Суббота. С раннего утра я уже на ногах. Вернулась домой, когда на улице уже совсем стемнело, а стрелки часов подползали к полуночи. Ещё пара смен, после которых хочется уволиться отовсюду и мечтать о лучшей жизни.
Мама не звонила и не отвечала на сообщения, хотя исправно их читала и выходила в сеть. Знакомый способ, она и раньше так делала, вынуждая меня просить прощения. Чёрт возьми, и ведь раньше это срабатывало! Я чувствовала себя невероятно виноватой и готова была практически на всё, чтобы меня простили. Но в этот раз что-то пошло не так.
И вот я сижу на кухне съёмной квартиры, невзначай вспоминаю об ужине, который надо приготовить, а передо мной лежит конверт без подписей, адресов и марок. Как-то странно его открывать. Что может быть внутри? Угрозы от тайного недоброжелателя? Милая открытка от тайного поклонника? Невесть какое фото от психа? Зачем вообще кому-то понадобилось подбрасывать его в мой почтовый ящик? Кот Шредингера какой-то, а не конверт. В конце концов, вместо того, чтобы узнать наконец содержимое письма, я кинула его в коробку с квитанциями и приступила к ужину.
Холодильник прошлым вечером пополнился двумя здоровыми пакетами продуктов: от сливочного масла до пары говяжьих стейков в вакуумной упаковке, которые я покупала, скрепя сердце, из тех самых трёхсот долларов. Взгляд скользил по полкам, перемещаясь от пушистого пучка листового салата к йогурту, затем падал на молоко, снова на салат, но каждый раз цеплялся за тёмно-красные куски мяса. Да, именно это мне сейчас и нужно – хорошо поесть. Ничего не имею против чувства лёгкости в животе, но ужасно не люблю, когда на утро оно превращается в урчание, спазм, раздражительность и абсолютное нежелание вставать с постели.
– Да, стейк так стейк, – пробормотала я себе под нос, высвобождая мясо из плёнки.
Сковорода раскалялась на газовой конфорке. Казалось, ещё немного и металл покраснеет от высокой температуры. Естественно, до такого обычная плита его не разогреет. Мясо едва помещалось в сковороде и, коснувшись дна, тут же зашкворчало, задымилось. Я щедро сдобрила его дроблённым перцем из старенькой разваливающейся в руках деревянной мельницы и открыла окно, пока не задохнулась. Вытяжка над плитой не работала ещё с того дня, как я здесь поселилась, так что даже пытаться включить её было бесполезной тратой времени. Однако в ней работала подсветка, что не могло не радовать.
На запах мяса по подоконнику пришёл соседский кот. Наглая рыжая морда высматривала, откуда исходит аромат еды, и с опаской пробовал пробраться в квартиру.
– Нет уж, сэр, – я старалась не свалить кота с узкого подоконника, но всё же вытолкнуть из своей квартиры, – это мой ужин. Иди к себе, у тебя там наверняка целая миска корма.
Но незваный гость только настойчиво мяукал, не оставляя попыток забраться в приоткрытое окно. Мне стало его жалко, поэтому мой стейк уменьшился на пару тоненьких кусочков.
– Эй, чудик! – я придерживала полоски мяса в салфетке, открывая окно. – Ладно, уговорил, кот. Иди сюда!
Кот замурчал, жадно вгрызаясь в каждый кусок. Я аккуратно гладила его – чёрт знает, что ему может в голову взбрести – как краем глаза заметила силуэт под уличным фонарём неподалёку. Человек стоял так, чтобы разглядеть его было не так просто, почти невозможно. Он прятался в тени. Не двигался и, как мне показалось, смотрел в моё окно. По коже пробежали мурашки, мне стало не по себе. Может, конверт его рук дело? Кот доел кусок мяса, протянул лапу к моей руке, требуя добавки. Естественно, я отвлеклась на пушистого гостя, а когда снова посмотрела в сторону фонаря, то под ним уже никого не было.
Я выдохнула.
– Померещится же такое! – нервно рассмеялась я, всё равно с опаской осматривая улицу под окном. – Надо спать нормально, и не будет ничего мерещиться.
Кот, наконец-то, ушёл. Я закрыла окно, положила стейк на тарелку, но не успела притронуться к нему, как в дверь постучали. Не слишком настойчиво, скорее даже скромно, однако вполне уверенно. Первой меня пронзила мысль, что пришла мама. Неужели, в первый раз она решила извиниться? Я подскочила как ошпаренная, суетясь вытирала руки о кухонное полотенце, и с дрожью во всём теле шла открывать. Перед глазами рисовалась картина, как мама стоит на пороге, глядит на меня сверху вниз и, недовольная происходящим, выдавливает «прости». Чёрт, мама извинялась всего дважды за всю мою жизнь, и каждый раз это получалось именно вот так, но случись это сейчас… Я была бы самым счастливым человеком. Мне не нравится быть с ней в ссоре. Да, я чувствую себя виноватой, хотя прекрасно осознаю, что ничего дурного не сделала.
