кивнул в знак согласия. – Ты ясно услышал это от него и подумал, он забыл или хочет забыть о тебе?

– Что все погибло…

– Да, что все погибло. – Оливия кивнула. – Тяжелая ситуация. Когда ты попытался сделать шаг навстречу и прибежал в общежитие, Отис запутал тебя своим пением. – Конард открыл рот, чтобы добавить что-то, но она остановила его жестом. – По порядку, мы договорились. Вот мой телефон, и давай посмотрим видео и выстроим новую логику. Хорошо? Мы справимся с этим вместе. Есть же что-то еще, помимо этого случая? – Очередной кивок. – Вот, по порядку. Я сажусь к тебе и включаю? Хорошо?

– Хорошо. Ты же не уйдешь?

– Даже если мой отец начнет выгонять меня.

– Я готов.

Оливия оказалась рядом. В таком состоянии он мог выбросить ее телефон в окно, но тогда бы Конард полетел следом. Оливия почувствовала, как внутри все расслабляется, когда друг положил ей голову на плечо и взял за руку. Было больно, но она решила терпеть до синяков. То ли еще будет. Она разблокировала телефон, и перед ними появилось видео с Отисом. Оливия услышала скулеж над ухом. Как же они оба похожи. Две половинки одного целого. Поправочка, две очень тупые половинки одного целого. Она не раз смотрела это видео, восхищаясь талантом друга. Она выложит это на ютуб сразу, как только они с Конардом закончат смотреть, и, глубоко вздохнув, она нажала на воспроизведение.

Стоило первым нотам сорваться со струн, как Конард выхватил телефон из ее рук, подскочив на кровати. Он остановил запись, увеличил яркость и звук на максимум и уселся поудобнее, не обращая внимания на протесты Оливии. Его неуверенность в себе и желание посмотреть на такого живого и настоящего Отиса растаяли в одно мгновение. Глаза Конарда полезли на лоб после первых секунд, и, прикрыв рот рукой, он нажал на продолжение. Даже с этого ракурса он видел прекрасные зеленые глаза, дорисовывая полную картинку в воображении. Руки Отиса двигались плавно и уверенно, и Конард боялся вздохнуть, будто мог помешать. Он и не знал, что Отис умел так играть. Где-то под боком ныла Оливия, что тоже хочет смотреть, но ее проигнорировали.

Он не знал песню: ни строчки, ни ноты. Такое он не слушал. И зря, хотелось подпеть, быть рядом в этот момент, смотреть на него во все глаза и мурчать мелодию на ухо. Отис двигался в такт мелодии, помогал телом выводить каждую ноту. Он вкладывал всего себя в музыку, отдавал без остатка, в тот момент он жил и верил только в это. Так люди горят своим делом, и Конард злился на самого себя. Ему не было больно. Он чувствовал лишь тоску и грусть, что не смог быть свидетелем этой красоты. Он в тот момент спал, пребывал в беспамятстве. Мелодия стала угасать, и видео остановилось. Он хотел нажать на повторное воспроизведение, но Оливия отобрала телефон.

– Посмотришь у меня на канале. Чувствую, там будет лишний миллион. Конард, ты понял, что хотел сказать Отис той фразой?

Он упрямо смотрел на нее и не понимал. Оливия удивленно выдохнула.

– Ты песню-то знаешь?

– Понятия не имею. – Конард смущенно улыбнулся, и Оливия закатила глаза, вбивая что-то в телефон.

– Это все потому, что ты слушаешь только классику. – Она протянула ему телефон. – Читай и не беси меня. – Конард взял телефон. – И найди там ту душераздирающую строчку. Какова вероятность, что Селин Дион заменит строчку в песне двадцатичетырехлетней давности ради двух придурков?

Его глаза заскользили по тексту. Он не смотрел на французский перевод, так как прекрасно знал английский. Один из плюсов его больной семейки. Конард прочитал текст один раз, второй, третий. Он подумал, что разучился понимать слова. Мысли не могли сложиться в нечто оформленное, логичное даже на французском языке. Он решил воспользоваться советом Оливии и найти ту «душераздирающую строчку». Сердце сразу отозвалось болью, стоило лишь прочитать ее. Он шокированно посмотрел на Оливию, потом – на телефон, обреченно вздыхая. Конард схватился за влажные волосы и застонал. Оливия постучала ему пальцем по лбу.

– Это все умерло давно, – прошептал Конард и зарычал. – Но все это возвращается ко мне сейчас! Какой же я идиот! Придурок! Все возвращается…

– Я тебе об этом несколько раз говорила. Приятно слышать, что ты согласен. – Оливия прижала его к себе, словно мягкую игрушку. Тот запищал. – Он не переставал ждать тебя. Понимаешь?

