Посчитав своим долгом предупредить Тамаза об услышанном, я подсаживаюсь к нему перед началом следующей лекции по дизайн-проектированию. Он никак не реагирует на мое внезапное появление и молча продолжает заниматься своими делами. Опустив взгляд, я замечаю лежащий перед ним раскрытый квадратный альбом и чертежные принадлежности. Не скрою, что слегка зависла, увидев, как умело он обращается с циркулем и транспортиром. Но по-настоящему меня поразил сделанный им рисунок. Поразительно четкий, до мелочей выверенный и профессиональный эскиз будущего здания. Я и близко не архитектор, но не трудно догадаться, что Тамаз далеко не дилетант.
– Слушай, – начинаю я, вспомнив, зачем пришла, – на первом этаже есть камеры. Директор уже попросила охрану проверить, кто разбил автомат. Подумала, что ты должен знать и быть готов, когда тебя вызовут на разговор.
– Лгунья, – заявляет он, когда я уже готова подняться с места.
– Что, прости?
– Сказала, что не хочешь со мной говорить, а сама беспокоишься о моем благополучии. – Ухмыльнувшись, он откладывает в сторону карандаш и, закрыв альбом, поворачивается ко мне лицом. – Спасибо, что предупредила. Не смею больше тебя задерживать, Лебедь. Если только ты сама не хочешь остаться.
– Да как ты… – Услышав шушукающихся за нашими спинами одногруппников, я притихаю и стараюсь говорить на полтона ниже. – Хватит делать вид, будто знаешь, что у меня на уме.
– Но я знаю. Вижу это по твоим глазам.
Поджав губы, я оглядываюсь на сидящую позади Виолетту и вспоминаю наш с ней утренний разговор. Она посоветовала быть честной с собой и Тамазом, но правда в том, что я понятия не имею, чего хочу. Меня учили отвергать любые чувства к противоположному полу, какими непреодолимыми они бы не казались. Но я просто не в состоянии справиться с ощущениями, которые вызывает во мне этот мрачный и самодовольный парень. И дело не только в его поразительной настойчивости и природной харизме, на него будто откликается сама моя суть. Я не верю в существование вторых половинок и прочий вздор про родственные души, но чем еще объяснить мое нежелание встать и уйти прямо сейчас?
– Можешь пересесть ко мне навсегда, я не стану возражать, – говорит Тамаз спустя какое-то время, в течение которого я тихо сидела рядом с ним, смотря прямо перед собой.
– Где ты этому научился? – спрашиваю я, взяв в руки его альбом. – Можно посмотреть остальные работы?
– Да, – коротко отвечает он, демонстративно проигнорировав мой первый вопрос.
– Это же настоящая архитектурная графика, – комментирую я увиденное на самых первых страницах. – Только не говори, что ты самоучка. Это очень профессиональные эскизы.
– Как и твои, – замечает Тамаз, по всей видимости, имея в виду рисунок, выпавший из моего скетчбука.
– Заметь, я спросила перед тем, как открыть твой альбом, а ты сделал это без моего разрешения. – В моем голосе нет обиды, мне просто хочется его немного поддеть.
– Тот листок нашла твоя подруга и развернула его при мне. Если я в чем-то и виноват, то только в том, что не родился слепым.
– В следующий раз закрой глаза, – отвечаю я, не сумев подавить улыбку. – Ты расскажешь, откуда у тебя такие навыки?
– А у тебя?
– Почему ты избегаешь этой темы?
– А ты почему избегаешь меня? – парирует Тамаз, склонив голову на бок.
– Я сижу рядом с тобой, если ты не заметил. А вот ты увиливаешь от моих вопросов.
– Ты идешь на пятничную вечеринку? Твоя подруга пригласила меня, но я не уверен, что ты там правда появишься. – Он подается вперед, еще сильнее сократив дистанцию между нашими лицами. – Только в этот раз скажи правду, Лебедь.
– Какая тебе разница? – Не уверена, что еще когда-то так сильно смущалась, как в этот момент. Так гулко мое сердце бьется только на ответственных соревнованиях, но никак не из-за присутствия парня.
– У меня много дел, не хочу тратить время на вечеринку, если тебя там не будет.
– Дел? – переспрашиваю я и, не выдержав его напора, опускаю взгляд.
– Ты права, это архитектурная графика, а я никакой не самоучка. Если хочешь узнать обо мне больше, тебе придется прийти на пятничную вечеринку. Спасибо, что сообщила меня о директоре, мне приятна твоя обеспокоенность, но я уже все уладил.
– Интересно, как именно ты все уладил, сидя в аудитории, – фыркаю я и, поднявшись с места, добавляю. – Ты можешь сколько угодно делать вид, будто знаешь меня, но, поверь, Тамаз, это и близко не так.
– Я над этим работаю, – спокойно парирует он и вновь берется за карандаш. – Значит, до пятницы?
