Спалось плохо. Полночи ворочался Ратислав. Растревожили новости, принесенные с Дикого поля саксином. Задремать удалось уж ближе к утру.
Разбудили его чуть свет. Пока перекусил, пока выехал из града, развиднелось. Утро выдалось хмурым, знобким. Дождь пока не собрался, но небо заволокла серая пелена, готовая им разродиться.
Позевывая и кутаясь в плащ, Ратьша выехал из Полуденных ворот, то и дело обгоняя тянущуюся со дворов к выезду из города и дальше на выгон скотину. Перебравшись через Черную речку, перевел Буяна на рысь, а добравшись до торной дороги, пустил вскачь.
Скачка разбудила и согрела. Попридержав разгорячившегося жеребца, снова перешел на рысь. Возвращался боярин один. Охрану брать не стал, хоть начальник княжьей стражи, провожая, предлагал. Одному быстрее получится, всяко лошади охраны окажутся не такими резвыми, как его Буян.
Монотонная езда снова навеяла дремоту. Ратьша не стал ей противиться и задремал, благо привычка к тому была. Где-то на середине пути из облаков, затянувших небо, все же заморосил дождь. Ратислав надвинул на голову куколь плаща и снова погрузился в дрему. Умный конь шел к дому сам.
Боярин добрался до Крепи задолго до полудня. Здесь уже все было готово к походу, Могута, отъехавший из Рязани в ночь, отобрал людей и лошадей. Все необходимое собрали во вьюки. Оружие, одежду и брони взяли половецкие из Ратьшиных запасов. Пока же оделись в свое: ехать три дня по Рязанской земле, чего народ пугать. Половецкие тряпки сунули во вьюки, потом в Онузле наденут.
Расселись в трапезной пообедать. Десять воинов, Могута и Ратислав выпили за удачу в поиске. Совсем по чуть-чуть. Закончили обед, поднялись, вышли во двор. Дождь продолжал моросить. Ну да пускаться в дорогу под дождем – к удаче. Кони оседланы. К каждому верховому пристегнут заводной. Тут же пять вьючных лошадок с походным скарбом. Запрыгнули в седла, разобрали поводья. Провожать вышли все обитатели усадьбы. Мелания на мгновение прижалась щекой к колену Ратислава, шепнула:
– Береги себя, княжич.
– Прощай, мамка, – провел Ратьша ладонью по непокрытой, мокрой от дождя голове Мелании. – Скоро увидимся.
Боярин дал шпоры коню, тот всхрапнул, скакнул вперед, но, сдерживаемый уздой, замедлил шаг и двинулся к воротам усадьбы. Остальные всадники потянулись следом. Буяна Ратьша в поиск брать не стал: не воевать шли – за языком. Тут не так важны сила и резвость скакуна, важнее выносливость. Иногда, уходя от погони, скакать приходилось сутками. Потому он взял под седло двух половецких жеребцов, словно созданных для степной скачки.
До темноты проехали верст около тридцати. Дождь то прекращался, то вновь начинал сыпать из низких серых туч, цепляющихся за верхушки деревьев, закрывая окрестности серой кисеей. Дорогу развезло, копыта лошадей чавкали по лужам, разбрызгивая жидкую грязь. Ноги и животы скакунов посерели, ноги у всадников тоже забрызгало до середины бедер.
Оживление в отряде, царившее в начале пути, к вечеру угасло. Виной тому погода. Ни Могута, ни Ратислав пока не рассказывали новостей, поведанных саксином. Доберутся до Онузлы, тогда уж. А пока людей будоражить ни к чему.
Ехали лиственно-хвойным лесом. Местами лес переходил в чисто березовый, скрашивающий серый день яркой белизной стволов. Листва на березах пока радует зеленью, только отдельные пряди выбиваются из общего тона яркой желтизной. Часто попадались обширные поляны с кусками обработанной земли. Рожь, пшеница, овес уже сжаты. Людей на полях не видать – сыро, слякотно. Иногда попадаются деревеньки в два-три двора.
Ратьшины владения проехали быстро. Невелики они: десяток деревень в три-шесть дворов, сельцо Березовое в три десятка, ну и Крепь, само собой. Со своих земель боярин в случае войны должен выставить двадцать конных и оружных воинов. Немало для такого небольшого надела. Но князь Юрий знает, каковые доходы имеет Ратислав, потому и количество воинов таково.
Оба десятка боярин держит в постоянной готовности. Один служит с ним в степной страже в теплое время года, за службу им платит великий князь. Второй сидит в усадьбе, охраняет порядок в боярских землях. Служат в этих двух десятках люди, выбравшие воинскую службу делом своей жизни, и получают от Ратьши плату за нее. Даже не все они русичи. Двое мерян, соплеменников Ратиславовой матери, прибившиеся к нему вместе с мамкой Меланией. Один булгарин, чего-то не поделивший со своими соплеменниками. Даже половец есть, поссорившийся с ханом своей орды.
