30 октября
После того как пыль осела, остался единственный вопрос: как договориться с этим По. Хичкоку нравилась идея затащить его в какой-нибудь укромный уголок для тайной встречи. Что до меня, то я склонялся к тому, чтобы подойти к нему у всех на виду – так было проще спрятать то, чем мы занимались. Поэтому утром в среду мы с Хичкоком заявились незваными гостями на занятие группы, где числился По. Занятие вел Клодиус Берар.
Месье Берар был французом с историей уклонения от военной службы. Будучи юным в период правления Наполеона, он избежал исполнения военного долга цивилизованными средствами, наняв себе замену. Все шло хорошо, пока заменяющий по беспечности не попал под пушечный снаряд в Испании и не поставил месье Берара перед необходимостью выполнять свой долг. Тот, не будь дураком, взял и сбежал за океан, где превратился в странствующего преподавателя французского: сначала в Дикинсон-колледже, а потом в Военной академии Соединенных Штатов. Как бы далеко ты ни сбежал, армия все равно найдет тебя. А если так, наверняка размышлял месье Берар, то гораздо приятнее служить в горах Гудзона и слушать, как американская молодежь грызет гранит науки, постигая французский язык. А может, это оказалось таким же мучительным страданием, какое ждало его по возвращении домой? Короче, месье Берар задавал себе множество вопросов, и от этого скептического настроя у него в самом центре глаза образовалось пятнышко, которое двигалось, даже когда глаз был неподвижным.
Сейчас же, при виде своего командира, он вскочил на ноги; кадеты тоже поднялись с лавок. Хичкок жестом велел им сесть, а мне указал на место у самой двери.
Опустившись на свой стул, месье Берар устремил взгляд на кадета четвертого класса, стоявшего в центре комнаты и, щурясь, вглядывался в книгу в красном кожаном переплете.
– Продолжайте, мистер Планкетт, – сказал француз.
Несчастный кадет стал продираться через тернии прозы:
– «Он приехал на постоялый двор и отвел в стойло свою лошадь. Затем он съел… сытный обед из хлеба и… яда».
– Ах, мистер Планкетт, – сказал преподаватель, – не очень аппетитный обед, даже для кадета… «Poisson» переводится как «рыба»[35].
Получив замечание, кадет приготовился продолжить, но был остановлен взмахом пухлой белой руки месье Берара.
– Достаточно. Можете сесть. В следующий раз попрошу вас быть более внимательным с предлогами. Ваша оценка один и три.
Еще три кадета сломались на том же тексте и получили оценки два и пять, один и девять и два и один соответственно. Пара кадетов трудилась у доски, с трудом спрягая глаголы. Никто не произносил ни слова по-французски. Изучение языка ограничивалось переводом военных текстов, и многие ученики наверняка спрашивали себя, зачем они тратят время на хлеб с ядом, когда могли бы изучать теорию Жомини[36] на местности. Приводить ли убедительные доводы в пользу Вольтера и Лесажа[37] – это оставалось на усмотрение месье Берара, но он был слишком уставшим. Лишь один раз, за десять минут до конца урока, он все же стряхнул с себя апатию. Иными словами, сложил руки и слегка повысил голос:
– Мистер По, прошу.
В дальнем конце комнаты вскинулась голова, затем кадет вскочил на ноги.
– Мистер По, прошу вас, переведите следующий отрывок из главы второй «Histoire de Gil Blas».
За три шага кадет оказался на середине комнаты. Перед ним был Берар, по бокам – сокурсники, за всем наблюдал командир; он был в центре внимания и знал это. Открыв книгу, По откашлялся – дважды – и начал.
– «Пока мне готовили яйца, я вступил в беседу с хозяйкой, которую никогда раньше не видел. Она показалась мне достаточно привлекательной…»
В тот момент стали ясны две вещи. Первая: он знает французский лучше других. И вторая: он хотел, чтобы именно его прочтение «Жиль Бласа» сохранилось для последующих поколений.
– «Он подошел ко мне с доброжелательным настроем: “Я узнал, что вы…” о, скажем так: “знаменитый Жиль Блас из Сантильяны, украшение Овьедо и факел…” прошу прощения: “светило философии”».
Представление так захватило меня – внезапные вскидывания подбородка, рассекающие воздух движения рук, – что я не сразу заметил перемену в лице Берара. Да, он улыбался, но взгляд его оставался по-кошачьи жестким, и это навело меня на мысль, что ловушка уже захлопнулась. Вскоре я получил необходимое подтверждение, когда среди кадетов послышались смешки.