Выбирая между тем, чтобы снова ему нагрубить и тем, чтобы смириться с его попыткой сблизиться, я выбираю третье – молчаливое бегство.
Летта встречает меня взбудораженным взглядом. Похоже, она совсем на меня не сердится, хотя мои утренние слова были достаточно резкими, чтобы ее задеть.
– О чем вы так долго говорили? – спрашивает подруга, едва я опускаюсь на скамью.
– Ты слышала о разбитом автомате? – Дождавшись ее кивка, я пересказываю о том, что случилось между нами на первом этаже и после этого.
– Твою ж налево! – восклицает она, дослушав.
– Чш-ш-ш, – успокаиваю я ее, – говори тише.
– Зачем? Он же сказал, что все уладил.
– И ты в это веришь? Он же просто выпендривается.
– Ну не знаю. Не выглядит он как выпендрежник.
– Он несет ахинею, Ви. Делает вид, что читает мои мысли, как какой-то ясновидящий.
Осознав, что снова говорю о мистике, я в ужасе прикрываю рот ладонью. Тамаз не пытается предсказать будущее, он лишь играет на нервах, видимо, наслаждаясь моей бурной реакцией. Нужно как-то успокоиться.
– По-моему, – замечает подруга, – ты ему очень нравишься. Я помню, что тебя не привлекают отношения, но не каждый день встретишь такой искренний интерес.
– Извини меня за то, что я сказала утром. Про тебя и Мишу… Я не имела права так говорить и срывать на тебе свою злость.
– Ничего страшного, но на что именно ты злишься, Эми? – тихо спрашивает она.
Я много раз хотела рассказать ей о том, какие лекции мне читала мама в детстве и подростковом возрасте, но ожидание подходящего для этого момента растянулось и в итоге потеряло всякий смысл. Во многом потому, что моя откровенность ничего не изменит. Прошлое не перестанет отравлять мое настоящее, а признание в терзающей меня боли не дарует свободу от страхов и укоренившихся предубеждений.
– Это все стресс из-за того, что происходит дома. – Соврав в очередной раз, я чувствую себя не просто некомфортно, но еще и соучастницей маминого безумия.
Наш разговор очень быстро сходит на нет. Возможно потому, что Летта мне больше не верит.
После занятий я в одиночестве спускаюсь вниз и подхожу к гардеробу. Надев плащ и проверив телефон на предмет новых сообщений, я иду в сторону выхода, встревоженная скорой встречей с мамой и ее сиделкой.
– Уже заменили на новый! – громко ахает кто-то неподалеку.
Обернувшись на звук, я вижу собравшихся вокруг торгового автомата студентов. Того самого, который должен быть разбит.
***
Чересчур широкая улыбка Лилии заставляет меня насторожиться.
– Все нормально?
– Да, это был прекрасный день, – резюмирует она, не переставая излучать позитив. – Мы с Анфисой просмотрели все семейные фотоальбомы, сходили в магазин и приготовили ужин. Она ждет вас на кухне, чтобы вместе поесть.
– Она… что?
– Я бы задержалась, но мне нужно забрать сына из детского сада, пока тот не закрылся.
– Значит, вы поладили? – уточняю я, наблюдая за тем, как она обувается.
– Думаю, да. Мы не говорили на какие-то личные темы, но она была достаточно открыта и приветлива. Знаю, вы со Святославом ожидали совсем другой реакции, но это же хорошо, не так ли?
– Да, но… неважно. Спасибо вам и простите, что я пришла позже обещанного. Тренировка затянулась, но обещаю, что впредь буду внимательнее следить за временем.
– Не переживайте об этом, до завтра, Эмилия!
Кивнув и закрыв за ней дверь, я не сразу иду к маме, предпочтя несколько минут провести наедине с собственными мыслями. Меня не просто обескуражили слова Лилии, я чувствую, как близка к тому, чтобы окончательно перестать понимать происходящее. Если так пойдет и дальше, то мне придется признать поражение в борьбе за мамино благополучие.
Из задумчивости меня выдергивает родной голос, от звучания которого непроизвольно наворачиваются слезы.
– Эми, дочка, это ты?
– Да, мам, сейчас подойду! – отзываюсь я.
Она действительно ждет меня за накрытым белоснежной скатертью столом. От двух глубоких тарелок, до краев заполненных куриным супом с клецками, все еще идет пар. На маме одно из тех красивых платьев, которые она надевает только по праздникам.
– Неожиданно, – честно говорю я ей, все еще пребывая в недоумении из-за увиденного.
– Эта Лили не так уж и плоха, умеет делать тесто для клецок, – делится мама. – Как учеба и тренировка?
Сморгнув растерянность, я устраиваюсь напротив нее и, взяв ложку, зачерпываю в ложку немного прозрачного супа.
– Вкусно получилось? – заботливо уточняет мама, внимательно наблюдая за каждым моим движением.
– Да, очень, – отвечаю я, – с учебой все в порядке, как и с тренировками.
– Замечательно, искорка. Ты большая молодец!