Некоторые бояре держали боевых холопов, рабов, купленных или плененных в постоянных набегах. Обычно бывших воинов. Те должны были им отслужить определенный срок по ряду, только за харчи, одежду и добычу, взятую с боя, после чего отпускались на свободу. Вооружал их боярин, конечно, тоже за свой счет. Но боевые холопы не слишком надежны. Да и то, кому же неволей хочется жизнью рисковать. Потому Ратьша таких у себя не заводил.
Темнеть из-за пасмурной погоды начало рано. Едва успели до полной темноты добраться до сельца Починок, где Ратьша предполагал остановиться на ночевку. Местный старшина хорошо знал Ратислава и его людей, потому накормили и разместили их без лишних разговоров. Пока спали, местные обиходили и накормили лошадей.
Рано утром, позавтракав и расплатившись с хозяевами, тронулись дальше. Поднявшийся ночью ветер разогнал облачную пелену, и вскоре из-за макушек деревьев показалось яркое, словно отмытое вчерашним дождем солнце. Люди повеселели, завязались разговоры, кто-то запел. Ехали вольно, не сторожась: земля пока что своя. Про разбойничков в этих местах давно уж не слыхивали, видели вроде в Черном лесу, но до него еще день пути. Раньше, бывало, забегали иногда шайки половцев, но с того лета их и в Диком поле-то не часто встретишь. Не до грабежа степнякам, себя бы уберечь.
Сорока, записной балагур, начал травить свои байки. Человек шесть из отряда скучковались вокруг него, время от времени оглашая окрестный лес громовым хохотом.
Солнце, пусть и осеннее, заметно пригревало, дорога подсыхала на глазах. На привал встали на небольшой уютной полянке в светлой березовой роще. Коней не расседлывали, только ослабили подпруги, напоили из протекающего рядом ручья, спутали и пустили пастись. Потом быстро поснедали, чуток отдохнули и тронулись дальше. К вечеру добрались, как и рассчитывал Ратислав, до деревеньки Прилесье из пяти дворов, стоящей на самом краю Черного леса. Здесь и остановились на ночлег.
Поднялись чуть свет. Позавтракав, извлекли из вьюков брони и шеломы. Вздели. Вытащили из чехлов щиты, расчехлили налучья, открыли крышки тулов – ехать через Черный лес, а тут, слышно, разбойнички пошаливают.
Поблагодарили хозяев, расплатились и тронулись в путь. Лес начинался почти сразу за околицей. Лес сосново-еловый, что здесь не часто встречается. От опушки сразу начинался сосняк. Высоченные, вздымающиеся к самому небу сосны со светло-коричневыми стволами, под ними – густой подлесок из невысокого бересклета и клещевины. Дорога петляла между толстенными вековыми деревьями, уводя в глубину леса. Хотя солнце уже встало, здесь царил полумрак. Не зря лес прозвали Черным.
Ехали сторожась. Впереди дозором двигались двое всадников, остальные ехали колонной по два, причем те, что ехали справа, вздели щиты на правые руки, так что при внезапном обстреле прикрывали себя и едущих слева. Ну а левые, соответственно, прикрывали едущих справа.
В пяти верстах от опушки через лес тянулась засечная линия. Хитро сваленные сосновые стволы образовывали завал, через который и пеший-то мог продраться с большим трудом, а уж всаднику нечего было сюда и соваться. Дорога, по которой двигался отряд, свободна. Здесь постоянно находится отряд степной стражи, который в случае опасности должен завалить проход. Живут они рядом с проходом в маленькой крепостице, окруженной невысоким тыном. Внутри находятся большая дружинная изба, конюшня, амбар для съестных запасов и банька – куда ж без нее русичу.
Службу стражники несли бдительно. Обнаружили Ратьшин отряд еще на въезде в лес и почти незаметно провожали его до самой засеки. Выдавали их присутствие только всполошившиеся птицы.
У прохода в засеке уже ждал глава засечной стражи Ермил. Поприветствовали друг друга. На вопрос Ратислава, все ли спокойно, тот ответил утвердительно. Вот только ближе к середке леса, где самая дебрь, как жалуются проезжие, шалят разбойники. Своими силами здешний отряд с ними вряд ли справится. Хотят через месяцок, когда потянутся из степи отслужившие службу отряды степной стражи, собрать народу побольше да попробовать прочесать те места. Посоветовал Ермил Ратиславу и его людям держать опаску. Ну да тут боярину советы не нужны, приготовились еще на въезде в лес. Поговорили еще немного, попрощались и тронулись дальше тем же манером, в полной готовности отразить нападение с любой стороны.
