Подтащили пленных. Долго возиться с ними было нельзя, так как с рассветом опасность появления здесь татар или подчинившихся им половцев становилась все больше. Потому Ратислав решил ломать пленника постарше, того, что сдался сам, за счет молодого, который и связанный, с заткнутым кляпом ртом продолжал вырываться и рычать.
Старшего отвели подальше, чтобы не слышал, что скажет молодой, но чтобы слышал его крики. Занялся неугомонным пленником один из сакмогонов, большой дока в деле расспросов упрямых языков. Переводил вырванные пыткой слова половец Осалук из дружины Ратьши. До того, как попал на боярскую службу, он успел повоевать с татарами в отрядах хана Котяна и научился понимать татарскую речь. Говорил не слишком хорошо, а понимать понимал.
Татарин оказался стойким, потому допросчику пришлось изрядно попотеть, прежде чем пленник начал что-то говорить. Все это время Ратислав простоял с наветренной стороны, спиной к пытаемому, чтобы не нюхать запах горелого мяса и не видеть того, что проделывал с татарином кат. Не любил боярин мучительства, но приходилось мириться с ним в таких вот случаях.
В конце концов пленник заговорил. Вот только сказать успел немного. Внезапно закатил глаза, захрипел, вытянулся и затих. Ратьша выругался, склонился над ним, проверил биение жилы на его шее. Выпрямился, грозно глянул на ката.
– Уморил. – Не спросил – обвинил.
Тот засуетился, похлопал татарина по щекам, вылил на него кожаное ведро воды, приготовленное загодя. Потом встал рядом с ним на колени и несколько раз с размаху ударил кулаком в грудь, пытаясь заставить забиться остановившееся от невыносимой боли сердце. Не вышло. Допросчик поднялся на ноги, виновато склонил голову.
– Ладно, – сказал Ратислав. – Что сделано, то сделано. Давайте сюда второго.
Дружинники подтащили к костру второго татарина. Был тот лыс, тучен и не слишком высок. Одежда у него отличалась от одежды соплеменника. Или не такие уж они и соплеменники? Черты лица тоже заметно отличны от умершего. Молодой был одет в холщовую рубаху с узким рукавом, в холщовые же широкие штаны. Сверху – распашной кафтан, расшитый узорами. У этого рубаха и штаны были похожие, но кафтан запашной. Полы кафтана удерживались широким поясом с богатым шитьем.
Желтоватая кожа на лице пленного приобрела и вовсе восковой цвет, когда он увидел своего упокоившегося товарища. Татарин, видно, уже представил, что с ним сейчас будут делать. Допросчик оскалил зубы, пугая и без того напуганного пленника почти до обморока. Тот упал на колени и что-то быстро-быстро залопотал.
– Переводи! – кивнул боярин Осалуку.
Половец о чем-то переспросил татарина и начал переводить.
А поведал пленный вот о чем. Сам он, оказывается, не татарского племени, происходит из Богдийского царства, окончательно покоренного монголами (он назвал завоевателей этим именем) пять лет назад. Вообще богдийцев, или киданей, как они себя называют, в татарском войске немало. Этот покоренный народ обслуживает осадные машины, составляет чертежи завоеванных земель, подсчитывает и делит добычу. А вот он занимается разведкой дорог, по которым предстоит идти войску завоевателей, отмечает места водопоев, броды, поселения. Если войско двигалось по уже завоеванным землям, отряды таких, как он, заставляют покоренные народы заранее создавать склады для снабжения проходящей армии всем необходимым, в том числе едой для воинов и кормом для лошадей.
