Полдень. Мишка один покачивался на качелях во дворе возле дома. Отец с этого года начал отпускать парня гулять без присмотра, но только с условием, что тот с детской площадки ни ногой. Ласкин сидел на кухне, возле окна, и парень был у него всегда на виду. Отец заканчивал проверять контрольные работы девятиклассников. Друзья у Миши были, но сегодня сложилось так, что на площадку никто не вышел. Миша размышлял про слова отца – человек может создать что-то из ничего. Ребенок никак не мог понять, что это значит, ведь творчество создается не из ничего, а из слов или из красок.
– А может, папа имел ввиду, что до рождения Пушкина не существовало его стихов, которые нас заставляют учить? – думал Миша, – а потом Пушкин их написал и они появились из ничего? Но как это из ничего? Нет, они тоже из слов. А слова Пушкин выучил в детстве. Рисунок если я рисую, то я его не придумываю, я смотрю на что-то и повторяю.
Миша, держась руками за цепи, к которым крепилась перекладина, откинулся назад, задрав голову к небу.
– А что, если я нарисую что-то, чего еще нет?! – вспыхнула у ребенка мысль, да так ярко, что он аж заулыбался, удивляясь самому себе.
Внимание мальчика привлекла женщина лет пятидесяти, которая незаметно подошла к качелям. Миша вернулся в прежнее положение. Уперевшись ногами в вытоптанную землю, он привстал, продолжая держаться руками за цепи и опираться поясницей на перекладину. Женщина напоминала бездомную. Одета она была так, будто слепого человека запустили в магазин одежды и сказали, чтоб он за короткое время успел нацепить на себя как можно больше разных вещей. На ней были красные туфли на каблуке, спортивные обтягивающие штаны, короткая белая майка, расстегнутая рубашка, а поверх всего этого был накинут серый домашний халат до пола с длинными рукавами, скрывающими кисти рук. Черные волосы ее свисали до плеч, прикрывая уши. Лицо выглядело здоровым, чистым, с подтянутой кожей, что казалось странным в случае, если она бездомная или алкоголичка.
Миша вначале испугался и хотел уйти, но она доброжелательно произнесла:
– Привет.
Женщина стояла напротив мальчика в двух метрах.
Миша заметил красную линию на ее лице, которая тянулась от подбородка до уха, будто кто-то провел ей по лицу маркером или, скорее, помадой.
– Здравствуйте, – ответил мальчик.
Кое-как на ватных дрожащих ногах, неумело ступая на высоких каблуках по земле, она сделала несколько шагов в сторону соседних качелей.
– Вы хотите покачаться? – удивленно спросил Миша и оглянулся. В это время сзади по тротуару шел сосед, а ближе к углу дома, метрах в пятидесяти, стояла девушка с коляской. В доме напротив на балконе какая-то старушка вешала белье. Наличие людей вокруг придавало Мишке уверенности. Да и если что, от этой странной женщины всегда можно убежать, ведь, как приметил Миша, она еле ходит в этих туфлях.
Женщина ничего не ответила. Она села на качели справа от Мишки и окинула взглядом ребенка. Потом схватилась руками за цепи и начала распрямлять и сгибать ноги в коленях, при этом, конечно же, раскачаться ей не удавалось. Мишка снова обернулся. Сосед зашел в подъезд, старушка ушла с балкона, а девушка все еще стояла, покачивая в коляске малыша.
– Не выходит, – произнесла женщина без интонации и замерла.
Когда Миша обратил внимание на ее левую руку, страх резко сковал его. Из-за неприязни и брезгливости он сморщил лицо, рассматривая кисть женщины: из основания ее большого пальца торчал еще один большой палец, мизинец был развернут в противоположном направлении и мог загибаться к тыльной стороне ладони, и, судя по всему, пальцев у нее было семь или восемь -сосчитать сходу было сложно, ведь она держала руку в кулаке, сжимая цепь. Указательный палец был явно тоньше остальных раза в два. Будто кто-то наспех слепил человеческую руку, перерисовывая её с оригинала, с настоящего человека, но не стал показывать кисть в деталях, а передал лишь общий смысл, общую концепцию без подробностей.