Однако до самого полудня ехали спокойно. В лесу стояла тишь, нарушаемая только птичьим щебетом. Переправились вброд через две небольших речки. Взгорки, поросшие высокими соснами, лишенные не только подлеска, но и травы, с землей, покрытой серебристым лишайником, сменялись глубокими сырыми логами, в которых росли могучие разлапистые ели со свисающими с ветвей бородами мха и царили вечные сумерки. На одном из светлых взгорков устроили привал. Лошадям пастись было не на чем, так как трава здесь не росла, только мох и лишайник, потому надели им на морды торбы с овсом. Отдохнули и двинулись дальше.
Выехали на опушку, когда солнце уже изрядно просело к западному окоему. За Черным лесом на полдень настоящих лесов больше не имелось. Так, перелески, рощи, дубравы. Отряд никто не потревожил. То ли разбойнички решили не выбираться сегодня за добычей, то ли не осмелились связываться с хорошо вооруженными и готовыми к бою воями.
В деревню, стоящую на въезде в лес с этой стороны, решили не заезжать. Ратьша махнул рукой стайке голопузой детворы, выбежавшей на околицу при появлении отряда всадников. Восторженные чумазые мордашки с большими, как плошки, глазищами… У Ратислава екнуло сердце: что с ними будет, если саксин сказал правду? Видно, лицо боярина заметно посмурнело: весело щебечущая малышня замолчала и опасливо подалась назад. Согнав с лица хмурое выражение, Ратьша ободряюще улыбнулся, достал из притороченного к седлу походного мешка уже слегка подсохшую сдобную лепешку, испеченную специально для него мамкой, и протянул пареньку постарше.
– Раздели на всех, – сказал.
Тот принял угощение и серьезно кивнул.
К селу, которое Ратислав заранее определил для ночлега, добрались уже в темноте. Снова ужин, ночевка. Наутро сборы – и в путь. Этим утром опять начал крапать дождь, но к обеду разведрилось, снова появилось солнышко.
Перелески сменялись полянами, которые становились все больше и обширнее, с уже степным разнотравьем. Слева показалась длинная полоса зарослей ветлы, блеснула речная вода. Это излучина реки Польный Воронеж. Правее, верстах в двадцати, течет тоже на юг Лесной Воронеж. Лесной, потому что по большей части русло его пролегает в лесистых местах. Отряду Ратислава ехать вдоль Польного Воронежа, вниз по течению, почти на полдень.
Здесь тоже попадаются селения рязанцев. Деревеньки в два-три двора. Иногда вообще только из одного. Такие одиночные крестьянские дворы здесь называют заимствованным у бродников именем – хутор. Хутора отгородились от внешнего мира частоколом и глухими стенами дворовых строений от зверья и лихих людей. Жизнь в этих местах полна опасностей, но землепашцы тянутся сюда на жирный чернозем, рождающий небывалые урожаи. А опасность… А где не опасно? Севернее степняки. Конечно, набегают реже, но там княжьи усобицы землю зорят. Да и свободнее здесь, вольнее… Крестьяне сами на погост осенью оброк свозят столько, сколько посчитают нужным. А кому прибыток проверять? Княжьи тиуны сюда редко заглядывают. Но все же везут. За защиту. Понимают: не будет оброка, не на что будет содержать степную стражу. А без нее беда, не выжить землепашцу в лесостепи.
Кто хочет стать еще вольнее или бежит от закона, те прибиваются к бродникам, людям славянского языка, испокон века обитающим здесь, на границе степи и леса. Да и в самой степи их тоже хватает. Селища бродников прячутся в заросших деревьями и кустарником поймах и устьях рек, на речных островах, плавнях, болотистых низинах. Часть из них переняли привычки кочевников и гоняют стада по степи, как-то уживаясь с половцами, а до них уживались с печенегами и хазарами. Теперь вот и с татарами, говорят, общий язык нашли.
Теснят их рязанцы с насиженных мест, продвигаясь вглубь лесостепи, потому время от времени бродники объединяются и начинают зорить русские селения. Обычно с ними справляется степная стража. Если ватага уж слишком большая, приходится звать княжьих дружинников. Потому не любят бродники рязанцев, а рязанцы – бродников.
Что касается землепашцев, от набегов степняков и бродников их бережет степная стража, коей командует боярин Ратислав. Мелкие шайки перехватывают и отгоняют сами, а при большом набеге дают знать об опасности окрестным селениям дымами. В таком случае землепашцы собирают скарб и вместе со скотиной добираются до ближайшей крепостицы, построенной для их защиты. В теплое время, когда опасность велика, в этих крепостях сидят небольшие гарнизоны. Но и сами селяне могут за себя постоять: в каждой избе имеется оружие, которым они умеют пользоваться. А куда деваться, жизнь заставляет. Могут биться даже верхами, как легкоконные стрелки. При крайней необходимости землепашцы пополняют отряды степной стражи и дерутся с находниками не хуже Ратьшиных бойцов.