Подчиняется этот богдиец непосредственно царевичу Батыю, который поставлен старшим над всем войском, отправленным в западный поход великим ханом Угедеем. Войску тому нет числа. Поставлен-то он поставлен, но в походе еще участвуют полтора десятка царевичей-чингизидов, прямых потомков Потрясателя Вселенной Чингисхана, покорившего половину мира. А Батый даже не самый старший из внуков. Старше его родной брат Орду, добровольно уступивший первенство своему младшему брату. А еще в походе участвуют два сына нынешнего великого хана Угедея, один из которых, старший, наследник. Потому главенство Батыя нравится не всем, и самые важные вопросы решаются чингизидами на общих советах – курултаях. Вскоре такой курултай должен собраться в ставке Батыя. На нем царевичи решат, где будет нанесен следующий удар монголов. Батый хочет ударить по Руси, по ее восточной части. Курултай, скорее всего, поддержит это решение, потому Джихангир послал его, Ли-Хая (так зовут богдийца), разведать путь, по которому двинется войско.
– По какой русской земле нанесут первый удар? – скрывая волнение, спросил Ратислав.
Осалук перевел вопрос. Ли-Хай ответил. Обратного перевода можно было не ждать: прозвучавшее слово «Резан» говорило само за себя.
– Когда готовится поход?
– Поздней осенью или в начале зимы, когда встанут реки.
Понятно. С Булгарией было то же самое: зимой замерзшие реки становятся дорогами в леса, за которыми укрываются русские города.
– Все ясно. – Ратьша поднялся с кошмы, на которую присел, слушая заливающегося соловьем богдийца. – Всем на конь. Возвращаемся. Этого с собой, – кивнул он на пленника. – И беречь его как зеницу ока.
Лошадей к этому времени уже пригнали. Русичи быстро повскакивали в седла. Пленного со связанными за спиной руками усадили на одну из заводных лошадей. Четверо сакмогонов пригнали татарский табун. Лошадей побитых находников взяли с собой. Не из жадности – они пригодятся, чтобы сбить след в случае погони. Трупы трогать не стали, место ведь открытое, не спрячешь. Обдирать и даже собрать брони и оружие Ратислав тоже не позволил, так как уходить надо налегке. Не удержались, прихватили с собой татарские луки. Хороший составной лук мастер-лучник делает не одну неделю, потому стоит он дорого, весит же немного, коня не обременит. А эти луки были особо хороши: небольшие, но мощные, удобные для стрельбы с лошади.
Явился десяток, посланный на поиски сбежавших татар. Явились они ни с чем. В общем-то Ратьша другого и не ждал: травостой высокий, скрывающий человека до шеи. Имея сноровку, можно, почти не примяв траву, затаиться в ней, и тогда погоня, даже проехав в трех шагах, не заметит беглеца.
Окинув взглядом отряд, Ратислав махнул рукой:
– Вперед!
Тронулись. Пятеро сакмогонов, пустив коней вскачь, умчались по ходу движения отряда в передовой дозор. Две пятерки вправо и влево, в дозоры боковые, одна пятерка приотстала, она будет присматривать за тем, чтобы никто не подкрался сзади.
Солнце стояло уже высоко, скоро полдень. Двинулись рысью. Хорошо отдохнувшие лошади шли легко, норовя пуститься вскачь. Приходилось сдерживать, так как путь долгий, силы коней надо беречь.
Когда отряд преодолел уже верст десять пути, Ратислав подозвал Осалука, и они вдвоем, пришпорив коней, догнали пленного богдийца, ехавшего в сопровождении пары воинов в середине цепочки всадников. Ехать рысью со связанными руками ему было неудобно, потому Ратьша, рассудив, что никуда тот не денется, приказал разрезать веревки. Ли-Хай благодарно поклонился и начал яростно растирать запястья.
Дав ему немного времени, боярин продолжил расспросы. Осалук переводил. Ратислава более подробно интересовали намерения татар, численность, боевые приемы, оружие. До того как остановились на дневной привал, пленник успел рассказать много чего.
Происходили монголы из степей, расположенных севернее Богдийского царства. Царств на самом деле оказалось два: Цинь и Сун. Жили они между собой не слишком дружно. Государство Цинь, из которого происходил Ли-Хай, лежало на севере. Правители его еще в стародавние времена отгородились от беспокойных степняков громадной каменной стеной, тянущейся на сотни верст по равнинам и горам. Про стену Ратьша слышал от восточных купцов, но не очень-то верил, считая обычной байкой. Но вот поди ж ты, и этот про ту стену говорит.