– «Возможно ли, что нам…» под этим он, как я полагаю, подразумевает других людей в помещении… «что всем нам довелось созерцать этого гения, этот великий ум, чья слава разлетелась по всей стране? “Разве вы не знаете, – продолжал он, обращаясь к хозяину и хозяйке, – разве вы не знаете, кого принимаете?”»
Смешки стали громче. Взгляды стали смелее.
– «Как, да ведь ваш дом приютил настоящее сокровище!»
Один кадет пихнул локтем соседа. Другой рукой зажал рот.
– «В этом господине вы лицезрите восьмое чудо света!»
Вздохи и сдавленный смех, но По терпел; его голос поднимался, чтобы перекрыть шум.
– «Затем, повернувшись ко мне и обняв меня, он добавил: “Простите мои порывы, я и не надеялся, что смогу совладать…”»
Наконец По сделал паузу, но лишь для того, чтобы вложить всю силу в заключительные слова:
– «…с тем несказанным удовольствием, что мне доставляет ваше присутствие».
Берар сидел, тихо улыбаясь, а кадеты визжали и улюлюкали. Они, возможно, сорвали бы крышу академии, если б их не остановил кашель капитана Хичкока. Один короткий звук, почти не слышный мне, – и в комнате воцарилась тишина.
– Спасибо, мистер По, – сказал Берар. – Как обычно, вы вышли за рамки требований литературного перевода. Предлагаю вам в будущем оставить украшательство мистеру Смоллетту[38]. Однако вы отлично уловили смысл отрывка. Ваша оценка два и семь.
По ничего не сказал. Не двинулся. Он продолжал стоять посередине комнаты; в его глазах полыхал огонь, на скулах играли желваки.
– Мистер По, можете сесть.
Только после этого он пошел на свое место – медленно, с прямой спиной, ни на кого не глядя.
Минуту спустя барабаны уже отбивали сбор на обед. Кадеты встали, отодвигая грифельные доски и забирая кивера. Хичкок дождался, когда они потянутся к двери, и окликнул:
– Мистер По, задержитесь.
По остановился так резко, что кадету, шедшему за ним, пришлось уворачиваться от столкновения.
– Сэр? – Он прищурился; испачканные мелом руки теребили кожаный козырек.
– Мы хотели бы поговорить с вами.
Он плотно сжал губы и, подойдя к нам, повернул голову в сторону последнего кадета, вышедшего из помещения.
– Можете сесть, мистер По.
Голос Хичкока, как я заметил, звучал мягче обычного, когда он жестом указал кадету на место рядом с собой. Думаю, трудно быть грубым с тем, кто одарил тебя двумя изданиями своей поэзии.
– Мистер Лэндор хотел бы, чтобы вы уделили ему несколько минут своего времени, – сказал командир. – Мы уже освободили вас от построения на обед, так что сможете пойти в столовую, когда будете готовы. Вам что-нибудь еще нужно, мистер Лэндор?
– Нет, спасибо.
– Тогда, джентльмены, желаю вам хорошего дня.
Вот этого я не ожидал – что Хичкок уйдет со сцены. Вслед за ним вышел Берар, и мы остались в комнате вдвоем. Сидели на своих местах и смотрели перед собой, как квакеры[39] на собрании.
– Отважное выступление, – наконец сказал я.
– Отважное? – спросил он. – Я просто делал то, что попросил месье Берар.
– Готов поспорить, вы уже читали «Жиль Бласа».
Хоть и краешком глаза, но я все же увидел, как его губы растягиваются.
– Вас это забавляет, мистер По?
– Я просто думаю о своем отце.
– Старшем По?
– Старшем Аллане, – сказал он. – Что за меркантильный жучила… Однажды он – о, это было несколько лет назад – застал меня за чтением «Жиль Бласа» в его гостиной. Грозно спросил, зачем я трачу время на такую чушь. И вот мы здесь… – Рукой обвел комнату. – В стране инженеров, где Жиль Блас – король. – Коротко улыбнувшись, побарабанил пальцами. – Конечно, в переводе Смоллетта есть свое очарование, но он сгущает краски, не так ли? Если зимой будет время, cделаю свой вариант. Первый экземпляр отправится мистеру Аллану.
Я достал порцию табака и положил в рот. Сладкий пряный сок обжег слизистую щек и вызвал покалывание в задних зубах.
– Если кто-нибудь из однокурсников спросит вас, – сказал я, – прошу вас, ответьте, что это была самая обычная беседа. Мы всего лишь обсуждали ваше знакомство с Лероем Фраем.