К вечеру добрались до Онузлы, стоящей у места впадения в Польный Воронеж речки Сурены. Так вышло, что Онузла стала главным городом здесь, на степной границе. Изначально была она обычной пограничной крепостью для убежища окрестных крестьян. Но потихоньку население ее росло. Гарнизон в полсотни воинов стал постоянным, охраняющим селение круглый год. На постоянное жительство здесь оседали кузнецы, ремесленники, торговцы, скупающие добычу у воинов пограничной стражи и торгующие со степняками. Крестьяне с земельными наделами, расположенными поблизости, тоже предпочитали селиться тут, поближе к надежным крепостным стенам.
Первоначально крепость поставили на оконечности мыса, образовавшегося в месте слияния рек. С двух сторон твердыню прикрывают обрывистые берега, а с третьей – глубокий ров, соединяющий оба русла и заполненный речной водой. В городке имеются три церкви и княжий погост.
Уже вскоре после постройки крепости места для жительства всем желающим внутри стен стало не хватать, и людям пришлось селиться рядом, за рвом на слободе. Дворов становилось все больше, и вскоре крепость не смогла вмещать в случае набега не только жителей окрестных деревень, но и обитателей слободы.
Возвели еще одну стену, отрезавшую от мыса кусок побольше. Раз эдак в шесть. Снова прокопали ров, соединяющий реки. Свершилось это лет десять тому. Но население городка продолжало прибывать, и сегодня снова не умещается в стенах. Количество постоянно живущего здесь народу, пожалуй, к тысяче подходит. Новая слобода растет за рвом.
В слободе торговая площадь непривычно пуста: нет степных торговцев – нет торговли. На улицах городка народу тоже немного: купцы отъехали на север, делать им здесь нечего, да и чуют угрозу из степи. Проехали воротную башню, по главной улице добрались до Старого города. Там въехали за ограду княжьего погоста. Встретил отряд здешний тиун Тимофей, старый знакомец Ратьши, становившийся в его отсутствие заодно и воеводой. Был он очень удивлен неурочным появлением Ратислава, уехавшего чуть боле недели назад вроде как жениться. На расспросы тиуна Ратьша отвечал уклончиво, и тот, будучи человеком неглупым, понял, что дело, за которым прибыл боярин, не его ума.
Здесь, в Онузле, Ратислав решил устроить дневку, чтобы перед сложным и опасным делом дать хорошенько отдохнуть людям и лошадям. Да и сакмогонов надо подобрать не спеша. Тимофей устроил его воинов в дружинной избе, а Ратьшу с Могутой пригласил на постой в свой терем. Гостеприимная супруга тиуна споро собрала на стол. Выпили, закусили, еще выпили, закусили уже основательно: поднадоела за три дня походная еда. Когда хмель ударил в голову, тиун снова попробовал разговорить Ратислава. Да куда там, секреты боярин умел хранить, даже упившись до изумления. Увидев, что у гостей слипаются глаза, и поняв, что выяснить так ничего и не удастся, Тимофей предложил отправиться почивать.
На следующий день Ратислав и Могута занялись отбором стражников для поиска. Всего в Онузле сейчас их набралось чуть больше сотни, дальние дозоры потихоньку возвращались из степи. Выбирали лучших из лучших. Получилось четыре с половиной десятка. Половецкую одежду, брони и оружие, недовольно покряхтев, им выдал тиун. При этом опять попытался хоть что-нибудь выведать. Безуспешно, само собой. К вечеру все было готово. Еще раз лично проверив оружие и сброю, Ратислав приказал всем пораньше лечь спать. Убедившись, что приказ выполнен, улегся сам.
Утром выехали. На этот раз сразу напялили половецкое платье. Оружие, вещи – все тоже половецкое, вплоть до мелочей. Единственное, что нельзя было поменять, внешность. Конечно, среди половцев после почти двух сотен лет мира и войны с соседями люд народился самого разного вида, но таких белокурых, как, допустим, Ратьша или двое ивутичей из его дружины, боярину не попадалось. Ну да с мертвых не спросишь, а живыми они в руки татарам попадать не собирались.
По выезде из Онузлы на первом привале Ратислав объяснил людям задачу. Приняли воины его слова спокойно: поиск так поиск, не впервой. А то, что далековато ехать придется, так что ж, еще интереснее, будет потом чем похвастаться перед соратниками.
