Позабыть о том, что ей открылось, было невозможно. Даже для Яснорады, что всеми своими корнями вросла в странный, но родной Кащеев град. В стены избы, в лежащую за ее пределами землю. Даже в чужой, не ей принадлежащий, дворец, чужой в котором она себя и ощущала.
Сомнения точили изнутри, своими жалящими прикосновениями не давая покоя. Всякий раз теперь, как к ней приходили гости, Яснорада заводила с ними разговор. Спрашивала, как зовут их, откуда прибыли. А значит, делала то, что Ягая с самого начала делать ей запретила.
Ничего она не узнала. Ничего гости не помнили, будто память их была объята туманом. Осталось лишь одно средство: спросить саму Ягую.
– Ты многому учишь меня… – начала она, как только мать появилась в избе.
Словно услышав что-то новое в голосе дочери, Ягая замерла на пороге. Чуть опустила голову, выжидая, словно высматривающий жертву дикий зверь. Это Яснорада собиралась вызвать Ягую на бой – и стоять до последнего, держа оборону. Так отчего она чувствовала себя добычей?
Яснорада тряхнула головой. Она привыкла не отступать перед бойкими, уверенными в себе невестами Полоза. Не отступит и перед матерью, пусть и видит в ее глазах предостережение.
– Так расскажи, куда уходят те, кого я встречаю? Кого пою, кормлю и в баню провожаю?
– Остаются в Кащеевом граде.
Яснорада покачала головой.
– Не все.
Ягая пожала плечами, скрытыми расписной шалью.
– Жизнь течет, как река, и они следуют за ее течением. Кого-то выбрасывает на тихий берег, кого-то несет вперед. Порой – на острые камни или прямиком в водоворот. Порой – на златые пески и берега кисельные.
Яснораде не привыкать слышать велеречивые, туманные объяснения матери. Только сейчас в голову закралась мысль: быть может, Ягая говорила так витиевато, когда не желала отвечать?
– Откуда тогда они приходят?
– Из разных мест, из разных городов, принесенные все тем же вечным течением.
Баюн, затерявшийся в тени под лавкой, страдальчески вздохнул.
– Почему именно мы их принимаем? – с упорством, достойным приснопамятного быка, продолжала допрос Яснорада. – Почему кормим, поим и одежду свою даем?
– Таков обычай.
Стало стыдно, когда Яснорада услышала слова, которые сама Баюну говорила. Она что, заморская птица, попугай говорящий, который только и может, что повторять за словами того, кто его обучил? Как будто в ее голове нет собственных мыслей, а на языке не может быть сплетенной ей самой вязи слов.
– Мы живем у врат, Яснорада. Кому, как не нам, их встречать? Неужель ты впустишь в свой город гостя голодным, усталым и одетым в заморские одежды, которые выдадут в нем чужака?
– Почему, когда гостей встречаю, вижу мост, а когда провожаю, вижу распахнутые ворота и дорогу в город?
– Так ведьмы мы, и изба у нас ведьминская. – Впервые за весь разговор Ягая позволила себе лукаво улыбнуться. – С какой стороны гость подойдет – в ту она и поворачивается. Как провожает – путь к городу гостю показывает. Кличет кому надо, и ворота открываются. И мы за гостя спокойны, что не заблудится по дороге.
Колдовская сущность избы Яснораду не удивила. Но что-то пряталось за словами Ягой, за их ровным, выверенным частоколом, которые она выставила прочным щитом перед собой. И в том беда, что Яснорада не знала, какие задавать вопросы, чтобы уличить мать в недомолвках.
– Почему у нас иные книги? Почему жизнь в них так отличается от нашей?
– Так выдумки все это. А где не выдумки – там земли заморские.
Про блюдце Яснораде не хотелось говорить, и все же она своими глазами видела, что тот мир, который всегда казался ей выдуманным, существует.
– Что лежит там, за терновым лесом?
– Царство Полоза да другие царства. Всех и не упомнишь.
Мудрая ведьма, знающая больше остальных, порой казалось – больше самой царицы, и не помнила?
– Почему из этих земель мы никогда вестей не получаем? Не видим ни царей заморских, ни послов, ни гонцов?
А в том, что в нормальных царствах они бывают, Яснорада точно знала – из тех же мудреных книг.
– Далеко мы живем от земель прочих. Не всякая птица до нас долетит.
Зря Ягая это сказала. Ой зря.
– В книгах твоих птицы постоянно щебечут, в небе машут крылами. Наше же небо чисто и мертво.
Тихие слова Яснорады отчего-то заставили Ягую вздрогнуть.
– Устала я от вопросов твоих. Хочу прилечь.