– Спасибо.
Тема, которую я хочу обсудить, не уместна для такого теплого и семейного момента, но и промолчать у меня не получается.
– Я рада, что ты поладила с Лилией.
– Она славная женщина. – Кивнув, мама отрезает себе небольшой кусок белого хлеба.
– Не сомневаюсь, но что ты делаешь, мам? Зачем нарядилась? И к чему эта скатерть?
– Что-то я не поняла твоего вопроса, Эми. – Она кажется искренне сбитой с толку.
– Я спросила, что за представление ты устроила и в какие игры играешь? – отчеканиваю я, с трудом сдерживая раздражение.
– Не понимаю, – повторяет она. – Что не так?
– Ты уже давно ничего не готовишь, – напоминаю я ей.
– Не так уж и давно это было…
– Больше семи лет, мама!
– Я тебя чем-то расстроила? – Она опускает взгляд в тарелку. – Прости, дочка, я лишь хотела поужинать. Как раньше.
– Как раньше, – шепотом повторяю я за ней, коря себя за очередной срыв. – Ты хорошо себя чувствуешь?
– Лучше, чем когда-либо, – уверенно отвечает мама. – Я полна решимости все исправить.
– Ты это уже говорила. Прямо перед встречей с прошлым врачом.
– Я этого не помню.
– В понедельник ты встретишься с еще одним специалистом.
– Знаю и с нетерпением жду нашей встречи.
– Ты должна быть честна с ним, мама.
– Конечно, я всегда честна с врачами, которых ты для меня находишь.
Не справившись с внутренним напряжением, я отставляю тарелку и встаю из-за стола. Это не первый раз, когда ей становится лучше и она выглядит вполне здоровой. Но такого сильного прогресса на моей памяти еще ни разу не случалось. Я напугана и не знаю, как с этим справиться. Мне страшно, что после этого внезапного улучшения ей станет в десятки раз хуже, и тогда уже никто из нас не сможет ей помочь.
– Ты не доела, – сокрушается она, провожая меня печальным взглядом. – Похоже, я разучилась готовить. Совсем немудрено после такого долгого перерыва…
– Дело не в супе, мам. Я просто не привыкла к такому.
– К чему именно?
– К семейным вечерам и нашим разговорам.
– Мы говорим каждый день, дочка.
– Но не так. Прости, мам, но ты никогда этого не поймешь, как и я никогда не пойму тебя.
Потому что каждый из нас несет свое бремя, ставшее настоящим проклятием.
– Я бы хотела это изменить, – говорит она, вставая из-за стола. – Что я могу для тебя сделать?
– Не знаю. – Пожимая плечами, я вдруг вспоминаю о Тамазе. – Можешь рассказать, почему я должна держаться подальше от парней?
– Я тебе уже говорила, им нельзя доверять. – Ее лицо преображается: на нем будто разом отражаются все существующие оттенки ненависти. – Эта тема у нас под запретом, Эми.
– Ты сама сказала, что хочешь изменить наши отношения.
– Это никак не относится к нам с тобой, – огрызается она.
– Неужели? Ты хоть представляешь, что натворила, мама?
– Я спасла тебе жизнь.
– Шутишь? – Нервно рассмеявшись, я подхожу ближе, чтобы заглянуть в ее расширенные от вспыхнувшей злости глаза. – Я чувствую себя сломанной и понятия не имею, как с этим жить. О каком спасении ты вообще говоришь?
– Я не жду, что ты поймешь. Но, поверь, настанет день, когда ты придешь и скажешь мне спасибо.
– Этого не будет.
Прищурившись, она качает головой и вдруг становится той версией себя, которая пугает меня больше всего.
– Я явственно вижу, что кто-то хочет тобой овладеть. У него похотливый темный взгляд и длинные потные руки. Не успеешь оглянуться, как он подчинит твою волю и сделает тебя своей игрушкой.
– Прекрати, – процеживаю я сквозь стучащие зубы.
– Ты сопротивляешься недостаточно сильно, он уже запустил в тебя свои корни. – Она проводит ладонью по низу моего живота.
– Хватит! – сбросив с себя ее руку, я делаю несколько шагов назад. – Ты меня пугаешь!
– Я лишь говорю, что вижу, – невинно улыбается она. – Ты не следуешь нашему правилу, Эми, о чем очень скоро горько пожалеешь. Только будет поздно.
– Нет. – Всхлипнув, я опускаюсь на колени, пораженная тем, как быстро сегодня сломалась. – Не говори так, пожалуйста.
– Не плачь, дочка. – Сев рядом, мама обнимает меня за дрожащие плечи. – Еще не поздно себя спасти. Нужно только перестать общаться со сбежавшим от дьявола отродьем с поцарапанным лицом.
– Я перестану, мама, обещаю, что перестану! – Уверяю я ее сквозь слезы.
– Я тебе верю, искорка. Только не подведи мое доверие. И помни, что я все равно обо всем узнаю, потому что карты никогда не врут.