Степных племен за стеной кочевало великое множество, продолжал между тем богдиец свой рассказ. Они всегда враждовали между собой, и циньцы довольно легко отбивали их разрозненные набеги, а иногда сами совершали карательные походы в степь. Но три десятка лет тому назад у степняков появился вождь Темучжин, который объединил монгольские племена, а потом покорил все племена северных степей. После чего его стали называть Чингисханом, великим ханом.
В то же время монголы начали войну с государством Цинь. Было их много меньше циньцев, но они одерживали одну победу за другой. Конница монголов оказалась воистину непобедимой. Армии империи терпели поражения одно за другим. Города сдавались, а в тех, которые пытались сопротивляться, население вырезалось почти поголовно в назидание другим.
Ко всему, началось нестроение внутри империи. Дело в том, что империя Цинь была основана завоевателями чжурчженями, которые меньше ста лет назад оторвали кусок от когда-то составлявшей с ней единое целое империи Сун. Теперь против завоевателей, не могущих защитить подданных, начали вспыхивать восстания одно за другим. Некоторые отряды армии Цинь, набранные из покоренных народов, переходили на сторону монголов в полном составе. Но сопротивлялась империя все же долго. Только пять лет назад завершилось завоевание.
Сам Ли-Хай из народа завоевателей-чжурчженей. И сам, и предки его были воинами чжурчженьской армии. Занимался он в армии примерно тем же, чем занимается сейчас у монголов, – прокладкой дорог и снабжением войска. Когда понял, что война проиграна, перешел со своими людьми на сторону победителей.
Для Ратислава такое было странно. Это же все равно как если бы орда того же хана Котяна каким-то чудом завоевала родное Рязанское княжество, разорила города и перебила половину народа, а он, Ратьша, боярин этого княжества, перешел в войско Котяна. Дико, невозможно! Впрочем, ведь завоеванное Циньское царство тоже было завоевано предками Ли-Хая. Потому народ тамошних земель, видно, не стал для него родным, чью боль чувствуешь, как свою. Наверное, так. Другого объяснения Ратислав придумать не смог.
Сейчас идет война монголов с империей Сун, продолжал переводить речь Ли-Хая Осалук. И опять монголы побеждают. Правда, теперь большую часть войска завоевателей составляют циньцы. Вообще монголы всегда могли использовать воинов покоренных народов для помощи в своих завоевательных походах. Даже тех, которых только что покорили или даже покорили не до конца. Ставят они их в первых рядах атакующих и, если те обращаются в бегство или отказываются идти в атаку, истребляют безжалостно. Командирами в таких отрядах, начиная от десятников, назначаются провинившиеся в чем-то монголы.
Но основная ударная сила – это сами монголы, говорил Ли-Хай. Когда они начинали завоевания, у них имелась только легкая конница, основным оружием которой были лук и стрелы. Стрелы из-за малого количества железа в кочевьях часто были с костяными наконечниками. Стальная сабля или меч имелись далеко не у всех. Конные стрелки монголов засыпали имперские войска ливнем стрел, убивая и раня воинов и лошадей. При попытке сблизиться с ними для рукопашной схватки они отступали, продолжая извергать стрелы на преследователей. Тяжелая имперская кавалерия не могла угнаться за юркими кочевниками, теряя коней и всадников, пораженных стрелами. От ответной стрельбы оказывалось мало толку: луки монголов гораздо дальнобойнее, и они расстреливали противников с безопасного для себя расстояния. Пехота без прикрытия конницы при сражении с монголами была заранее обречена на гибель. Изранив и частью перебив людей и лошадей, монголы решительной атакой рассеивали расстроенные боевые порядки циньцев, а потом истребляли бегущих.
Потом, захватив трофейное оружие, железные рудники, ремесленников и оружейников империи, монголы завели у себя и тяжелую, одоспешенную конницу, вроде имперской. Завели даже пехоту, набираемую из покоренных народов. Но тактика их почти не изменилась: тот же изнуряющий обстрел и последующий удар, теперь уже тяжелой конницей. Пехоту использовали при штурме городов.