– Не понимаю.

– Ты осознаешь, что я могу прямо сейчас свернуть тебе шею? Ты в опасности, Конард. – Ее руки напряглись, поэтому он решил просто продолжить.

– В смысле? Зачем ему я? Деньги, моя… Эм… Внешность, статус. В это же нельзя влюбиться так, чтобы сыграть любовь. – Хватка на его шее ослабла. – От этой песни мне хочется выпрыгнуть в окно и полететь к нему. – Он отодвинулся от Оливии. – Ты же сама видела, он такой чистый и прекрасный. Наивный. Его зеленые глаза ярче травы на Марсовом поле в июле. Хорошо, может, тогда я ошибся, но… – Конард бросил взгляд на подругу, та жестом призвала его продолжать. – Он может пойти дальше, я видел это. – Конард встрепенулся и тут же притих. – А я – нет. Я жду твоего отца, чтобы начать рыться… там… В прошлом.

– И когда ты это видел? Ох, если ты сейчас скажешь…

– Да, я видел это на стадионе.

– А я говорила тебе не приходить?! Говорила! Предупреждала!

– Причина как и в первый раз. Я тогда еле на ногах стоял, и мне почему-то показалось отличной идеей напялить все это на себя и взглянуть на него. Пока вы бегали, я слегка протрезвел, но недостаточно, чтобы уйти. А потом он появился, и я остолбенел. – Конард говорил почти шепотом. – Когда наши глаза встретились, меня так сильно повело. Я понял, он узнал меня.

– Неудивительно, Конард.

– Потом я услышал ругань за спиной и повернулся. На меня во все глаза пялился Джеймс, он кричал и тыкал в меня пальцем. Рядом поднялся Госс, и мне пришлось бежать. – Он облокотился об изголовье кровати. – Единственное, о чем я думал, – это как смыться и не блевануть себе под ноги.

– Эти двое ничего не сказали, вот же две мышки. Такая себе команда у Отиса. – Оливия улыбнулась. И все же она была рада, что парни сохранили секрет. Тогда точно было не время.

– Конечно. Я попросил бездомного сказать им это. Дал ему пятьсот евро и рванул в ближайший переулок. – Оливия удивилась. С такими деньгами бездомный мог снять комнату. Кому-то сильно подфартило в тот день. – Я надеялся, что Отис остановится. – Конард резко вздохнул. – Это эгоистично и ужасно с моей стороны, но как же мне хотелось.

– А он и так из-за этого стал третьим. Второе место было бы его, не задержи он взгляд на твоем пропитом и прокуренном лице. Отис прибежал третьим, представляешь. – Она остановилась, не зная, говорить ли дальше. – Ему очень помог бег. Он неплохо сублимировал на нем. Три раза в неделю на пару часов его голова пустела, а сердце не рвалось от переживаний. Как точно я угадала-то!

– Спасибо за это.

– Благодарить вы будете позже. – Она намеренно сказала во множественном числе, но Конард не обратил внимания. – Он побежал дальше, да. А почему не должен был? – Парень наклонил голову. – Он побежал дальше! После того как пересек финишную черту и упал… – Конард поднял обеспокоенные глаза. – С ним все хорошо. Там все кубарем катаются. Он сорвался и побежал к трибунам. Чтобы найти тебя!

– Найти меня?

Алкоголь наконец перестал туманить разум, и на него снова навалился груз проблем: его побег, трусость, глупость. В тот момент, когда он удрал из прачечной, скрылся из комнаты Отиса после серии важных вопросов, ему стало понятно, почему он так делает. Сейчас же Конард вновь абсолютно не помнил причин. Кровь зашумела в его висках, так же как и в ту злополучную ночь. Все, чего ему хотелось, – встать и бежать к Отису. Этот призыв звучал набатом в его голове, и лишь присутствие Оливии удержало на месте. Он перевел на нее дикий взгляд.

– Я хочу к нему! Я пошел. Все. Неважно. – Конард встал и снял с себя халат. Оливия выдохнула: он успел надеть трусы после душа. Она заметила в нем первые признаки нового психоза. – Я дурак. Я дурак. Мне нужно к нему. Где он, Оливия? А неважно. Я – в общежитие. Если его нет там, поеду по тому адресу. Где Отис? Где мой телефон? Черт, я разбил его пять дней назад! А где новый телефон? Все, я пошел!