За пять дней, проходя каждодневно верст по пятьдесят-шестьдесят, добрались до реки Хопёра. Двигались на юго-восток, целясь на излучину Дона, туда, где эта река ближе всего подходит к Итилю. Степь на всем протяжении пути была пугающе пуста. Даже селения бродников попадались редко. Их, впрочем, пока старались обходить стороной: мало ли о чем подумают и кому чего расскажут их жители о неизвестно откуда взявшемся отряде странных половцев. Половецких стойбищ не встретилось ни одного. Во всяком случае, жилых. Попадались вытоптанные проплешины, иногда с полусгоревшими каркасами юрт, часто усеянные объеденными степными хищниками костями. Такие стойбища можно было увидеть издалека, над ними все еще продолжали кружить крылатые падальщики, надеявшиеся найти и склевать остатки мяса с разбросанных вокруг останков.
Дважды натыкались на места побоищ. На одном костяки людей и лошадей оказались навалены особенно густо: видать, жаркая кипела здесь битва. Несколько раз передовые дозоры замечали маячащих вдалеке всадников, которые при виде Ратьшиного отряда быстро исчезали. Кем они были, рассмотреть дозорные не смогли. Бродники, скорее всего: никого другого в этих местах, похоже, больше не осталось.
Перелески закончились еще к концу первого дня пути. Остались редкие рощицы да заросли ивы и ветлы по руслам нечастых речек и ручьев. На третий день рощи почти исчезли, осталось только колышущееся под ветром море осенней пожелтевшей травы, местами закрывающей всадника до пояса. Равнина, рассекаемая сухими балками, невысокие холмы, курганы с торчащими кое-где на их вершинах каменными половецкими бабами… Безлюдная однообразная местность навевала дрему, притупляла бдительность, чего допускать было нельзя. Потому Ратислав с Могутой устраивали сакмогонам встряски: пускали отряд вскачь, с пересадкой на полном ходу с верховых коней на заводных, натаскивали в перестроении из плотного строя в лаву и обратно, устраивали стрельбу по изредка попадающимся на пути одиночным деревьям. В общем, сильно заскучать не давали.
И вот Хопёр. По его изрядно облесненной и заболоченной пойме раскидано много селищ бродников. Ратьша знал об этом: бывал здесь несколько раз. В широкой правобережной низине, где среди деревьев и зарослей кустарника поблескивала вода стариц, поднимались к небу несколько дымков. Бродники, больше здесь быть некому.
Ратислав остановил отряд на краю склона, под которым начиналась низина, промытая в незапамятные времена рекой. Остановились не на виду, хоронясь за небольшой дубовой рощицей, стоящей по краю обрыва. Спешились, с наслаждением потягиваясь, разминая уставшие от скачки спины.
– Ждите здесь, – приказал боярин.
Махнул рукой Могуте, чтобы следовал за ним, и двинулся к опушке рощи, обращенной к пойме. Добравшись до нее, рассмотрели долину подробнее. От склона, где они находились, до берега реки было верст пять. Дымы поднимались ближе к берегу. Видно, обед готовят в селище.
– Ну что, порасспрашиваем бродничков про татар? – предложил Ратьша. – Где они хоть примерно.
– Надо, – согласился Могута. – А то прем вслепую. Не ровен час нарвемся на крупный отряд, придется уходить несолоно хлебавши.
Помолчали. Потом ближник спросил:
– Языка берем?
– Ну да, – подумав, кивнул боярин. – Просто так ничего не расскажут. Сам пойдешь?
– Сам, – кивнул Могута. – Возьму с собой двоих.
– Ладно. В селище не идите, поищите дозор. Всяко должны они стеречься.
– Думаю, уже засекли нас, если не совсем слепые. Сделаем так, боярин. Мы втроем останемся здесь, а вы езжайте неспехом на виду по краю склона с версту, потом повернете в степь, проедете еще столько и вернетесь сюда к роще. А мы тут поглядим, может, кто-то проявится.
– Добро. Кого с собой оставишь?
– Сороку да Половчанина.
– Добро, – повторил Ратьша. – Сейчас пришлю их сюда.
Боярин вернулся к отряду, отправил двоих, названных ближником, к опушке рощи, с остальными двинулся не спеша вдоль откоса. Сделали все, как велел Могута. Вернулись в рощу. За это время дымы в долине исчезли. Затаились в селище. Видно, и впрямь заметили их отряд. На опушке, где оставался ближник, было пусто. Кого-то, видать, охотники засекли, ушли в долину. Нужно ждать. Ратьша выставил сторожу, а остальным разрешил перекусить всухомятку, не разжигая огня.
Охотники появились только к вечеру. Грязные, ободранные, как черти, но довольные и с добычей. Притащили бродника, заросшего до глаз черной бородой, всклокоченного, такого же грязного, связанного, с кляпом во рту.
– Сниматься надо отсюда от греха, – отдышавшись, сказал Могута. – Хватятся этого быстро. – Он кивнул на пленника. – Отъедем подальше, там допросим.