– Не было никакого знакомства, – сказал По. – Я никогда не общался с ним.
– Тогда, как ни печально, меня ввели в заблуждение. Мы от души посмеялись над этим и разошлись добрыми друзьями.
– Если это не беседа, то что?
– Предложение. Работы.
По посмотрел мне прямо в лицо. И ничего не сказал.
– Прежде чем я продолжу, – сказал я, – хочу предупредить вас… дайте-ка вспомнить… что «это предложение зависит от удовлетворительного выполнения вами своих обязанностей как кадета». О, и «если вы потерпите неудачу в исполнении этих обязанностей или уклонитесь от них, то тут же лишитесь своего места». – Я посмотрел на него и добавил: – Вот о чем вас хотели бы известить полковник Тайер и капитан Хичкок.
Имена оказали именно тот эффект, на который и были рассчитаны. Полагаю, большинство салаг – даже этот, с его большими претензиями – думают, будто руководство не удостаивает их своим вниманием. В тот момент, когда они понимают обратное, тут же начинают стремиться быть достойными этого внимания.
– Оплаты никакой не будет, – продолжал я. – Вы должны понимать это. Вы не сможете хвастаться своей работой. Ни один из ваших товарищей не должен когда-либо узнать о том, чем вы занимаетесь. А если вдруг узнают, то, скорее всего, проклянут вас.
Он одарил меня ленивой улыбкой. Его серые глаза заблестели.
– Против такого предложения невозможно устоять, мистер Лэндор. Пожалуйста, расскажите побольше.
– Мистер По, когда я был констеблем в Нью-Йорке – дело было не так давно, – я в огромной степени полагался на новости. Не на те, о которых пишут в газетах, а на те, что сообщают люди. И людей, которые приносили эти новости, нельзя было назвать, как говорится, благовоспитанными. Вы никогда не пригласили бы их на обед, не пошли бы с ними на концерт, вы вообще отказались бы появляться с ними на публике. В большинстве своем низкопробные преступники – воры, скупщики краденого, фальшивомонетчики. За два гроша они готовы пустить с молотка своих детей и продать матерей – фальшивых матерей, своих у них нет. И я не знаю ни одного полицейского, который мог бы делать свою работу без них.
По сидел, склонив голову, постепенно осознавая важность моих слов. А потом, четко произнося каждый слог, словно в ожидании эха, сказал:
– Вы хотите, чтобы я стал информатором.
– Наблюдателем, мистер По. Другими словами, я хочу, чтобы вы были тем, кем уже являетесь.
– И за чем мне надо наблюдать?
– Не могу вам сказать.
– Почему?
– Потому что я и сам пока не знаю.
Он дернул плечом.
– Мистер По, не возражаете, если я расскажу вам одну историю? Когда я был мальчишкой, отец взял меня с собой на ночную встречу с проповедником в Индиане. Отец собирал свои новости. Мы увидели, как привлекательные молодые женщины рыдают, стонут и визжат так, что у них синеют лица. Какой стоял шум! Проповедник – красивый джентльмен с гордой осанкой – так завел их, что они падали в обморок. Одна за другой, как мертвые деревья. Помню, я тогда подумал: как им повезло, что рядом есть те, кто может их подхватить, – ведь они даже не видят, куда падают. Не видели все, кроме одной; она действовала по-другому. Она… слегка поворачивала голову, прежде чем падать. Она хотела убедиться, понимаете ли, что ее подхватит кто надо. И кто, по-вашему, был тот счастливчик? Да сам проповедник! Который радушно принимал ее в царство Божье.
Я прошел к доске, провел по ней рукой, ощутил ладонью шероховатую поверхность.
– Полгода спустя проповедник сбежал с ней. Предварительно позаботившись о том, чтобы прикончить свою жену – он, видите ли, не хотел стать двоеженцем. Их поймали в нескольких милях к югу от канадской границы. Никто не подозревал, что они любовники. Никто, кроме меня, наверное, но даже я… даже я не знал об этом, просто видел все. Не понимая, что вижу.
Я повернулся и обнаружил, что По с сухой улыбкой изучает меня.
– И в тот момент, – сказал он, – родилось ваше призвание.
Забавно, другие кадеты, когда я беседовал с ними наедине, относились ко мне с тем же подобострастием, что и к своему командиру. А вот По – нет. С самого начала в наших отношениях присутствовало нечто… Я бы не назвал это непринужденностью – скорее, родственностью.