– Никуда вы не пойдете, молодой человек. – В номере появился доктор Корон, и Оливия тут же сдулась, впрочем, как и Конард. – Ты опять рылась в чужих проблемах? – Отец перевел взгляд на дочь. Она замотала головой. – Тогда почему пациент стоит в одном нижнем белье и собирается бежать куда-то на ночь глядя?

– Потому что я дурак, доктор Корон, – озвучил ответ Конард. – Оливия не копалась в моей голове и даже не пыталась. Мы разобрали неправильное толкование некоторых ситуаций, связанных с Отисом. На основе этого я и принял решение ехать. – Он задумался. – Стоит отметить, я собрался ехать не в одних трусах.

– Очень важное замечание, месье Легран. Хорошо, я вам верю. Оливия, покинь комнату. Ты обещала месье Ревиалю помочь с праздничным ужином. А я что-то пока не наблюдаю яблока во рту месье Леграна. – Оливия встала, нашла свои сапоги и, держа их в руках, вышла за дверь. Конард провожал ее странным взглядом, понимая, что ему отсюда уже не выбраться. Доктор Корон – мастер своего дела. – Я не стану мешать вам покинуть комнату, месье Легран, если вы ответите мне честно на два вопроса. Согласны?

– Да.

– Добравшись до месье Ревиаля, вы уверены, что не станете бежать на край земли, услышав его голос? Уже без шансов на возвращение. – Конард удивленно раскрыл глаза. Этот вопрос задавать уже не имело смысла. Стало понятно, что из комнаты он не выйдет.

– Нет.

– Вы уверены, что хотите причинить ему еще больше боли своим поступком? – Доктор положил кейс на кресло. Конард обернулся в халат и лег на постель.

– Нет.

– Но вы хотите быть с ним?

– Да.

– Месье Легран, я не вижу в вас проблем психического рода. Для эффективной самотерапии, которой пользуются в своей практике психологи, мы должны разобрать корень проблем.

Конард кивнул.

– На крайний случай я могу выписать некоторые лекарства, но постараемся обойтись без них.

– Хорошо.

– Все не изменится за одну ночь, месье Легран. Я не знаю ваших проблем. Никаких прогнозов. Чистый практический вывод. Вы должны понимать это, по щелчку пальцами ничего не рассосется, в лучшем случае вы сможете поговорить с месье Ревиалем без последствий через месяц. И то при условии постоянной терапии и работы над собой.

Конард подскочил на месте. Целый месяц! Даже больше!

– Но завтра – Рождество. Семейный праздник.

– Не волнуйтесь, мы с вами что-нибудь придумаем. – Доктор Корон успокаивающе улыбнулся. – Надеюсь, моя дочь дала вам такие важные вещи, как мотивация и надежда. Только тот, кто хочет исцелиться и верит в свое исцеление, по-настоящему выздоравливает. Вы с этим согласны? У вас сильная мотивация?

– Да. – Перед глазами Конарда стоял Отис и улыбался. Этот Отис не плакал и не злился.


«Только ради него».


– Тогда усаживайтесь поудобнее, и давайте попытаемся во всем разобраться. Понять, что для вас означает любовь.

Взгляд Конарда затуманился, губы скривились в отвращении, лицо побледнело.

– Хм…

* * *

Только открыв скетчбук, Отис замер. Он надеялся, что справится без помощи профессионального психолога, но в середине страницы изображалось странное существо: у него было тело львенка, но на спине находились крылья… орла. Существо всматривалось вперед, в темную чащу леса. Половина его морды показывала храбрость и злость, другая – вселенский ужас. Во тьме различались силуэты зверей. Конард добавил краски лишь самым страшным или эмоциональным моментам. Глаза волка мерцали красным, медведя – желтым, а барсука – коричневым. За лесом Отис различил силуэт щенка с тремя головами. Он сидел, ссутулившись, и вытирал слезы. Чем внимательнее Отис всматривался, тем больше находил деталей. Некоторые силуэты Конард изобразил в виде наброска, другие, наоборот, детально.

Судорожно вздохнув от волнения и нетерпения, он перевернул страницу. Скетчбук был наполнен рисунками и раздулся от старости. Отис и не надеялся, что закончит просматривать его сегодня или завтра. Он лишь рассчитывал, что не будет заниматься этим во время каникул и подготовки к сессии. Отис не простит Конарда, если завалит экзамены, но очень много времени уходило на обдумывание каждой картинки. Ведь перед ним не просто рисунки, а отражение мыслей и чувств Леграна, моменты его жизни, и любой из них мог помочь понять его проблемы, объяснить, почему он сбежал. И, самое главное, это даст возможность двигаться дальше и найти этого странного львенка в огромном Париже.

