– Что-то вы долго сюда добирались! – с улыбкой сказала Кэти, выходя из дверей дома. Я понятия не имела, что они с Линкольном будут встречать нас у дома, но это было вполне закономерно: они не видели нас уже давно, а жили всего в пяти минутах пути от нас.
– Бабуля! – воскликнула Эмма, когда я отстегнула ее от кресла. Она выскочила из машины и побежала к своей бабушке, радостная, как никогда. Кэти обняла Эмму и подхватила на руки, прижимая к себе. – Мы вернулись домой, бабуля!
– Знаю-знаю. И мы очень рады это слышать, – отозвалась Кэти, осыпая личико Эммы поцелуями.
– А где деда? – спросила девочка про Линкольна, своего дедушку по отцу.
– Ищешь меня? – поинтересовался Линкольн, выходя из дома. Он выглядел намного моложе своих шестидесяти пяти лет. Кэти и Линкольн, наверное, никогда по-настоящему не должны были постареть – у них были самые молодые сердца в мире, и они были куда активнее, чем большинство моих ровесников. Однажды я пришла на пробежку вместе с Кэти и выдохлась примерно через тридцать минут – а она сказала, что мы пробежали только четверть ее обычного маршрута.
Линкольн принял Эмму из рук жены и подкинул в воздух.
– Ну-ну-ну, и кто это у нас тут?
– Деда, это я! Эмма! – засмеялась она.
– Эмма? Не может быть! Ты слишком большая для того, чтобы быть моей маленькой Эммой.
Она замотала головой.
– Деда, деда, это я!
– Ну, если так, то докажи. Моя малышка Эмма всегда целовала меня по-особенному. Ты так умеешь?
Эмма наклонилась вперед и потерлась носом об обе щеки Линкольна, а потом чмокнула его в нос.
– О боже, это и правда ты! Так чего же ты ждешь? У меня есть красно-бело-синее мороженое, специально для тебя. Идем в дом! – Линкольн повернулся ко мне и приветственно подмигнул. Потом вместе с внучкой устремился к дому, а я улучила несколько секунд, чтобы оглядеться.
Трава выросла высокая, в ней росли сорняки и «пожелайки», как любила называть их Эмма. Ограда, которую мы начали устанавливать, была закончена только наполовину – Стивен так и не успел завершить эту работу. Мы хотели огородить участок, чтобы Эмма не подходила слишком близко к проезжей части дороги и не забрела случайно в обширный лес, начинавшийся за нашим домом.
У боковой стены дома лежали белые деревянные столбики, ожидая, пока кто-нибудь доделает ограду. Я бросила взгляд в сторону заднего двора. За наполовину построенным забором виднелись кроны деревьев – лесная чаща тянулась на многие мили. Часть моей души хотела убежать, затеряться в этом лесу и остаться там на долгое время.
Кэти подошла и обняла меня, крепко прижав к себе. Я немного расслабилась и обняла ее в ответ.
– Ты как, держишься? – спросила она.
– Пока еще держусь.
– Ради Эммы?
– Ради Эммы.
Кэти сильнее сжала меня в объятиях, потом отпустила.
– Во дворе полный беспорядок. Никто не был здесь с тех пор, как… – Голос ее прервался, улыбка погасла. – Линкольн сказал, что позаботится об этом.
– Да нет, не нужно. На самом деле я могу справиться со всем сама.
– Лиз…
– Правда, Кэти. Я так хочу. Я хочу все восстановить.
– Ну если ты так уверена… По крайней мере, твой двор – не самый грязный в квартале, – пошутила она, кивнув в сторону соседского дома.
– Там кто-то живет? – спросила я. – Мне казалось, что дом мистера Рейкса никто не купит после всех этих слухов о том, что там водятся призраки.
– Да. Но кто-то действительно купил этот дом. Я не сплетница, но тип, который теперь живет там, немного странный. Ходят слухи, будто он бежит от чего-то, что он сделал в прошлом.
– Что? Ты имеешь в виду, он преступник?
Кэти пожала плечами.
– Мэрибет сказала, что слышала, будто он зарезал человека. А Гэри сказал, что этот человек убил кота за то, что тот мяукнул не вовремя.
– Не может быть! Что за… Неужели мне придется жить по соседству с психопатом?
– Да нет, я уверена, что все в порядке. Ты же понимаешь, в маленьких городках всегда ходят слухи, но я сомневаюсь, что в них есть хоть капля правды. Но этот человек работает в магазине у Чокнутого Хенсона, так что, наверное, у него и правда с головой не все в порядке. Но ты просто запирай на ночь двери, вот и все.
Мистер Хенсон был владельцем магазина «Нужные вещи» в центральной части Мидоус-Крик и одним из самых странных людей, о которых я когда-либо слышала. О его странностях я знала только по словам других людей.
В Мидоус-Крик лучше всего умели жить так, как живут в маленьких городах, и сплетничать. Люди постоянно к чему-то стремились, но никто ничего по-настоящему не добивался.
