Дионисий вышел из лесной избы. Дерн с крыши почти весь съехал на землю, и перед маленьким оконцем лежала куча земли. Бревна потемнели от времени, и маленькую дощатую дверь уже затягивало кустами дикой малины. Ему и не надо было больше. Здесь, в глухой лесной чаще, отгороженной от ближайшего поселения бревенчатым частоколом, ему никто не указывал, сколькими перстами креститься, какие поклоны бить, как читать молитву. Вокруг его избушки, словно грибы подосиновики, выросли такие же избы новой раскольничьей братии. Мужики стучали топорами, вырубая делянки под новые хижины, детишки бегали меж деревьев, собирая ягоды и грибы. Бабы стирали у речки белье. Скит жил своей обыденной и в то же время таинственной жизнью. По сути, она и не отличалась от прежней жизни, за исключением различий в обрядах и поведении людей. В скиту никто не пил хмельных напитков. Все были заняты делом и молитвой. Новый вятский воевода Андрей Иванович Леонтьев знал старца Дионисия и по старой памяти не стал препятствовать появлению нового скита на берегах Вятки. От властей это скрыли, да и воевода на своей земле сам себе власть, лишь бы народ раскольничеством не прельщали да в мирские дела не совались. Так и рос скит год за годом. Беглые колодочники, скитаясь по вятским лесам, рано или поздно обретали в ските тихое пристанище. Слышал про то и Прокофий от учителей бывших. Сейчас его путь лежал через город Хлынов, где в придорожном трактире разместился на постой стрелецкий старшина Разбойного приказу с сотней стрельцов, а в недалеком будущем полковник Емельян Федотович Басаргин. Емельян Федотович с тоской взирал на провинциальное устройство трактира. Стены заведения давно не видывали уборки, на маленьких оконцах висели замызганые льняные занавески, а черные от копоти углы делали помещение еще темнее, чем оно было на самом деле. Столы и скамьи были настолько хлипкими, что, казалось, вот-вот развалятся, а в воздухе витал запах старого жира, алкоголя и гари от забитого дымохода. Лысоватый, худощавый хозяин трактира, одетый в затертый жиром кафтан, прекрасно вписывался в интерьер собственного заведения. Басаргина на пороге трактира встретила жена трактирщика, жирная неухоженная баба в замусоленном переднике. Воеводы в Хлынове на данный момент не оказалось, так как гостил у родни на именинах, но Басаргину обязательно надо было увидеться с ним, чтобы вручить грамоту от Шакловитого, заверенную царской печатью. В тот же день к воеводе отправили гонца со срочной депешей, Басаргину оставалось только ждать. Старшину внимательно разглядывали десятки глаз завсегдатаев таверны, которые с опаской перешептывались, что делало его присутствие невыносимым, но перед ним стояла задача любым способом выяснить, где находится раскольничий скит. Взгляд Емельяна Федотовича упал на трактирщика.
– Подойди ко мне, человече, – надменно растянул он.
Трактирщик оставил посуду на полке и, преклонив голову, подошел к старшине. Басаргин еще раз обвел его взглядом, пытаясь выхватить деталь из его облика, которая непременно даст ему железную зацепку для задушевной беседы в пользу самого Басаргина.
«Сапожки у него, конечно, хлипенькие», – подумал про себя Емельян Федотович. Но с нужды ли али от суетной работы, старшина не знал.
«Раз штаны заплатами штопаны, беден трактирщик, раз на одежку новую барышей не хватает», – продолжал рассуждать старшина, осматривая внешний вид трактирщика. Наконец, Басаргин принял позу благодетеля и достал из-за пояса тугой кожаный кошель.
– Знаешь, что тут? – хитро прищурившись, спросил старшина.
Трактирщик в знак согласия кивнул головой и тихо произнес:
– Как не знать, ваше благородие.
– Да ты садись, в ногах правды нет, – старшина рукой указал трактирщику на табурет рядом с собой и достал из кармана небольшой мешочек, от которого пахло табаком.
Трактирщик поморщился, ему еще не ведом был запах табака.
– Знаю, братец, – начал Басаргин, – терпишь нужду. Народа мало к тебе захаживает, и доход не велик.