В начале завоеваний монголы не умели брать крепостей, говорил Ли-Хай. Они брали города в осаду, перекрывали пути снабжения и принуждали к сдаче умирающий с голода гарнизон. Но потом в их войске появились киданьские мастера, изготовлявшие осадные орудия и умевшие их применять. Потому редкая крепость могла устоять против них.
Еще при жизни Чингиса монголы покорили Тангутское царство, империю Хорезмшахов, огромное количество других народов. Сейчас идут вполне успешные войны с Кореей, государством, расположенным восточнее империи Цинь; с империей Сун; истреблены или покорены многочисленные племена кипчаков, покорено Булгарское царство. Настал черед Руси, и для русских лучше будет покориться непобедимым завоевателям. Сопротивление породит только напрасные жертвы, разорение сел и городов, запустение земель. А живется покорившимся народам под монголами неплохо: они позволяют верить в своих богов, способствуют торговле, блюдут законы. Берут налоги, конечно. Десятую часть во всем, но терпеть такое можно, тем более что любое восстание они подавляют с предельной жестокостью. Кстати, он, Ли-Хай, может поспособствовать переговорам.
– Покориться, говоришь? Ну, это вряд ли, – скорее для себя, чем для пленника, произнес Ратислав.
Осалук все же перевел слова боярина. Ли-Хай, услышав перевод, затараторил с новой силой. Половец прикрикнул на него. Богдиец заговорил медленнее. Осалук перевел.
– Монголы непобедимы, – говорил пленник. – Монгола сажают на коня в возрасте одного года, учат стрелять из лука с двух лет. Потому он – непревзойденный конный стрелок. Их мощные луки кидают стрелы так далеко, что луки других народов не могут с ними сравниться. Монгольский воин не знает усталости и может скакать, не слезая с седла, сутками.
Едят они все, что родит природа. Великий Чингис завещал, что не бывает поганой пищи. При необходимости едят они даже человечину, пленных. А находясь в безвыходной ситуации, даже своих соратников, кидая жребий.
Монголу не страшны ни холод, ни жара. Кони их хоть и невелики, но неутомимы. Им не надо запасать корм на зиму, они сами добывают его из-под снега. В сражениях они грызут лошадей и воинов противника, как волки. Монгольское войско действует как одно целое. Оно сковано железной дисциплиной. За любое неповиновение начальнику или трусость в бою наказание одно – смерть. Ни одно войско не может устоять под согласованными ударами железных монгольских туменов.
Пленник остановился, переводя дух после долгой речи. Ратислав тоже молчал, размышляя над услышанным. Кое-что из сказанного он знал по рассказам разбитых монголами булгар и половцев, но что-то услышал впервые.
Остановились на привал. Пообедали. Богдиец ел много и жадно. На лысой голове заблестели бисеринки пота. Боярин дал ему спокойно поесть, потом сделал знак Осалуку и вместе с ним опять подсел к пленнику. Нужно было выяснить самый главный вопрос.
– Так сколько все же воинов в монгольском войске? – смотря прямо в глаза Ли-Хая, спросил Ратислав.
Тот, расслабившийся было после сытной еды, напрягся. Потом заговорил.
– Войско Джихангира несметно, – начал переводить Осалук. – На марше оно занимает пространство от полуночного до полуденного окоема. На водопое оно может выпить реку средних размеров…
– Ну хватит! – хлопнул ладонью по колену Ратислав. – Мне страшилки для бабок не нужны. Сколько воинов в войске?
– Счесть их невозможно. Их больше, чем звезд на небе, волос на голове, – перевел ответ пленника половец.
– Я не поверю, что человек, посланный разведывать места водопоев, дневок, привалов, запасов еды и корма для лошадей, не знает хотя бы примерного числа воинов, – нехорошо усмехнулся Ратьша. – Осалук, позови ката.