Миша сглотнул. Вторая рука скрывалась за телом женщины. Мальчик слегка подался вперед и увидел, что там все гораздо хуже: вместо правильно сложенной в кулак кисти была непонятная путаница из пальцев, сосчитать которые так же казалось невозможным. Пальцы были тонкие и неестественно длинные.
– Пойду-ка я домой, – мелькнула здравая мысль у Мишки, но в этот момент женщина снова заговорила:
– Ты хочешь что-то спросить у меня? – она повернула лишь голову, а тело её осталось неподвижно. Сидеть в такой позе со скрученной шеей явно должно быть неудобно.
Миша оглянулся. Женщина с коляской ушла. Теперь двор был пуст, и лишь они вдвоем сидели на этих качелях. Прохожих тоже поблизости не было.
– Сфотографировать бы ее, – подумал Миша. Но фотографировать не чем. Телефон Мишкин отец обещал подарить на ближайший день рождения, через два месяца.
– Кто вы такая? – спросил мальчик, – и что с вашими руками?
– Меня зовут Женя, – сказала она, – мне пятьдесят два года. Я живу в городе Потерянное. А тебя как зовут?
– Миша, – напряженно произнес мальчик.
Она поставила ноги на землю и отпустила цепи. Женя поднесла ладони к своему лицу и принялась рассматривать свои уродливые кривые пальцы, ветвившиеся и загибающиеся в разные стороны, будто фракталы. Миша с ужасом заметил – сбоку из середины последнего фаланга среднего пальцы левой руки у нее торчит еще одна фаланга, перпендикулярно самому пальцу. Приглядевшись, он увидел, что такие ответвления были и на нескольких пальцах правой руки.
– Ты живешь в этом доме? – Женя посмотрела сквозь мальчика в сторону его подъезда. Руки она опустила и длинные рукава халата скрыли её безобразные кисти.
– Нет, – соврал Миша, я вообще не отсюда.
– Тогда почему ты вышел из этого подъезда двадцать три минуты и восемнадцать секунд назад? – спросила она и сфокусировала взгляд на Мише.
– У меня тут друг живет.
– Он как ты?
– Что значит, как я?
– Он такой же мальчик?
– Я не понимаю вас.
– Он мальчик?
– Да.
– Мальчик, как ты?
– Да не знаю! – Миша перепугался не на шутку, – он встал с качелей.
– Я, наверное, пойду, мне пора домой, – произнес Миша и хотел уже развернуться в сторону своего подъезда, но тут же смекнул, что тогда его обман вскроется. Парень замер в нерешительности.
– А ты где живешь? – раздался голос сзади.
Миша повернулся к Жене.
– На улице Лесничества, – сказал он.
– А какой дом?
– Тр… три… тридцать эм… пять, – еле выдавил из себя мальчик.
Женя слегка подняла взгляд, чуть выше Миши и произнесла:
– Улица Лесничества в городе Потерянное насчитывает двадцать восемь домов. Ты обманываешь меня?
Лицо Жени слегка съехало в бок – глаза, рот, нос, губы синхронно сместились к левому уху буквально на сантиметр, будто маска, которую немного сдвинули в сторону, но вскоре все вернулось на свое место. Миша раскрыл рот и протер глаза. Продолжил всматриваться в лицо женщине, сделав несколько шагов назад.
– Кто вы такая? – спросил он снова.
– Я Женя.
Миша пятился, а женщина продолжала сидеть на качелях, медленно доворачивая голову в сторону мальчика.
– Тот, кто дает мне неправильную информацию, причиняет мне вред. Ты обманул меня, Миша.
Поняв, что хитрость его раскрыта, мальчик решил дальше ничего не выдумывать.
– Квартиру-то она мою не знает, – подумал он и сделал еще несколько шагов назад. В это время Женщина резко встала с качелей. Она пошатнулась, будто потеряла равновесие. Ноги ее колыхнулись, пуская волну, словно канаты, словно тела змей, а потом застыли, приобретя твердость. Миша развернулся и без оглядки рванул к своему подъезду.