Я посмотрела на другую сторону улицы и заметила трех человек, обменивающихся слухами возле почтовых ящиков. Две женщины деловито прошли мимо моего дома, и я услышала, как они беседуют о моем возвращении в город – они даже не поздоровались со мной, зато сразу начали обо мне сплетничать. Из-за угла вышел мужчина с маленькой дочкой – он учил ее ездить на детском велосипеде, и, похоже, она впервые села на этот велосипед без дополнительных колесиков.
На моих губах возникла улыбка. Это была типичная жизнь маленького городка. Все знали все обо всех, и эти сведения быстро расползались по округе.
– Как бы то ни было, – с улыбкой продолжила Кэти, возвращая меня к реальности, – мы привезли кое-что для барбекю и для ужина. Забили твой холодильник до отказа, так что тебе не придется беспокоиться о закупке продуктов еще неделю или две. И к тому же мы расстелили на крыше одеяла, чтобы посмотреть фейерверки, которые начнутся… – Небо засветилось синим и красным, наполнив мир цветным огнем. – Сейчас!
Я посмотрела в сторону крыши и увидела Линкольна с Эммой на руках. Они расположились поудобнее и восклицали: «О-о-о! А-а-а!» – всякий раз, когда вечерний сумрак озарялся огнями.
– Иди сюда, мама! – позвала Эмма, не отрывая глаз от сполохов в небе.
Кэти обняла меня за талию, и мы направились к дому.
– После того как Эмма уснет, я хотела бы распить с тобой бутылочку вина. Мы приготовили несколько специально для тебя.
– Для меня? – переспросила я. Она улыбнулась.
– Для тебя. Добро пожаловать обратно домой, Лиз.
«Домой».
Я гадала, когда эта колючая боль утихнет.
Линкольн захотел уложить Эмму спать, но задержался дольше обычного, и я решила заглянуть к ним. Всякий раз, когда я укладывала дочь в кровать по вечерам, она доставляла мне немало проблем, и я была уверена, что деду тоже приходится нелегко. Я на цыпочках прокралась по коридору, но не услышала капризного плача – и это был добрый знак. Заглянув в комнату, я обнаружила, что дед и внучка крепко спят на кровати, и ступни Линкольна свешиваются за край матраса.
Кэти, подойдя ко мне сзади, хихикнула:
– Не знаю, кто больше рад воссоединению, Линкольн или Эмма.
Она провела меня в гостиную, и мы уселись за столик, на котором стояли две самые большие винные бутылки, какие я когда-либо видела.
– Ты пытаешься напоить меня? – засмеялась я. Она в ответ хмыкнула:
– Если тебе от этого станет легче, я просто обязана это сделать.
Мы с Кэти всегда были очень дружны. Моя мать в мои отроческие годы не очень-то баловала меня заботой и теплом, и когда я вышла замуж за Стивена и познакомилась с Кэти, это было словно глоток свежего воздуха. Она приняла меня с распростертыми объятиями и никогда меня не отталкивала. Когда она узнала о том, что я беременна Эммой, то заплакала от радости – еще более бурно, чем я сама.
– Я чувствую себя ужасно виноватой за то, что так надолго разлучила их, – сказала я, прихлебывая вино из своего бокала и глядя вдоль по коридору в сторону Эмминой комнаты.
– Милая, твоя жизнь перевернулась вверх дном. Когда происходят трагедии, в которых замешаны дети, ты не думаешь, ты просто действуешь. Ты сделала то, что считала лучшим – ты выживала. И не можешь винить себя в этом.
– Да. Но у меня возникает ощущение, что я убегала отсюда ради себя самой, а не ради Эммы. Просто все это было слишком тяжко, чтобы я могла справиться. Эмме, наверное, лучше было бы оставаться здесь. Она скучала по этому месту. – Мне на глаза навернулись слезы. – И мне следовало навещать вас с Линкольном, звонить чаще. Мне очень жаль, Кэти.
Она подалась в мою сторону, уперев локти в колени.
– А теперь послушай меня, милая. Сейчас без восемнадцати минут одиннадцать часов вечера, и прямо сейчас, в десять сорок две, ты перестаешь винить себя. Прямо сейчас, в этот момент, ты прощаешь себя. Мы с Линкольном все понимаем. Мы знаем, что тебе нужна была передышка. Не думай, что ты должна искупать какую-то там вину перед нами, потому что ты не должна.
Я вытерла несколько слезинок, выкатившихся из глаз.
– Дурацкие слезы, – засмеялась я.
– Ты знаешь, что поможет унять слезы? – спросила Кэти.
– И что же?
В ответ она налила мне еще один большой бокал вина. «Умная женщина».
Мы еще несколько часов сидели и болтали, и чем больше мы пили, тем больше смеялись. Я забыла уже, как тепло бывает от смеха. Она спросила меня о моей матери, и я, не удержавшись, сморщила нос.
– Она все еще не пришла в себя. В каком-то смысле она ходит кругами, совершая одни и те же ошибки с людьми одного и того же типа. Я гадаю, есть ли точка, после которой человек уже никогда не может вернуться к себе. Мне кажется, она всегда теперь будет такой.