Половец поднялся с корточек, подошел к догорающему костру, окликнул прилегшего пыточного умельца. Тот, без слов поняв, что от него требуется, закатывая рукава и скалясь, двинулся к богдийцу. Пленника опять бросило в восковую бледность. Кат не успел и подойти, а богдиец уже начал говорить.
– Не спеши, – велел Осалуку боярин. – Переводи все очень тщательно. Если чего-то не поймешь, лучше переспроси.
Половец кивнул и начал переводить. Богдиец сказал даже больше, чем от него требовалось. Оказывается, Ли-Хай служил до похода при дворе великого хана и занимался учетом и снабжением военных сил Монгольской империи. С его слов, перед походом в их службе числилось сто тридцать пять тысяч собственно монголов.
Тысяча – это не тысяча воинов. Это тысяча монгольских семей – кибиток, должных выставить тысячу бойцов. Тысячу, не меньше. В случае нужды тысяча могла выставить и больше за счет подросших сыновей. А с четырнадцати лет монгол уже считается воином. Так что монголы легко могут выставить сто тридцать пять тысяч воинов, а при нужде удвоить численность войска за счет призыва старших сыновей. К этим силам следует добавить десять тысяч постоянных телохранителей великого хана – кешигов.
Кроме того, в монгольское войско воинов дают племена ойратов, бурят и киргизов, которые могут выставить все вместе не меньше четырех туменов. Притом киргизы славятся своей тяжелой панцирной конницей. Имеется еще особый тумен онгутов. Это народ, родственный монголам, но не входящий в улусы сыновей Чингиса. Десять тысяч выставляют карлуки, завоеванный уже давно народ в Восточном Туркестане. Еще имеется полтора тумена уйгуров. Их хан является зятем покойного Потрясателя Вселенной. Ну и покоренные племена империи Цинь выставляют столько войск, сколько потребует великий хан. Но эти сейчас воюют с суньцами. В Великом западном походе участвует треть собственно монголов. Где-то сорок пять тысяч. Точнее он, Ли-Хай, не знает.
Богдиец виновато улыбнулся и со страхом покосился на стоящего рядом ката.
– Это понятно, – ободряюще кивнул Ратислав. – Продолжай.
Из этих воинов создали десять туменов. То бишь примерно четыре с половиной тысячи монголов в каждом. По мере продвижения на запад они пополнялись до полного состава ойратами, бурятами, киргизами, онгутами, карлуками и уйгурами, а также воинами недавно покоренных народов: тангутами, хорезмийцами, кипчаками, туркменами и прочими.
Чтобы люди и скот не страдали от бескормицы и недостатка воды, каждый тумен шел своей дорогой, проложенной такими же, как Ли-Хай, разведчиками-снабженцами. Войско шло по степи широкой полосой. От крыла до крыла всаднику надо было скакать во весь опор не меньше суток. Шли налегке, без обозов. Весь скарб везли на вьючных лошадях. Стада для пропитания воинов гнали с собой. Часто устраивали облавные охоты для пополнения запасов мяса и обучения воинов действовать как единое целое. Разведчики, идущие впереди, обозначали места привалов, дневок и водопоев, указывали местным покоренным племенам, куда свозить припасы для пропитания двигающегося войска.
Богдиец, чувствовалось, сам увлекся своим рассказом. То, что вокруг собрались послушать почти все русичи, придавало его речам еще большее вдохновение.
– Так монголов, получается, что-то около ста тысяч? – решил уточнить Ратислав, поняв, что Ли-Хай может говорить теперь очень долго, а отряду пора двигаться дальше.
Богдиец примолк, видно, не сразу сумев сообразить, о чем его спросили. Наморщил лоб. Потом покачал головой и заговорил уже медленнее, без прежней увлеченности.
– Еще восемь лет назад в низовья Итиля было послано войско под командованием Субедея-Богатура, – перевел Осалук. – Для войны с саксинами, буртасами, мокшей, чувашами, но, главное, с булгарами и башкирдами. Ему было выделено три тумена. Собственно монголов в войске имелось не более десяти тысяч, остальные набирались из покоренных племен.
