Петр был зол, получив письмо от царевича Ивана, где было сказано, что Софья запрещает юному царевичу принимать шведское посольство в Москве, оставив свои корабли без присмотра. Петр был вне себя от ярости. В просторной горнице раздавались крики царевича и звук бьющейся посуды, дворовые мужики скулили от боли, получив нагоняя от Петра, а дворовые девушки с криками разбегались в разные стороны. Даже Алексашка Меншиков, преданный слуга юного царевича, забился в угол и молчаливо наблюдал за погромом, боясь проронить слово. Наконец Петр успокоился и сел за стол. Меншиков закусил кулак и, перекрестившись, выдохнул, понимая, что буря закончилась. Он осторожно выглянул из-за печи. Петр сидел, подперев подбородок правой рукой, и смотрел в окно.
В дверь раздался тихий, робкий стук, и показалась фигура Франца.
– Питер, я могу заходить?
Петр повернул голову в его сторону и поманил его рукой. Лефорт, осторожно ступая по половицам, подошел к столу и сел рядом с царевичем.
Он тихо положил руку ему на плечо и негромко произнес:
– Поезжай в Москву, Питер. Шведы приехали не к царевне Софье. Они хотят посмотреть на молодого царевича, который строит корабли. Никто без их дозволения и науки не мог позволить себе такую роскошь, Питер.
Услышав слова Лефорта, Петр лишь похлопал его по плечу, но в его глазах уже не было злобы, ничто больше не мешало принять царевичу верное решение.
– Алексашка, подавай карету, – резко крикнул он Меншикову. – В Москву едем.
– Мин херц.
Меншиков подскочил к царю:
– А как же царевна?
Петр встал:
– Я царевич и брат мой Иван. А с послами государственные дела решать не бабье дело. Собирайтесь! Франц, – Петр взял Лефорта за руку. – Поедем со мной. Шведы зело хитры, неспроста в Москву приехали.
Лефорт с удовольствием согласился:
– Немного минут, ваше величество.
Карета юного царевича ехала по ухабам и рытвинам Ярославской дороги. В карете сидели трое. Царевич Петр, Меншиков и Лефорт.
– Состояние вашего брата совсем плохо.
Лефорт покосился на Меншикова.
– Ваш друг Александр заметил, что в подписи царевича Ивана вновь пляшут буквы, очевидно, это обострение. Вы должны как можно быстрее взять правление в свои руки.
Меншиков подмигнул Петру:
– Вот видишь, мин херц, ваша матушка права. Нужно жениться.
– И ты об этом! – вскипел Петр и с прищуром посмотрел на Меншикова.
Алексашка поднял руки к груди:
– Молчу, мин херц, но видит бог, о державе заботимся.
– Знаю, – буркнул Петр. – Сестрица сама править хочет.
Карету тряхнуло.
– Дороги у нас никуда не годятся, мин херц, – с сожалением произнес Меншиков.
– Это правда, Петер. Очень плохие дороги, – подтвердил Лефорт, ухватившись за ушибленный недавно бок.
– Если мы дороги строить начнем, то денег на флот не останется, – Петр выглянул в окно. – Скоро Москва уже. Потерпите. Чтоб дороги как в Швеции и Ливонии строить, много камня надо, – усмехнулся Петр. – Да что там Швеция, земелька манеханькая, словно вошь. Правда, армией и флотом похвастать могут.
– И у нас такие будут, мин херц, а коль сам править будешь, и деньги найдутся, – подзадорил царевича Меншиков. – Хочешь, у бояр забери, а хочешь, заводы новые ставь. Все твоей воле подвластно будет.
Петр улыбнулся:
– Хорошо бы, Алексашка. Такую державу построим. Шведам нос утрем.
Лефорт слушал и лишь качал головой, словно утверждая, что этот человек сможет все. Построит верфи и фактории, а тесно ему станет на Руси – к морю пойдет. Шведы предвидели это и не зря посольство отправили. По их мнению, лучшим правителем для Московии была бы царевна Софья, хранительница старого заскорузлого образа жизни, дремучего народа и алчных бояр. Петр же полная противоположность. Скорее всего, шведский король тайно поддержал притязания Софьи на московский престол. Европе не нужен был Петр, он для них представлял огромную опасность.
Вдали показались стены Белого города и слободок.