На первом развороте скетчбука оказались несколько рисунков, сделанных по принципу комикса, и пара вложенных листков. Отис проанализировал каждый, но ни на одном не нашел Конарда. Без львенка его мозги вообще отказывались соображать. Однако внутри появилось чувство тревоги. Около миски сидел волк с красными глазами и пил кровь, а недалеко от него в куче костей рылся карикатурно прорисованный медведь. Морда волка не отражала ни одной эмоции, медведь же казался расслабленным и веселым. Отис задумался. Ведь это первый разворот, и здесь нет львенка. Зачем же Конарду тогда рисовать это?

* * *

Женщина в черном кружевном платье сидела за огромным полированным столом, перед ней стоял нетронутый завтрак. Она уже несколько раз бросала взгляд на тарелку с глазуньей, беконом, двумя кусочками помидора и огурца. Именно это она заказывала вчера, однако сейчас хотела сбросить блюдо на пол. От скуки. Она отпила из бокала небольшой глоток вина, пока рядом остывала чашка кофе. Легким движением руки она скинула ее со стола и поставила на ее место бокал. Это вызвало на ее лице улыбку. Она перевела взгляд на тарелку с едой и вскинула бровь.

– Сейчас девять утра. Ты не ошиблась с выбором напитка? – Мужчина, сидящий напротив нее, ел мясо. Огромный кусок стейка с кровью, а рядом стояла большая кружка с чаем, овощи были разбросаны по столу. Женщина вздохнула и покачала головой. Это ее ежедневная «прекрасная» картина.

– Ты ешь оленину на завтрак, считай, прямо на столе, радуйся, что я не пью из миски. Ведь кто-то должен соблюдать манеры. – Она не задумываясь отпила вино из бокала и смерила мужа высокомерным взглядом. Тот лишь усмехнулся и продолжил завтракать. – Почему ты просто не съел его сырым? Повар держал его на огне от силы десять минут. Такими темпами скоро вновь идти к врачу.

– Тогда вместе пойдем. Ты – к наркологу, я – к паразитологу. У каждого свои привычки. – Он не обращал внимания на сарказм жены. Они находились в браке уже пять лет и притерлись друг к другу. – Мы провернули вчера хорошую сделку. За такое не грех подхватить паразитов.

– Ты омерзителен. – Она скривилась. Они уже несколько раз посещали паразитолога из-за нездоровой любви мужа к сырому мясу и лишь раз – нарколога из-за ее любви к алкоголю. Она неслучайно вела этот счет. – Девять утра, а я еще не пьяна, чтобы спокойно смотреть на это. Удивительно.

– Девять утра, а ты еще не пьяна! И правда, удивительно. Новость, заслуживающая упоминания в газете. Куда уж там оленина… – Жена прищурилась и медленно сделала еще глоток вина. Ее бокал почти опустел, но слуга, как всегда, оставил бутылку на столе. Она сама наливала себе: пока дождешься кого-то, велика вероятность протрезветь. – Два миллиона евро, Мелани.

– Все равно еще недостаточно для первой полосы. – Самоирония была ее отличительной чертой.

Муж засмеялся и чуть не подавился. Она налила себе полный бокал под хрипы и смех, даже не взглянув на него. Мелани никак не могла решить, от чего умрет ее муж: его сожрут паразиты или он просто подавится куском мяса. А может, она прирежет его ночью…

– Черт, этот олень пытается мне отомстить. – Он наконец перестал кашлять и вдохнул, сморгнув слезы и выпрямившись.

Мелани взглянула на мужа, и, если не считать его отвратительные манеры, даже со стекающим по рукам жиром он был хорош собой. И ему чертовски повезло.

– Знаешь, мне уже надоело выслушивать инвесторов, последние три встречи я получаю один и тот же набор вопросов.

– Бернард, это твоя работа. Если никто не будет задавать вопросы, то на какой черт быть генеральным директором?

– Они задают вопросы о наследниках, Мелани.

Конечно, она знала, какие вопросы задают его стареющие инвесторы. Для мужчин круга ее мужа почему-то жизненно необходимо заделать как можно больше детей. Мелани не понимала такого рвения. Год назад погиб один из их партнеров, и их некогда огромная компания разделилась на восемь частей. Кто-то из наследников умудрился открыть ресторан с японской кухней. Не это ли и есть падение в их современный век? Мелани вздохнула. Каждый мужчина хочет показать, насколько он плодовит и силен. Ей повезло с мужем в этом плане: он не требовал потомства, будто она породистая свиноматка. Бернард жил в свое удовольствие, но обычаи его мира, к которому они принадлежали, толкали на глупости.