– Позвольте спросить, – сказал я, – на днях, когда вы возвращались в строй…
– Да?
– Тот джентльмен в конце строя, маршировавший в одиночестве. Он ваш друг… сосед по комнате?
Долгая пауза.
– Сосед по комнате, – осторожно сказал По.
– Я так и подумал. Он повернул голову, когда вы примкнули к шеренге. Даже не удивился. Это навело меня на мысль, что он ждал вас. Он ваш друг, мистер По? Или должник?
По закинул голову и уставился в потолок.
– И то и другое, – ответил он, вздыхая. – Я пишу за него письма.
– Письма?
– У Джареда есть возлюбленная, живет на пустошах Северной Каролины. Они обручены и собираются пожениться после выпуска из академии. Из-за нее он может вылететь.
– Тогда зачем вы пишете за него письма?
– О, он малограмотен. Не распознает косвенное дополнение, даже если оно заползет ему в нос. Зато, мистер Лэндор, у него аккуратный почерк. Я просто набрасываю billets-doux[40], а он переписывает.
– И она считает, что письма принадлежат его перу?
– Я очень осторожен: то подброшу корявую фразу, то напишу с ошибками, характерными для деревенских. Для меня это своего рода приключение.
Я вернулся к своему месту и сел.
– Итак, мистер По, сегодня я узнал кое-что интересное. И все благодаря тому, что заметил, как тот молодой человек повернул голову. Вы точно так же заметили, как кадет Лафборо сбился с шага в строю.
Он хмыкнул и уставился на свои сапоги. Потом сказал, словно самому себе:
– Отправить кадета на ловлю кадета…
– Ну, пока мы не знаем, кадет ли это. Но нам очень поможет, если кто-то будет смотреть изнутри. И я не могу представить никого, кто подошел бы для этого лучше вас. Никого, кто с радостью принял бы этот вызов.
– А моя миссия ограничится только этим? Наблюдением?
– Ну, с течением времени мы поймем, что ищем; вы же соответствующим образом натренируете глаз. А сейчас я хочу вам кое-что показать. Это обрывок записки. Я попросил бы вас попробовать свои силы в его расшифровке. Естественно, – добавил я, – вам придется работать тайно. И быть предельно точным. В максимальной степени.
– Понятно.
– Точность – это всё.
– Понятно.
– А теперь, мистер По, мы подошли к той части нашей беседы, когда вам следует сказать «да» или «нет».
Он встал, впервые с начала нашего разговора. Подошел к окну, устремил взгляд вдаль. Я не осмелюсь предполагать, какие эмоции бурлили в нем, но скажу следующее: По знал, что, чем дольше будет стоять там, тем сильнее будет их влияние.
– Это будет «да», – наконец произнес молодой человек.
Когда он повернулся ко мне, на его лице была кривая улыбка.
– Я противоестественно счастлив стать вашим шпионом, мистер Лэндор; это большая честь.
– Быть вашим куратором, – сказал я, – не меньшая честь, уверяю вас.
По взаимному согласию мы обменялись рукопожатием, как бы осеняя формальностью наши будущие отношения, и быстро разомкнули руки, словно уже нарушили какой-то свод правил.
– Итак, – сказал я, – полагаю, вы можете идти обедать. Почему бы нам не назначить следующую встречу на воскресенье после службы? Как вы думаете, вы сможете незаметно выбраться в гостиницу к мистеру Коззенсу?
Он кивнул, дважды, а потом, не говоря ни слова, направился к двери. Чопорно одернул мундир. Надел кивер.
– Мистер По, могу я кое о чем спросить?
Он сделал шаг назад.
– Конечно.
– Это правда, что вы – убийца?
Его физиономия расплылась в широченной улыбке. Представь, Читатель, как в этой улыбке засияли два ряда прекрасных белых зубов.
– Вам, мистер Лэндор, придется выражаться более точно.
Компания «Расследования Рида»
712, Грейси-стрит
Нью-Йорк, Нью-Йорк
Дорогой Генри!
От меня не было вестей целую вечность. Прости. С тех пор как мы приехали в Баттермилк-Фоллз, я собирался нанести тебе визит, но шли дни, пароходы приходили и уходили, а Лэндор сидел на месте. Может, как-нибудь в другой раз.
А пока у меня для тебя есть работа. Не переживай, я хорошо заплачу, и, поскольку срочность играет решающую роль, заплачу даже чуть лучше, чем хорошо.