Покосившиеся крыши посадских изб и грязь на улицах навевали на Петра дурное настроение.
– Не хочу в Москве царствовать! – неожиданно для всех произнес Петр.
Меншиков и Лефорт открыли рты от изумления.
– Новый город поставлю. Краше Москвы будет, дороги из камня построю, да дворцы, как в Европе, золоченые, да с фонтанами.
Меншиков отмахнулся от слов Петра:
– Эко ты, мин херц, замахнулся. Чем же тебе Москва не угодила?
– Замшелая она какая-то, – громко произнес Петр. – Паутиной поросла. Нет тут свежего воздуха.
Лефорт лишь кивал головой, соглашаясь с царем.
Ему и самому не нравился тесный, приземистый городишко.
Столица должна быть как фрегат, как паруса на корабле. Свободная, чистая и в то же время мощная, как пушки на галеоне.
– Все так, мин херц, – согласился Меншиков. – Где же такие деньжищи возьмем?
– На Урале, в Сибири, ну и бояр наших потрясем немного, – усмехнулся Петр. – Хватит жировать да мошну за счет государства набивать.
Карета въехала в Кремль через Спасские ворота.
Софья встретила брата холодно. Нет, она не была надменной и холодной, она решила на время отстраниться от борьбы за трон. За ее спиной жался к стене думский боярин Шакловитый, которого Петр считал чуть ли не самой большой проблемой к своему полному воцарению. Шакловитый, завидев юного царевича, заскрипел зубами, но поклонился, как требовал этикет.
Князь Голицын хоть и не радовался встрече, но решил не накалять обстановку, проявив интерес к постройке флота и справившись о нужде Петра в денежных средствах.
Между Петром и Софьей уже не ощущалось вражды, но в глубине души царевне все же была неприятна эта встреча. Несмотря ни на что, Софья с родственной теплотой обняла юного царевича.
Петр шел широким шагом по расписным залам родового гнезда, вспоминая свое беззаботное детство и покойного папеньку, следом за ним и Софьей шоркали каблуками сапог Голицын и Шакловитый.
Лефорт и Меншиков семенили чуть поодаль.
– Слышала Петруша, ты корабли строишь? – невзначай спросила царевна. – И в имении своем крепость возвел. От кого обороняться собрался? Ты же будущий царь.
Петр поморщился:
– Нет боязни никакой, сестрица. А крепость эта, Престбург, для обучения солдат выстроена.
На лице Софьи показалось некое недопонимание:
– Так стрельцы наши осадным маневрам обучены.
– То стрельцы, сестрица, – отрезал Петр. – А я хочу новое войско и чтобы на судах и на земле воевать могло. Как в Европе.
Царевна удивленно посмотрела на Петра.
– А стоит ли нам, братец, за Европой стремиться? Чем наше русское государство плохо?
– С таким войском мы только с печью воевать сможем!
Услышав слова царевича, Шакловитый поморщился. Он понял, что Петр окончательно опустошит казну и, дай ему безграничную власть, возьмется за боярские вотчины. Шакловитый одернул Голицына за рукав.
Они поравнялись, и Федор Леонтьевич прошептал так, чтобы не слышали идущие позади Лефорт и Меншиков:
– Петр со своим флотом и потешными войсками совсем разорит нас.
Голицын утер платком нос и в ответ прошептал:
– Уже войска у царевича вовсе не потешные, и галера самая настоящая. Мне писано было с Преображенского, что войска Петруши еще и стрельцам фору дадут. Отменно стреляют и саблями владеют.
Шакловитый с сожалением покачал головой, затем остановился и, поднеся руку ко рту, задумчиво произнес:
– Но стрельцов-то, стрельцов, пожалуй, поболее будет, чем потешных, а, Василь Василич?
На него чуть не наткнулись Меншиков и Лефорт. Услышав разговор про стрельцов и потешные войска из уст Шакловитого, Меншиков обошел вокруг думского боярина и, приблизившись, прошептал ему прямо в лицо:
– Да, мало потешных полков, а мы еще наберем. А ты нам денег дашь. Сам дашь. Запомни.
Шакловитый отпрянул:
– Тьфу ты, черт безбородый, испугал. Не я решаю такие вопросы. Иди давай.
Он отстранил Меншикова со своего пути и устремился догонять царевну.