7

Двадцать часов, – машинально прочитал Рощин на спокойно зеленеющем табло. – А самолет в двадцать три. До регистрации часа полтора. И как это я так быстро приехал?

Он прошагал из конца в конец холла. Поднялся на второй этаж.

Взял наконец двойной кофе. И встал за столик у края балюстрады. Дипломат с докторской поставил на пол. Прижав ногой для сохранности. Буфетчица, как ни странно, не поскупилась. В облупленном стаканчике пузырилась настоящая густая пенка. Рощин аккуратно вычерпал ее ложкой. Это была квинтэссенция кофейного вкуса. Потом не спеша принялся за кофе. Стаканчик был, конечно, мал. Опустошив его, Рощин снова взглянул на табло.

Невозмутимые зеленые цифры показывали всего двадцать двенадцать.

Он вздохнул, глядя на людей в холле. Они отчаянно сновали взад-вперед. Перетаскивали обмотанные веревками чемоданы. Толкали друг друга в хвостах очередей.

Все спешат. Все торопятся. Все опаздывают, – раздраженно подумал он. – Только мне некуда. И зачем так рано сюда явился? Сидел бы дома! Почитал бы «Математикл ревьюз»… От Нади, выходит, бежал. Точнее – от бессмысленного ожидания ее звонка.

Рощин раздраженно покачал головой. Ну, хватит о ней, наконец!

Сердце опять заболело. Тяжело отдалось в левую руку до локтя. Словно действуя назло кому-то, он вернулся в буфет. И взял еще кофе. Опять двойной.

А Надя не дергается, – упрямо травила застрявшая мысль. – И нет ей никаких дел. До чего же она глупа по сути! Ничего не видит. Ничего. Кроме своих исчерканных нот! Которые ей самой кажутся страшно важными и нужными. Удивительно… Как при такой жене еще удалось сделать докторскую!

Докторскую…

Мгновенно переключаясь, Рощин потрогал дипломат.

Разве кто понимает, что стОит сейчас докторская… – Рощин вздохнул. – С одной стороны, конечно. Критерии занижены до предела. Читать умеешь – кандидат, писать умеешь – доктор. Но без докторской… Сколько младшим научным сотрудником сидел? Сколько?! Во-семь лет! Про зарплату вспомнить страшно. Но – сидел. В место зубами вгрызшись. Поскольку другого академического института в Петербурге нет. А куда еще чистому математику податься? За границу, ясное дело. Это оптимально. Но только в случае, если докторская уже есть. И еще – самое главное. Если тебя здесь кто-то из сильных поддержит. В прошлом году удалось научного сотрудника выколотить. Так и то… Когда все уже знали, что докторская без пяти минут. Да еще через Емельянова Старик поддержал. Он ведь тогда в большом фаворе был. Даже в московском. На директора шел. А не поддержал бы…Не обработал ученый совет… В аттестационной комиссии не сказал бы пару слов… До сих пор и бегал бы в коротких штанишках. Мальчиком за все. Там компьютер перенести. Здесь стол накрыть для приема зарубежного гостя. А при Кузьминском перспектив вовсе никаких. Одна надежда, что с докторской успеет. И тогда в самом деле можно будет за границу податься.

А ей… Лишь бы музыка играла, – зло подумал он, опять возвращаясь к Наде. – Дура…

Он жадно отпил кофе.

А, может… Может, все понимает? Да сама в тупик зашла? – вдруг подумал он. – И не хватает шага навстречу? Одного шага. Может, она уже дома сидит? Жалеет, что все так вышло? И стоит самому позвонить? Позвонить… Или не унижаться?

Рощин застыл с кофейным стаканом на весу. У него не хватало сил решить исход сомнений.

– …Гражданин…– вкрадчиво и недобро произнес кто-то около него.

Рощин вскинул глаза. И увидел милиционера. С дубиной и рацией. И очень решительным выражением розовощекого лица.

Он хотел спросить, в чем дело, но не успел.

В ту же секунду кто-то стоящий сбоку выдернул стакан из его пальцев. А кто-то второй схватил слева.

Он не успел испугаться. Ни возмутиться, ни хотя бы дернуться. Как понял, что обе руки его завернуты за спину.

Сзади что-то щелкнуло. И Рощин почувствовал на своих запястьях металл. Незнакомый и холодный.

Загрузка...