Если ты согласен, то твоя задача состоит в том, чтобы выяснить все возможное о неком Эдгаре А. По. Из Ричмонда. В настоящий момент он кадет четвертого класса в Военной академии Соединенных Штатов. До этого служил в армии. Еще опубликовал два сборника своих стихов, и едва ли кто-то об этом знает. Кроме этого, мне почти ничего о нем не известно. Я хотел бы, чтобы ты выяснил – выяснил все – об истории его семьи, воспитании, предыдущих местах работы, нынешних сложностях. Если он где-то наделал дел, я хотел бы, чтобы ты и это выяснил.
Еще мне нужно знать, обвинялся ли он когда-нибудь в преступлении. Например, в убийстве.
Как я сказал, дело срочное. Если тебе удастся справиться с задачей и переслать мне собранную информацию недели за четыре, буду твоим вечным должником и поручусь за тебя у врат рая. (За меня ручаться нет смысла.)
Как всегда, выставь счет за все расходы.
И напомни обо мне Рейчел! Когда будешь писать ответ, расскажи об этом чудовище, омнибусе, что терроризирует городские улицы. Я слышал только какие-то обрывки, но и так понимаю, что конец кэбам и цивилизации. Прошу, успокой меня. Без цивилизации я еще обошелся бы, а вот без кэба – нет.
Твой Гас Лэндор
Дорогой мистер Лэндор!
Оставляю это письмо в гостинице в преддверии нашей встречи.
Ваше настойчивое требование точности – во всем! – вдохновило меня на то, чтобы воскресить сонет, который может оказаться к месту. (Не забывая при этом, естественно, что Вы редко «обращаетесь» к поэзии, – да, я помню.)
Наука! ты – дитя Седых Времен!
Меняя все вниманьем глаз прозрачных,
Зачем тревожишь ты поэта сон,
О коршун! крылья чьи – взмах истин мрачных!
Тебя любить? и мудрой счесть тебя?
Зачем же ты мертвишь его усилья,
Когда, алмазы неба возлюбя,
Он мчится ввысь, раскинув смело крылья!
Дианы коней кто остановил?
Кто из леса изгнал Гамадриаду,
Услав искать приюта меж светил?
Кто выхватил из лона вод Наяду?
Из веток Эльфа? Кто бред летних грез,
Меж тамарисов, от меня унес?[41]
Я часто вспоминаю эти строки, когда начинаю задыхаться от сферической геометрии и алгебры Лакруа.
Кстати, хочу предупредить, мистер Лэндор: у меня для Вас есть одно новое сочинение – пока не законченное. Думаю, Вы «обратитесь» к нему и решите, что оно играет немаловажную роль в нашем расследовании.
Ваш верный слуга
Э. П.
Мистер По!
Я прочитал Ваше стихотворение с величайшим удовольствием и – надеюсь, Вы простите меня – недоумением. Боюсь, все эти Наяды и Гамадриады выше моего понимания. Очень жаль, что рядом нет моей дочери – она бы все мне перевела. Она всегда была бескомпромиссным романтиком и изучила Мильтона[42] вдоль и поперек.
Надеюсь, моя тупость не отобьет у Вас желание присылать мне свои стихи, касаются они нашего дела или нет. Я жажду развития событий не меньше, чем остальные, и какая разница, кто поспособствует этому развитию.
Что до Науки, надеюсь, Вы не принимаете за нее то, что делаю я.
Ваш
Г. Л.
P.S. Дружеское напоминание: встречаемся в моей гостинице в воскресенье днем, после службы. Я в номере 12.
Школа для юных барышень. Миссис Э. Г. Патнем 30 августа открывает новый учебный год в своей школе по Уайт-стрит, 20. Количество учеников в классе английского языка ограничено тридцатью. Занятия ведет сама миссис П. Уроки французского, музыки, рисования и чистописания – высокореспектабельные учителя.
Страшное происшествие. Корова и овца, принадлежащие мистеру Элиасу Хамфрису из Хаверстроу, были найдены в пятницу с перерезанными глотками. Мистер Хамфрис также сообщает, что тела животных жестоким образом вскрыли и вынули сердца. Никаких следов этого органа не осталось. Преступник, ответственный за злодеяние, не найден. До газеты дошли слухи о подобном происшествии с коровой мистера Джозефа Л. Роя, соседа мистер Хамфриса. Подтверждение слухов не получено.
Канальные сборы. Сумма сборов за проход по каналам штата на 1 сентября составила 514 000 долларов, что примерно на 100 000 долларов больше суммы, собранной…