Яснорада долго смотрела вслед матери, что скрылась в опочивальне и дверь крепко затворила за собой. Ягая никогда не жаловалась на усталость. Никогда первой не прекращала разговор. Поощряя ее любопытство – о чужих краях, о выдуманных реальностях, – всегда с радостью объясняла ей все незнакомое. Но стоило только задать вопрос о царстве родном…
Баюн неслышно выбрался из-под лавки. Сел, прижимаясь к ней теплым боком.
– Идем, – с мрачной решимостью сказала Яснорада. – За воротами все равно никто тебя не увидит.
– За воротами? – удивленно мурлыкнул Баюн.
Спорить, однако, не стал – черной стрелой полетел к двери и нетерпеливо переминался с лапы на лапу в ожидании, когда ему откроют.
Яснорада спустилась с крыльца. Изба их колдовская была повернута в сторону города, ворота по обыкновению открыты. Яснорада попыталась вспомнить, видела ли она когда-нибудь их закрытыми, но так и не смогла. Собственная память теперь казалась ей явлением непостоянным и доверия не заслуживающим.
Она обошла избу, Баюн хвостатой тенью следовал за ней.
Через огненную реку Смородину, что очерчивала границы Кащеева царства, был перекинут узкий и длинный Калинов мост. Конец его объяло то ли дымом, то ли туманом, и что там, в конце, не разглядеть. Отсюда к их крыльцу и приходили гости – Яснорада нередко видела их, бредущих по мосту. Всегда в одиночестве, будто что-то на той стороне других к ним не пускало.
Баюн первым шагнул на мост и тут же отдернул лапу, зашипев.
– Ты чего? – переполошилась Яснорада.
– Он жжется! – Кот обиженно тряс лапой.
Присев рядом с ним, Яснорада растерянно подула на мягкие розовые подушечки.
– Где ж это видано, чтобы мост обжигал?
Шерсть на загривке торчала дыбом, усы дергались. Принюхалась и Яснорада. Странный запах витал тут – тяжелый, дымный.
– Останься, Баюн. Дальше тебе делать нечего.
– Ну уж нет, я с тобой! – воинственно заявил он. Смущенно потупился. – Возьмешь только на ручки?
– Возьму, – улыбнулась Яснорада. – Отчего же не взять.
Однако дело это оказалось непростым. Поднявшись с котом на руках, она надсадно охнула – ношей ее будто было тяжелое полено.
– Я смотрю, приглянулись тебе караваи с волшебной скатерти.
– Как будто один я их ел, – буркнул Баюн. – Не всем есть и стройными, что осинки, оставаться.
Посмеиваясь, Яснорада ступила на Калинов мост. Даже сквозь сапожки она ощущала исходящий от него жар. Улыбка мигом растаяла, кожа на спине взмокла. С каждым шагом становилось лишь жарче. Баюн на ее руках тяжело дышал и, кажется, жалел, что не остался на берегу Смородины.
Яснорада давно уже потеряла счет ускользнувшим мгновениям, а Калинов мост не кончался. Серое марево впереди становилось все ближе, запах дыма заползал в ноздри все настойчивее. Баюн благодушно разрешил Яснораде уткнуться носом в его пушистую шкуру, да помогло не сильно – и та пропахла дымом.
Чем дольше шли они, тем сильнее Яснорада чувствовала кошачью тревогу, что вспушила хвост Баюна.
– Сидит там что-то, – севшим голосом сказал он. – Злое, страшное. Сидит и на нас смотрит.
– Не боюсь я ни злого, ни страшного, – тряхнув волосами, сказала Яснорада. Зря тряхнула – от веса кота на руках ее в сторону повело. Выпрямилась и сказала с достоинством, которому у невест Полоза научилась: – Я разобраться во всем хочу. Во всем, о чем Ягая умолчала.
– Воля твоя, – прошелестел Баюн. – Ты спасла меня однажды от смерти голодной. Кому, как не мне, с тобой беду встречать?
Вытянув лапу в сторону дымной завесы, он выставил острые коготки. Яснорада рассмеялась. С таким зверем ей не страшно никакое чудище. Однажды она видела, как этими коготками он оставил в деревянной двери глубокие, точно шрамы, борозды. А все потому, что забыли выпустить его из спальни на кухню.
– Остановись, дева, – пророкотал оглушающий, низкий голос.
Дрожью отозвался в ее животе, судорогой прокатился по рукам и по телу. Яснорада вскрикнула от неожиданности, но Баюна не отпустила. Лишь неотрывно смотрела в серую мглу, что скрывало в себе нечто… громогласное.
– Не твоя это дорога. Тебе сюда путь закрыт.
– Если скажешь, куда этот путь ведет, поверну обратно! – крикнула она.