– Ты любишь ее?
– Да. Даже тогда, когда мне не нравится то, что она делает.
– Тогда не отказывайся от нее, не теряй надежды. Даже если тебе какое-то время нужно пожить отдельно. Люби ее и верь в нее, пусть даже издали.
– Как ты стала такой мудрой? – спросила я. Кэти по-волчьи улыбнулась и протянула руку, чокаясь со мной, потом налила себе еще один бокал вина. «Очень умная женщина». – Ты не сможешь завтра присмотреть за Эммой? Я собираюсь поехать в город и поискать какую-нибудь работу. Может быть, Мэтти нужны лишние руки в кафе.
– Можно мы заберем Эмму к себе на выходные? Тебе неплохо будет уделить несколько дней себе самой. Можем начать с вечера пятницы, пусть заночует у нас. Все равно, как мне кажется, Линкольн не собирается так быстро отпускать ее.
– Вы хотите сделать это для меня?
– Мы бы сделали для тебя что угодно. И, кроме того, всякий раз, когда я прихожу в кафе, Файя спрашивает: «А как моя лучшая подруга? Она еще не вернулась?» Так что, полагаю, она будет не прочь поболтать с тобой один на один.
Я не видела Файю со дня смерти Стивена. Хотя мы разговаривали почти каждый день, она понимала, что мне нужно личное пространство. Я надеялась, что она поймет: теперь мне нужна моя лучшая подруга, чтобы я могла начать все сначала.
– Я понимаю, сейчас, возможно, не лучшее время для таких вопросов, но ты не думала о том, чтобы снова поднять свой бизнес и заняться им? – спросила Кэти.
Три года назад мы со Стивеном основали фирму In&Out Design. Он работал над внешним оформлением домов, в то время как я разрабатывала дизайн интерьеров для частного жилья и рабочих помещений. Наш офис находился в деловом центре Мидоус-Крик, и это был один из лучших периодов в моей жизни, но правда заключалась в том, что основной доход нам приносили навыки Стивена по оформлению участков – вместе с его дипломом по соответствующей специальности. Я ни за что не смогла бы вести это дело в одиночку. Диплом специалиста по интерьерам в Мидоус-Крик давал мне возможность работать в мебельном магазине и продавать людям раскладные кресла по завышенной цене. Еще я могла вернуться к специальности, освоенной в колледже, и трудиться в каком-нибудь заведении общественного питания.
– Не знаю. Но, скорее всего, нет. Без Стивена это вряд ли возможно. Мне просто нужно найти какую-нибудь стабильную работу и постараться забыть об этих мечтаниях.
– Я понимаю. Но не бойся начать мечтать о чем-нибудь новом. Ты очень хорошо делала свою работу, Лиз, и она тебя радовала. Всегда нужно держаться за то, что приносит тебе больше всего радости.
После того как Кэти и Линкольн отправились к себе домой, я покрутила замки на входной двери, которые мы со Стивеном собирались сменить много месяцев назад. Зевнув, я пошла к себе в спальню, но остановилась в дверях. Кровать была идеально застелена, и я не нашла в себе силы снова войти в эту комнату. Казалось почти предательством заползти в постель и закрыть глаза, если рядом не будет Стивена.
«Один вдох. Один шаг».
Я вошла, направилась к шкафу и широко распахнула дверцы. Вся одежда Стивена висела на вешалках, я провела по ней пальцами, и меня затрясло. Сняв с вешалок все его вещи, я швырнула их на пол, чувствуя, как слезы обжигают мне глаза. Открыв ящики шкафа, я достала все остальное, принадлежавшее ему. Джинсы, футболки, спортивные костюмы, нижнее белье. Все предметы одежды Стивена до единого в конечном итоге оказались на полу.
Я легла в эту груду и перекатилась на спину, вдыхая слабый запах Стивена – или притворяясь, будто этот запах все еще чувствуется. Я шептала его имя, как будто он мог меня слышать, я цеплялась за воспоминания о том, как он обнимал и целовал меня. Слезы моего измученного сердца катились на рукав любимой футболки мужа, и я все глубже и глубже погружалась в свою скорбь. Мои рыдания были неудержимыми и частыми, полными боли, словно я была раненым животным. Все болело. Все было сломано. С каждой минутой я все сильнее чувствовала усталость от собственных эмоций. И в конце концов глубокое утомление от этого жуткого одиночества заставило меня погрузиться в беспробудный сон.
Когда я открыла глаза, снаружи все еще было темно. Рядом со мной лежала моя прелестная дочка вместе со своим верным Буббой. Она укрывалась самым краешком одеяла, остальным одеялом заботливо укрыв меня. Всякий раз в такие моменты я чувствовала себя похожей на свою мать. Я помнила, как я заботилась о ней, когда сама была еще совсем юной. Это было нечестно по отношению к Эмме. «Я ей нужна». Я придвинулась ближе к ней, поцеловала ее в лоб и пообещала себе, что не стану больше так расклеиваться.