Не удосужившись посмотреть в глазок, дрожащими пальцами я отодвинула щеколду, дёрнула дверь на себя… Но стучала совсем не мама. Даже близко не она. Сердце упало в пятки, в груди расползался неприятный холод, пустота и обида.
– Эй, – неловко улыбается Терренс, протирая очки от мороси шарфом. – Извини, что без предупреждения, – оправдывается он, – просто увидел тебя в окне и решил зайти, – историк начинает смеяться, а на щеках выступает лёгкий румянец. – Как-то ты просила у меня зарядку, а теперь, вот, я вынужден одолжить твою. Не против?
– Конечно, – отступив назад, раскрытой ладонью я указала на прихожую. – Заходи.
– Спасибо, – кивнул Терренс, переступив порог. – Знаешь, думал, переждать дождь, а он только сильнее стал, – тараторил он, снимая куртку. – Не помешал? Может, у тебя были планы?
– Нет, – помотала я головой. – Никаких планов. Только ужин и наглый соседский кот.
Терренс приподнял голову, о чём-то задумавшись.
– Стейк?
Мясом пропахла вся квартира, пока я его жарила, так что догадался бы о том, что я собиралась есть, даже тупой.
– Ты будешь?
– Почему бы и нет? – согласно кивнул Терренс.
Вот так оба стейка и ушли за один вечер. Потом к ним прибавились пара томатов, четверть листьев салата, немного масла и полбанки маслин, которые я не глядя схватила с полки магазина по пути к кассе. Мясо получилось отменным – мягким, сочным, в меру жирным и с приятным послевкусием дроблёного перца. Правда, каждый кусочек напоминал мне ту ссору с мамой, так что острота и пряность перца затмевалась горечью вины и обиды.
Молчание затянулось. Окончательно утонуть в тишине не позволял кот, настойчиво требуя отдать ему остатки стейка. Он царапался, протяжно мяукал в приоткрытое окно, даже мурлыкал, в надежде, что хоть что-то из его арсенала на меня подействует.
– Какой настойчивый обжора, – усмехнулся Терренс, поглядывая на рыжего наглеца через очки. – Часто у тебя бывает?
– Первый раз решил прийти.
– А так просится, как будто ты каждый день его пускаешь составить компанию.
– Я редко бываю дома. Много работы.
Терренс заинтересован. На секунду мне показалось, что именно к этой теме он и вёл разговор. Однако, я также помнила, насколько бываю подозрительной и мнительной на пустом месте. Даже во внезапном визите Терренса мне виделось нечто зловещее, хотя как можно было забыть о том, что я сама же пару дней назад привела его в свою квартиру, когда он вызвался помочь мне с покупками и уборкой?
– Понимаю, – сдержанно улыбнулся Терренс. – Но знаешь, я всё же выкраиваю себе утром время на пробежку перед завтраком. Отлично бодрит.
– Я слишком ленива для этого.
– Уверена?
Подняв глаза, я встретилась со взглядом Терренса.
– Я себя знаю.
– Я к тому, – засмущался он, – что вкусы могут меняться. Я лет десять назад ненавидел спорт, а потом что-то перещёлкнулось и теперь бегаю каждое утро.
– У меня ещё ничего не щёлкало.
– Да-да, я понял, – усмехнулся Терренс. – Книги не имеют значения, для спорта слишком ленива, зато страстно преданна деньгам.
– Что в этом плохого?
– Я не сказал, что это плохо, – он пожал плечами. – Наоборот, это так похоже на меня.
– Да-да, лет десять назад, – передразнивала я, ощущая некое превосходство над собеседником. – И какого быть похожим на меня?
– Не имею ни малейшего понятия, Дейзи Мун.
Терренс улыбался не переставая. Не было ещё момента или фразы, которой стало бы под силу стереть это довольное выражение с его лица. Нет, Терренс будто был настолько счастлив, каким ему не доводилось быть всю прошлую жизнь. Он так странно смотрел на меня: беззлобно, с интересом, детским любопытством. Так смотрят на человека, которого ты знал раньше, но давно не видел. Загвоздка между моими домыслами и реальностью лишь одна – до библиотеки я никогда прежде не встречала Терренса Смита.