– Может, усыновим? – Мелани знала, что это не сработает, но хотела попытаться сохранить фигуру и избежать нежеланных мук. Она видела последствия родов, поэтому согласилась бы даже на детей из космоса. Бернард лишь покачал головой, и она опустошила бокал наполовину.

– Так не пойдет. – Мелани перестала пить вино и открыла рот, но муж перебил ее. – Суррогатная мать тоже не наш вариант. Ты должна появиться на некоторых встречах с животом.

– Может, мне еще фото в журнал отправить? Со всех ракурсов. – Она фыркнула, но знала, что рано или поздно придется рожать. И, скорее всего, не один раз, но сейчас искренне этого не хотела. Бернард снова засмеялся.

Мелани смотрела на него и мечтала, чтобы он подавился, но чуда не произошло.

– Я не делала в своей жизни ничего более нелепого и бессмысленного.

– Ты про фото в журнал?

– Очень смешно. – Она посмотрела на бокал с вином и выдохнула.

Мелани будет скучать по красному полусухому и белому полусладкому больше, чем по своей идеальной фигуре и коже. От злости она крепко сжала тонкие губы и посмотрела вбок. Деваться было некуда. Все это прописано в их брачном контракте.

– И зачем нам этот ребенок?

– Мы делаем это из-за необходимости. Как по мне, оставайся до конца жизни бездетной. Мне все равно, но, если еще раз эти старики спросят про тебя, пошутят про фертильность или мою жадность, я разделаю их, как этого оленя. – Его лицо стало серьезным. Репутация была для него самым важным, и ни одна собака не смела гавкать в сторону его семьи или бизнеса, а уж тем более шутить насчет его сперматозоидов. – Еще надо постараться родить первым мальчика. Нам нужен мальчик. Тогда я смогу назвать его наследником компании, и все перестанут требовать больше.

– А это я каким образом должна устроить? Ты и сам прекрасно знаешь, что это устроить сложновато. Только если искусственным путем.

Бернард перестал есть и взялся за кружку чая жирной рукой. Мелани затошнило. Почему, когда ее знакомили с мужем, на его прекрасных скулах не было написано: «Я свинья». Ни одно платье от Валентино того не стоило.

– У меня уже начался токсикоз. Тебе же поставили емкость с водой, помой руки.

– Ничего искусственного. Если эта информация просочится, моей репутации конец. Ты же не хочешь разводиться, чтобы доказать, что именно у тебя проблемы с бесплодностью. – Мелани злобно посмотрела на него. – Вот когда ты прекратишь пить, тогда я начну мыть руки. Ты еще помнишь этот уговор?

– Конечно. – Она злобно улыбнулась.

– Думаю, в скором времени я и правда начну это делать. – Он поднялся из-за стола. Ей оставалось лишь надеяться, что не получится забеременеть в ближайшее время. Ее всегда удивляло, как легко беременели героини в подростковых сериалах и как сложно это происходит после двадцати пяти. Если у них с Бернардом получится с первого раза, у нее начнется дородовая депрессия.

– У меня собрание в десять. Мне пора. Готовься, Мелани.

– Я всегда готова! – Она показала ему на вино и хищно улыбнулась.

Когда за ним закрылась дверь, Мелани сокрушенно выдохнула. Проснувшись сегодня без похмелья, она почувствовала, что этот день будет необычным. Лучше бы ее голова раскололась, ведь головная боль не сравнится с той, что состоится месяцев через девять. Мелани опустошила бокал. От этого разговора с мужем захотелось выпить еще: неужели она для него просто инкубатор? И сердце болезненно сжалось, когда она посмотрела на бутылку. В последнее время она не могла протянуть ни дня без бокала вина. Неужели ей придется обходить винный погреб стороной минимум девять месяцев? А еще это кормление грудью…

Мелани налила себе еще бокал и покачала головой. Она старалась не думать обо всех «прекрасных» моментах беременности и уж тем более воспитания. Сейчас ей трудно даже вообразить, что она скоро забеременеет. Она чувствовала, что судьба против нее. Мелани, конечно, может принимать противозачаточные, но, если ее поймают, Бернард оставит ее без гроша. Она сжала зубы в попытке успокоиться. Ничего не получилось. Перевела взгляд на тарелку с завтраком. Как же все идеально. Так же идеально, как и скулы ее мужа. Мелани отправила тарелку вслед за кофейной чашкой. По комнате разлетелся звук бьющейся посуды. Она смотрела на осколки затуманенным взглядом.

– Упс, закидоны беременных, – прошептала Мелани.

Загрузка...