– Думаешь, пойдут вдогон? – с сомнением спросил Ратьша.
– Здешние вряд ли. Маловато их. Селище небольшое. Но могут за помощью послать.
– Пока хватятся, пока соберутся, пока пошлют. Да когда еще эта помощь придет. Здесь будем спрашивать, – не согласился Ратислав.
– Ну, может, и так, – с сомнением протянул ближник.
Бродник не запирался. Рассказал все, что знал. Знал, правда, не слишком много. Знал, что главное становище татар находится где-то в низовьях Волги. Где именно, не знает. Туда с лета тянутся татарские отряды с севера от булгар и мордвы. Не налегке идут, с добычей. С добычей же иногда проходят отряды с запада. Те, что гонят на закат половцев. Бродников не трогают: их старейшины договорились с самим Батыем о союзе. Взамен дают по первому требованию проводников и воинов. В общем-то, ничего особенно нового не узнали.
После допроса Ратислав велел отпустить пленника. Зачем убивать зря, все равно его сородичи догадались, куда тот мог пропасть. Чего их злить. Нет мертвого родича, не за что мстить, не надо пускать по следу погоню. Это Ратьше совсем ни к чему. Допрашивали языка на половецком. Ратьша и другие из отряда, что волосом посветлее, держались вдалеке. Так что расскажет пленник только то, что поймали его половцы и пытали про татар, как и задумывалось.
– Уходим! – приказал боярин, давая шпоры коню.
Воины вскочили в седла и двинулись рысью за Ратиславом. Развязанный пленник, не веря, что остался жив, смотрел им вслед.
Проехали верст пять против течения реки, спустились в пойму, добрались до Хопёра и здесь на песчаном перекате переправились вброд. Ехали до темноты, чтобы подальше уйти от потревоженного селения. Потом встали на ночевку в заросшей кустарником балке, выставив двойную охрану.
Следующие два дня ехали, тщательно сторожась. Основной отряд двигался, по мере возможности хоронясь в балках и лощинах. На большом расстоянии впереди, по бокам и сзади шли дозоры. Эти, наоборот, забирались на любую возвышенность, чтобы подальше обозреть окрестности.
На второй день дозорные вовремя заметили отряд, двигающийся на полдень. Не менее полутысячи всадников. Рассмотреть их толком из-за дальности расстояния не смогли, да и сразу к своим рванули – предупредить. Но, скорей всего, татары, кому ж еще быть. Схоронились в ближней сухой балке. Отряд прошел мимо.
На третий день миновали излучину Дона. В степи стало гораздо оживленнее. То тут появлялся отряд, то там. Отряды не меньше сотни, языка не отобьешь. Можно было, конечно, пройти по следу, дождаться, когда те встанут на ночевку, и попробовать утянуть кого-нибудь сонного. Но тут неизбежно будет погоня. А простой воин, который, скорее всего, попадется, вряд ли знает много.
В конце концов идти дальше без риска рано или поздно наткнуться на крупный отряд стало невозможно. Решили сесть в засаду в глубоком, заросшем густым кустарником овраге, рядом с которым высился курган с купой деревьев на вершине. Там поместили пару наблюдателей.
Ближе к вечеру второго дня сидения в засаде с вершины кургана раздался клекот степного орла – условный сигнал. Ратислав с Могутой быстренько подхватились, выбрались из оврага и почти бегом взлетели по склону кургана.
– Смотрите, – показал один из сторожей в сторону клонящегося к горизонту солнца.
Верстах в двух двигался конный отряд в полусотню всадников. Двигались не спеша, шагом. Двигались на северо-запад, туда, откуда пришли русичи. Татары. Ратислав уже научился их узнавать по одежде, броням, а главное, небольшим, непривычного вида лошадкам. Среди всадников выделялись пятеро на вполне себе рослых кониках, отличающиеся от своих спутников одеждой побогаче. Похоже, какое-то начальство с охранной полусотней.
– Будем брать, – решил Ратислав. – Седлайте коней.
Могута сбежал в овраг, а боярин остался на вершине кургана, дабы посмотреть, не появится ли еще кто-нибудь, могущий им помешать. Но нет, больше никого на обозримом пространстве степи видно не было. Татарский отряд потихоньку удалялся. Пусть. Отряд Ратьши выждет еще немного и пойдет по следам. Скоро стемнеет. Татары остановятся на ночевку. Тут их русичи и возьмут сонными.
Двинулись, когда татары скрылись из виду. Далеко впереди по следу шли двое сакмогонов. Солнце быстро клонилось к западному окоему. Стало прохладнее. Задул ветерок, всколыхнувший степное море. Ехать пришлось совсем чуть, верст семь-восемь. Увидев скачущего навстречу одного из идущих по следу воинов, Ратислав сделал знак остановиться.