Субедей сумел потеснить булгар и башкирдов, но этих сил для успешной войны оказалось мало. Потому через два года к нему отправился со всеми силами своего улуса Бату-хан. Надо сказать, сил тех спервоначалу было не так уж много. Великий Чингис выделил ему при дележе улусов четыре тысячи. То бишь четыре тысячи кибиток, которые могли выставить при крайнем напряжении сил не больше восьми тысяч воинов. С тех пор прошло полтора десятка лет, и Бату увеличил количество кибиток до десяти тысяч. И теперь может спокойно выставить полнокровный тумен. Только монголов. И еще столько же воинов из покоренных племен.
Получив приказ оказать помощь Субедею, он откочевал всем своим юртом в низовья Итиля и тоже вступил в войну с булгарами и башкирдами. Башкирдов в конце концов принудили заключить мир. В Булгарии сумели продвинуться далеко на север, в леса, коренные владения Булгарского царства. Но булгары и прочие поволжские народы сопротивлялись отчаянно. Потери монголов оказались очень велики. Пришлось отступить. И вот полтора года назад на большом курултае решили послать помощь из Монголии для сокрушения непокорных племен.
– Значит, – снова вмешался в речь богдийца Ратьша, – сто тысяч пришло из Монголии, тридцать тысяч имелось у Субедея, и двадцать ему на помощь привел Бату? Получается сто пятьдесят. Или ты еще кого-то забыл?
– Нет. Это все, – ответил Ли-Хай.
Воины, слушавшие рассказ пленника, загудели. Немудрено! Сто пятьдесят тысяч! Невиданное на Руси войско. На Калку русских собралось тысяч сорок. Да еще столько же было половцев. Хотя многие говорят, что русских было меньше. Не больше трех десятков тысяч. Да и половцев… Кто их там считал?
– Ну, сейчас-то их, наверное, стало основательно поменьше? – гася шум, спросил боярин. – Особенно тех, которые воюют уже восемь лет. После стольких-то боев.
Выслушав вопрос, богдиец покачал головой и заговорил. Осалук перевел.
Сами монголы, составляющие костяк татарского войска, потерь обычно несут совсем немного. Впереди себя в атаку они всегда посылают союзников, в первую очередь из только что покоренных племен. Они в основном и гибнут. Сами монголы участвуют в обстреле врага, заманивании его в засады, поскольку это очень сложное дело, а также наносят решающий удар тяжеловооруженными всадниками по уже дрогнувшему противнику. Ну или вступают в бой в самый решающий момент большого сражения. Потому потрепанные тумены очень быстро восстанавливаются за счет местных племен. Единственно, есть закон: самих монголов в тумене должно быть не меньше четырех тысяч, а союзников не больше, чем по тысяче от каждого племени, чтобы не могли сговориться и взбунтоваться. Так что тумены выступят на Русь в полном составе.
– Правда, в походе, я слышал, будет участвовать не все войско, – продолжал переводить Осалук. – Три тумена под командованием царевича Менгу продолжают теснить половцев на запад, не давая им прийти в себя, объединиться и дать отпор монголам. Два тумена царевича Гуюка воюют на Северном Кавказе с аланами, черкесами и прочими тамошними племенами. Два тумена под предводительством царевича Бучека останутся в Булгарии и Поволжье – там неспокойно, то и дело вспыхивают восстания. Может быть, ближе к зиме они присоединятся к силам вторжения, ударив по Владимирскому княжеству со стороны устья Оки. Один тумен останется охранять коренной юрт Бату в низовьях Волги. Так что на Рязань ударят только семь туменов.
Ли-Хай замолчал, видно, притомившись от долгой речи. Ратислав и его воины тоже молчали. Семьдесят тысяч против не самого могучего в Русской земле Рязанского княжества… Хорошо, если Владимир и Чернигов помогут, хотя против такой силищи и этой помощи будет мало. А если не помогут? Ладно, пусть о том думают князья. Задача Ратьши – скорей доставить добытые сведения и языка в Рязань. А путь предстоит еще долгий.
– На конь! – приказал пребывающим в мрачной задумчивости воинам боярин.