Трактирщик согласно закивал:
– Верно, батюшка.
– Софья Алексеевна, да будет здрава, матушка, – перекрестившись за здравие царевны, Басаргин тут же продолжил: – Царевна наша хочет отыскать человека одного. Можно сказать, святого.
При слове «святого» Басаргин нелепо поморщился. За помощь в деле грошей много ссудила. Емельян Федотович поднял кошель со стола и потряс им перед трактирщиком. Звон монет все больше манил несчастного.
– Тут на пять твоих трактиров хватит, – все больше заманивал трактирщика старшина. – Если не откажешь в помощи скит раскольничий отыскать, награжу. Народ к тебе разный ходит, может, слышал чего. Вино-то оно всем языки развязывает. А коль не слышал, то прислушаться не поленись. Разузнать надо, может, проводник имеется, чтоб через ваши леса провел прямо в логово раскольничье.
Трактирщик согласно кивнул и, громко шаркая по земляному полу, поплелся к себе в комору.
– Вот и хорошо, – старшина поднялся с табурета и расправил плечи.
Поправив поясной ремень, он, по привычке соблюдая опрятность формы, прищурился и посмотрел вслед уходящему трактирщику.
Деньги за предоставленный ужин Емельян Федотович оставил на столе, хотя остался крайне недоволен местной кухней, но одно успокаивало его душу: этот пройдоха найдет хоть самого черта, лишь бы получить условленный гонорар. Открыв двери, он ненадолго застыл в проеме, словно пытаясь вспомнить, что хотел сказать, но вскоре решительно шагнул за порог, громко захлопнув за собой дверь.
Через три дня вернулся гонец от воеводы с разрешением на экспедицию против раскольничего скита. При всей своей власти над здешним краем воевода не мог пойти против воли царевны. Трактирщик за три дня разузнал, что идти надо пятьдесят верст к деревне Матреново, далее вглубь леса двадцать верст, или семьдесят верст напрямик, вдоль берега реки.
Басаргин, оставшись довольным удачным стечением обстоятельств, распоряжался закупкой провизии на городском базаре. Десятки любопытных местных зевак следили за незнакомцем, настороженно наблюдая за каждым его движением. Любой из них мог в любой момент сорваться на лошадь и гнать во весь опор, чтобы предупредить скитников. Но Басаргин был человек не простой, ожидая подобную выходку со стороны здешнего люда, заранее выставил на северной дороге караул из стрельцов, а тех, кто появлялся на дороге без письменого распоряжения старшины, тут же останавливали и запирали под замок в одном из дворов.
Скит продолжал жить обычной жизнью. На песчаной отмели в берег уткнулись стволы сплавляемых по реке деревьев. Скитники, закинув вокруг стволов петлю, вытаскивали их на берег. Маленькая церквушка уже обросла десятью рядами бревен. Некоторые из стволов уже затащили на козлы и большой двуручной пилой распускали их на доски. Лики святых для нового храма Дионисий тайком привез из Хлынова.
Пока церковь не достроили, богослужения проводили в избе раскольника Мирона.
Выстроенная из цельных бревен изба была достаточно просторна, а махонькие узкие оконца, напоминавшие бойницы, придавали избе вид неприступной крепости. Ружья у Мирона тоже имелись. Три кремниевых ружья были бережно завернуты в тряпицу и уложены на узкой полочке, под самым потолком, надежно скрытые от посторонних глаз. Старец Дионисий хоть и частенько захаживал в избу к Мирону, но об оружии не знал. Неизвесто было и то, что в сапоге у Мирона всегда имелся нож ручной работы. Закончив работу, скитники сели отдыхать тут же на берегу среди бревен. Легкий летний ветерок нежно касался разгоряченных от работы тел, ласково убаюкивая их обладателей. Мужики, пригревшись и разомлевши на солнышке, стали зевать.