– Встали на ночевку, – выпалил тот, подскакав к боярину.
– Добро, – кивнул Ратьша, повернулся к Могуте. – Коней оставляем здесь. Вон в той балке. Дальше – пешком. Как раз до темноты доберемся. Так? – Это уже к прискакавшему сакмогону.
Тот кивнул.
– Вот и ладно. Веди.
До стана татар оказалось верст пять. Пока дошли, совсем стемнело. Ночь безлунная. Это для русичей хорошо. Степняки расположились в неглубокой балке, по дну которой протекал ручей. Провожатый вывел отряд правее стана саженей на двести, чтобы не наткнуться на дозорных. Прилегли на краю обрыва, прикидывая, как действовать дальше.
Татары особо не осторожничали: во тьме трепетало пламя пяти костров, хорошо освещающих стан, слышался громкий говор, хохот. В общем, чувствовали себя здесь хозяевами. Ну что ж, оно и лучше. Глядишь, стеречься ночью будут не слишком. У дальнего края балки, саженях в пятистах, слышно, как топчется табун. Подполз второй сакмогон, шедший по татарскому следу. Он за то время, пока отряд добирался сюда, успел кое-что разведать.
– Трое дозорных, – шепотом доложил он Ратиславу. – Один с нашего края балки, вон за теми кустами, второй – на той стороне между деревцами. Видишь?
Боярин кивнул.
– И последний в самой балке, ближе к нам, в ивняке у ручья. Во-он, саженях в ста. С той стороны стана в балке их табун с двумя табунщиками.
– Понятно, – еще раз кивнул Ратислав. – Ладно, пока отходим и ждем конца ночи.
Так же, сторожась, отошли на версту от становища, и там боярин объяснил, кому что предстоит сделать. Брать татар решил, как обычно, ближе к утру, когда сон особенно сладок, а у сменившихся, толком не проснувшихся дозорных слипаются глаза. После того как все обсказал, разрешил людям немного подремать. Сам тоже прилег, завернувшись в плащ.
Проснулся, как и хотел, до света. Могута уже ходил между спящими, будил. Те поднимались, терли лица выпавшей на траву росой и беззвучно исчезали в темноте. Могута отправился с частью отряда, который должен был напасть с противоположной стороны балки.
Оставшиеся с Ратьшей воины выждали время, нужное соратникам для того, чтобы добраться до определенных им мест, и тоже двинулись к татарскому стану. Залегли саженях в ста от кустов, где скрывался татарский дозорный. Снять его Ратислав послал двоих опытных в таком деле сакмогонов. Через какое-то время оттуда раздался чуть слышный шум. Готово.
Боярин поднялся на ноги и, пригибаясь, двинулся вперед. Полтора десятка воинов последовали за ним. Добрались до края балки, подали сигнал – мол, с дозорным покончено – и затаились. Справа из балки закричала пустельга. Понятно: и этот дозорный готов. Еще немного погодя пустельга прокричала с противоположной стороны балки и почти сразу слева, оттуда, где пасся татарский табун.
Небо на востоке начало светлеть. Ночная тьма потихоньку сменялась утренними сумерками. Можно начинать. Ратислав каркнул вороном, вынул кривую хазарскую саблю из ножен и двинулся вниз по откосу. Воины, растянувшись цепью, шли следом.
По дну балки роса выпала особенно обильно. Трава здесь стояла высоко, потому одежда у Ратьши сразу вымокла по пояс. Стал мокрым и рукав кафтана на левой руке, которой он раздвигал траву, чтобы потише шуршала.
Пахнуло дымком от продолжающих тлеть костров. А вот и первый спящий враг, укрывшийся от ночного холода и утренней сырости овчиной. Рядом лежат лук в налучье и два тула непривычной формы, набитые стрелами. Голову татарин положил на седло, седло лежит на небольшом кожаном щите. В изголовье воткнуто копье. Из-под дерюги высовывается широкая сабля в ножнах. Молодец, все оружие под рукой. А вот еще один спящий и еще. У каждого в изголовье торчит копье. Хорошо, глядишь, никого не пропустим. Чуть подальше – почти прогоревший костер, подернутый светло-серой золой. От костра все еще поднимался тонкий дымок.
Справа и слева послышалось негромкое шуршание травы – то подтянулись идущие позади воины. Ратислав совсем неслышно подошел к самому костру, оглядел спящих. Нет, начальников, которых нужно оставить в живых, среди них не видно. Можно бить. Дал сигнал своим и сам, сдернув овчину с ближнего татарина, рубанул концом сабли по шее. По сторонам раздались вскрики и хряск от рубящих ударов. С этими покончено.
Бегом к следующему костру, пока не очухались. С той стороны стана тоже шум, вскрики и звук ударов – подоспел Могута со своими. Молодец. Главное, чтобы не побили языков.