– Смелая, что ли? – неодобрительно хмыкнул невидимка. – А сейчас?
Яснорада знала – что-то произойдет. Но к увиденному все равно оказалась не готова.
Из дымной завесы высунулась одна голова, за ней – другая. Их было семь или даже больше, этих змеиных голов с чешуей, что переливалась на солнце, с длинным языком в пасти, полной мелких острых зубов.
– И сейчас не боишься? – вкрадчиво заговорили разом все головы, создавая многоголосое эхо.
– Н-не б-б-боюсь.
Яснорада надеялась проскочить за спиной многоголового Змея. Такая громадина просто обязана быть неповоротливой и неторопливой. Ринувшаяся к ней змеиная голова на тонкой гибкой шее поспешила убедить ее в обратном. Ойкнув, Яснорада отскочила назад и покрепче прижала к груди Баюна. Тот благодарно лизнул ее в шею.
Да что Змей сделает ей, дочке Ягой, самой сильной ведьмы Кащеева царства?
За свою самонадеянность она поплатилась. Оказывается, и смелым можно быть чересчур. Наверное, именно тогда храбрость становится глупостью.
– Ну с-с-смотри тогда, – прошептала одна голова.
Остальные выдохнули пламя.
Яснорада даже подумать ничего не успела. Убежать не успела тоже – только развернуться спиной к расцветающему зареву, спасая от погибели глаза и кошачью шкуру. Крепко зажмурилась, но…
Ничего не произошло. Огонь растаял, словно дым, до нее не добравшись.
От жара ли, от страха на глазах выступили слезы. Поняв, что беда миновала, Яснорада повернулась к Змею.
– П-простите. Я… М-меня, кажется, ж-ждут.
Коленки ходили ходуном, ее трясло, словно она была в избе, что поворачивалась вокруг своей оси, открывая гостям путь к воротам. Яснорада попятилась от многоголового змия, развернулась и бросилась наутек. Баюн был столь ошеломлен, что не произнес ни слова, ни мява. Лишь жался тяжелым теплым комком к ее груди.
Яснорада не знала, в какой момент чудище ушло в серую тень, но когда она, достигнув берега Смородины, пугливо обернулась, на том конце Калинова моста увидела лишь дым. А потом со всего размаху налетела на Ягую.
Тяжелый взгляд Ягой, говаривали в городе, пригвождал к месту. Яснорада не замечала этого прежде. Заметила сейчас.
– Откуда взялось в тебе это упрямство? – мрачно спросила мать.
Невидимая туча повисла за ее плечом или она сама стала тучей. Той, что и молнией может обжечь, и окатить неистовым ледяным ливнем.
– Расскажи мне все, – задыхаясь, еще не придя в себя от пережитого, выпалила Яснорада. – Успокоиться я уже не смогу.
– По глазам вижу, по взгляду – не сможешь, – вздохнула Ягая. – Идем.
Земли не чуя под ногами, Яснорада поднялась на крыльцо. Будто на казнь, шла по пятам за матерью. Войдя в избу, уменьшенной тенью замерла за ее спиной.
– Невозможно подготовиться к такому разговору, – сказала Ягая будто самой себе.
Мазнула ладонью по лицу, поправила съехавшую с плеч шаль. Яснорада впервые видела мать столь потерянной. Будто сложно ей было слова нужные, правильные подобрать. От такого становилось еще неуютнее. Странная пробуждалась тревога.
Баюна Яснорада прижимала к себе до сих пор. Какое из двух сердец бьется так громко? Опомнилась лишь, когда руки занемели от тяжести, и опустила кота на пол.
– Садись, – строго сказала Ягая.
Казалось – будет отсчитывать за провинность.
Яснорада сгорбила плечи, растеряв последние крохи решимости. Большая часть той осталась на Калиновом мосте, превратилась в пар в огне, что вырвался из змеиной пасти. О чем же таком хотела поведать ей мать?
Она ерзала на лавке, пока Ягая возвышалась над ней, словно статуя. И вдруг с изумлением поняла: суровая ведьма, что пугала многих одним своим именем… боится. Сердце стучать, кажется, и вовсе перестало, желудок сжался в тугой комок.
– Гости, что проходят по Калиновому мосту, идут из мира в живых в царство мертвых. Змей охраняет границу эту, охраняю ее, по-своему, и я. Я – привратница царства Кащеева, страж его границ. И ты с недавних пор привратница, Яснорада.
На избу бесцветным пологом легла тишина, а она все пыталась уложить в голове сказанное.
– Выходит… Мы на границе между миром живых и миром мертвых?
– Граница – это река Смородина. А мы за ней, значит…
– Мы в царстве мертвых, – прошептала, схватившись за горло, Яснорада.