Дружина Басаргина все больше и больше погружалась в глубь лесной чащи. Красные стрелецкие шапки было приказано снять, чтобы не спугнуть скитников. Добравшись до места, стрельцы окружили скит со всех сторон, надежно укрывшись среди кустов и деревьев. Все ожидали момента, когда старец Дионисий, наговорившись с мужиками, пойдет в свою избу, где его тихонько прихватят молодцы Басаргина. Но старец никуда не спешил, продолжая давать наставления своим ученикам. Что говорил старик, расслышать было невозможно, так как расстояние значительно отделяло стрельцов от скитников; старец то указывал перстом в небо, то грозил мужикам, сидящим на вытащенных из реки бревнах. Легкий ветерок доносил обрывки фраз, в которых говорилось о покаянии, адском пламени и чертях болотных.
– Какой же упертый старикан мне попался. Другие старцы пошли вслед за новой верой да остальной народ на путь истинный направляют. А этот мало того что сбег, так еще и скит свой обустроил, – лежа в засаде, рассуждал Емельян Федотович. – Зачем только он патриарху нужен. Забот на Руси мало, что ли? Переловить бы всех, да в кандалах на каторгу.
Тем временем скитники потянулись в избу Мирона.
– Чертово отродие, – выругался про себя Басаргин. – Ей-богу, шабаш затеяли. А ну, ребята, бери их всех.
Он махнул рукой, и к той же избе устремились десятки стрельцов. Из маленького окошка раздался выстрел пищали.
– Ну, чего разлеглись! – злобно крикнул Басаргин. Стрельцы поднялись и бросились к срубу. Дверь была крепко заперта. За ней слышались ругань мужиков и завывания баб и детишек. Вскоре через маленькие окошки прорезались еле заметные струйки дыма, которые быстро нарастали и вскоре превратились в клубы едкого сизого дыма.
– Горят! – крикнул один из стрельцов старшине.
Басаргин отскочил от сруба. Дым становился гуще, и уже прорывался сквозь крышу огонь.
– А ну, ребята, ломай двери.
Старшина тут же бросился к двери в надежде сбить ее с петель. Двое стрельцов прибыли ему на помощь. Но дверь, сколоченная из крепких досок, не поддавалась.
– Емельян Федотыч! – к старшине подскочил коренастый стрелец по прозвищу Дерюга.
– Ну, чего тебе, – огрызнулся Басаргин, продолжая попытки выбить плечом крепко запертую дверь.
– С крыши надо доски сбивать, может, кого спасти успеем, – отдышавшись от едкого дыма, заключил Дерюга.
– Ну, давай, коли можешь, – кивнул старшина.
Дерюга, воспользовавшись плечами своих сослуживцев, вмиг очутился на уровне и начал срывать еще свободный от огня дерн. Его примеру последовали еще несколько стрельцов, но их попытка не увенчалась успехом. Пламя усилилось и яркими языками вырывалось из махоньких окон-бойниц. Бабы и дети заревели сильнее. Стрельцы усилили натиск. Десяток из них уже тащили с берега реки обтесанное бревно. После трех ударов дверь все же поддалась и с хрустом выпала внутрь помещения. Стрельцы ворвались в сруб, вытаскивая обгоревших ревущих баб и детей. Внутри сруба прозвучали выстрелы и послышались душераздирающие вопли. В дальнем углу уже бился в адской агонии Мирон, пытаясь сбить огонь с одежы. Дерюга с десятком стрельцов успели вынести из огня еле живого Мирона и принялись тушить огонь, уже затронувший его кожу. Вслед за ним стали вытаскивать остальных скитников, стараясь спасти всех. Последним выводили Дионисия. Старик сопротивлялся, кричал, пытался упереться ногами в землю, чтобы сдержать напор стрельцов.
– Врезать бы ему хорошенько! – крикнул Дерюга.
– Постой! – остановил его Басаргин. – Царевна приказала доставить его без телесных повреждений.
Дерюга кивнул и заломил старцу руки.
– Связать-то надо? – подмигнул он старшине.
– Вяжи! – улыбнулся старшина. – А то, неровен час, сбежит старик.
– Баб с детьми и мужиков куда определить? – спросил подошедший десятник.
– Гони в город, – усмехнулся Басаргин. – Пусть воевода сам наказание придумает.
Старшина посмотрел на согнанных с кучку скитников. Здоровые лбы, им бы служить, а не по лесам прятаться. Сдать бы всех в Разбойничий приказ, пусть там определят, куда работать отправить.