Вот и костер. Татары вокруг него все еще спят. Нет, один зашевелился, сбросил овчину, сел, тревожно прислушиваясь. Сидит спиной к Ратьше. Этот тоже простой воин. Два прыжка, удар между плечом и шеей, веер красных брызг. Татарин, всхрапнув, завалился набок. Его товарищ, лежащий неподалеку от только что убитого Ратиславом, вскочил сразу, без раскачки, с уже обнаженной саблей в руке. Увидев боярина, дико заверещал и кинулся на него, целя саблей в голову. Жаль, по-тихому не получилось.
Ратьша легко отбил удар, присмотрелся – и этот обычный воин. Обозначил удар в левое плечо, скользнул клинком вдоль подставленной сабли вниз и тут же снизу вверх полоснул противника по внутренней поверхности левого бедра. Тот охнул, зажал брызнувшую кровью рану, отшагнул назад. Этот не жилец, главная кровяная жила перерезана. Совсем скоро лишится сознания, а там и помрет, если не перетянуть ногу повыше раны. Но ждать некогда, и Ратислав добил подранка двумя ударами.
Поднял-таки тревогу этот живчик. Спящие татары проснулись. Кто успел, обнажили сабли, попытались сбиться в кучу. Удалось это немногим. Ратьшины воины поворачивались быстро, опомниться не давали. В итоге в середине стана собралось около десятка степняков, вставших спина к спине, ощетинившихся саблями и прикрывшихся шестью щитами. Больше, видать, прихватить не успели. Начальство в богатой одежде, примеченное вчерашним вечером, затолкали в центр строя. Осталось их, правда, только двое из пяти. Побили все же, черти, троих. Говорил же, беречь, брать живыми. Ужо устрою вам! Ну да ладно. Этих надо брать невредимыми. Вот только теперь со степняками, приготовившимися умереть, что делать? Боярин рявкнул, приказывая остановить бой.
Схватка приостановилась. Распаленные боем русичи окружили врагов плотным кольцом, готовые завершить начатое. Завершат. Только чего это будет стоить? Да и языков могут порубить в запале. Решение созрело быстро.
– Копья собрали! – прорычал Ратислав.
С десяток воинов бросились собирать по стану татарские копья. Собрав, раздали их соратникам. Те уже поняли, что делать дальше. Выставив копья, начали сжимать кольцо. Сабля против копья тут не пляшет. Татары пытались, конечно, перерубить древки. С тремя-четырьмя копьями такое даже получилось, но это их не спасло. Врагов быстро перекололи, кроме тех двоих в богатой одежде. Один, поняв, что нужен нападающим живым, сам бросил саблю. Второй, рыча, словно дикий зверь, отбивался до последнего. Пришлось сдавить его татарскими щитами, тоже подобранными здесь, в стане. Свои не взяли, не думали, что придется принять здесь настоящий бой. Поваленный наземь, обезоруженный татарин продолжал и тут кричать, отбиваться ногами и даже кусаться. Пришлось спеленать руки и ноги, а в рот воткнуть кляп.
Уф! Вроде все кончилось! Ратьша присел на татарское седло, подобрал валяющуюся поблизости тряпку и начал вытирать саблю от крови. Вскоре подошел Могута. Остановился рядом.
– Говори, – приказал Ратислав.
– У нас двое раненых, – начал ближник. – Один ничего. Руку порубили. А вот второй не жилец, пырнули в живот.
Да, по-тихому не получилось. Боярин вздохнул.
– Тому, что с рукой, рану промойте хорошо. Вон в ручье. Перевяжите. А там уж как Перуне даст. Со вторым… – Ратислав потер подбородок. – Сам знаешь, что делать.
Могута кивнул. Да, законы степной стражи суровы. В поиске, в глуби вражьей земли тяжелораненых с собой не таскают, иначе один погубит всех. Каждый сакмогон об этом знает и готов к тому.
– Пошлите кого за конями. А пока пригонят, пленных поспрошаем.
Ближник кивнул, но уходить не спешил.
– Что еще? – спросил боярин.
– Похоже, не всех побили. Кто-то ушел.
– Еще не легче, – вскинулся Ратислав. – Как такое получилось?
– Да костерок один оказался на отшибе. Уж не знаю почему. Там трое ночевали. Костер прогорел, не дымил, их в сумерках и не заметили. Все свое, кроме сабель и луков, бросили.
Ратислав сокрушенно покачал головой.
– Можно поискать, когда коней пригонят, – предложил Могута. – Погоню могут по следу пустить.
– Долго. Да и не поймать: скорее всего, нырнули в траву, как тетерки, ищи их теперь. Ну да пусть наши попробуют, поищут, пока допрашиваем. Вели языков сюда тащить.