Жизнь была почти идеальна. В каждом государстве царил мир и покой. Или так только казалось? В городах было чисто и аккуратно. Двухэтажные домики тесно прижимались друг к другу, а между ними пролегали мощёные мрамором широкие проспекты, по которым вальяжно и плавно проплывали кареты, которые тянули павлины самых разных цветов. Лениво и не спеша проезжали повозки бродяг и торговцев, запряжённые рогатыми белыми драконами без крыльев. Горный проспект спускался с Белого клыка, горы неподалёку от города, и вёл на главную городскую площадь. На ней шумела и гудела толпа. Дети развешивали гирлянды из листьев. Весь город готовился к началу нового учебного года в Академии. Ежегодно в это время устраивалась большая ярмарка. Взрослые сновали от лавки к лавке, покупая детям одежду и книги к школе. Но больше всего доставалось цветочной лавке «Мадам Флопс» и лавке с одеждой «Швея», в которой и работала Элина.
– Элина, что ты копаешься?! Шевелись! Заказ мисс Сары готов? – орала тётушка Минола.
– Да, тётушка. – Получив крепкий подзатыльник, Элина протянула аккуратно сложенные бархатные платья с восточными кружевами.
– С вас тридцать серебряных, – пропела Минола голосом болотной жабы.
Получив монеты, тётка принялась за новых клиентов. Элина строчила платья и костюмы целый день. Бархат, шёлк, парча, кружево, снова шёлк. Тётушка, срывая голос, орала на девушку и шляпника с сапожником. Закончились розовые нитки, затем голубые и белые. Рулоны ткани исчезали на глазах. Шляпник, чьё ремесло было менее востребовано, побежал в лавку с тканями. Элина тонула в новых заказах. Красный, синий, белый, голубой. Посетители наплывали сплошной волной. И снова оглушительный рёв тётки и крепкий подзатыльник. День подходил к концу. Посетителей, наконец, становилось меньше.
Элина радостно взглянула на башню с часами. Десять минут, последнее платье. Финальный стежок и…
– Готово! – Элина не удержалась и подпрыгнула на стуле, за что получила ещё один подзатыльник.
Минола кинула на стол тридцать серебряных монет и удалилась. Хорошим портным за подобную работу платили раза в три больше, но тётушка Минола считала, что мелкая самоучка вроде Элины не достойна и этого. Элина хмыкнула и побежала в лавку с тканями, где работал её старый знакомый – старик Вантер.
– Ох, Эля, я уж думал ты не придёшь! – Вантер весело подмигнул.
– Извините, мистер Вантер, тётушка задержала, – Элина виновато потупилась.
– А, эта старая жаба… – прокряхтел старик. – У меня как раз остался зелёный шёлк и кусок драконьей кожи. Специально для тебя оставил.
Вантер достал из-за прилавка сложенный кусок ткани и рулон кожи. Его руки были изрезаны шрамами, кожа огрубела. Элина всё хотела спросить, откуда они, но не выпадало подходящего случая.
– С тебя семь серебряных, – хмыкнул Вантер.
– Но это же мало! – возмутилась Элина.
Она уже давно дружила с лавочником, но не хотела этим пользоваться. Девушка достала из кармана пятнадцать монет и протянула их старичку. Тот снова хмыкнул, проворчал что-то себе под нос и отсчитал семь монет. Затем он стал рыться под прилавком, а Элина, решив, что старика не переубедишь, взяла ткань и уже собиралась уходить…
– Эля, постой! – только Вантер мог так её называть. – Вот, держи.
Старик вручил ей железный браслет, на котором был рисунок в виде двух драконов, а между ними, как бы проводя границу, стоял меч, наполовину воткнутый в камень.
Глаза драконов были сделаны из красивых изумрудов.
– Но я не… – начала было Элина, но Вантера уже и след простыл. – Вечно вы так! – проворчала девушка и пошла домой.
Перед самым крыльцом она вынула три монетки и перепрятала их в секретный кармашек старого серого платья. Зайдя домой, Элина увидела, как родители дарят двум младшим сёстрам новые платья, кукол и ещё какие-то побрякушки. Мать увидела её первая и сухо спросила:
– Сколько принесла?
– Двадцать серебряных, – так же сухо ответила Элина.
– Положи их на стол и иди к себе.
Элина развернулась, кинула деньги на стол и взбежала по лестнице на второй этаж. Открыв потёртую, старую и обшарпанную дверь, девушка вошла в свою комнату.
Или, скорее, в свой чулан. Обстановка была, мягко говоря, небогатая: деревянная кровать с дырявым матрасом, набитым соломой, шкаф со сломанной дверцей, стол со швейной машинкой и треснутое зеркало на деревянных ножках. В эту комнату не приводили гостей, горничная никогда здесь не прибирала, можно сказать, что о её существовании никто и не знал. Остальное поместье Захировых было поистине великолепно. Дом в два этажа был украшен всевозможными резными фресками, картинами известных мастеров, на окнах висели бархатные шторы, в гостиной расположился неимоверных размеров камин, а рядом с ним два таких же огромных кресла и журнальный столик из драконовой кости. В спальнях родителей и сестёр стояли огромные кровати с мягкими матрасами, шёлковыми подушками. Элина была в семье вроде гадкого утёнка.
Девушка плотно закрыла дверь и тихонько задвинула щеколду. Затем аккуратно вынула из стены дощечку, за которой оказалась небольшая ниша. В ней лежал холщовый мешочек. Девушка сложила в него три монеты.
– Сорок восемь, – отрапортовала она.
Пришло время заняться своей одеждой. Элина любила шить по ночам. С самого детства родители не баловали её обновками, поэтому девушке пришлось научиться шить самой.
И к шестнадцати годам она настолько хорошо овладела этим ремеслом, что многие в Академии даже завидовали её нарядам. Эля зажгла свечу и открыла окно. На улице было темно, а на небе ярко горели звёзды. Облокотившись на подоконник, Элина чертила выкройку своего наряда. Звёзды мерцали в холодной вышине неба, слабый ветерок дул в лицо, освежая воспоминания обо всём плохом, что с девушкой случалось в жизни.
Пламя свечи робко дрогнуло. Юная талантливая дочь богатых родителей, казалось бы, о чём она может переживать? Эля не любила жаловаться на жизнь или жалеть себя, все трудности она преодолевала с поистине королевским достоинством, и проблемы в семье лишь закалили характер девушки, пробудив в ней дух истинного воина.
Но иногда даже она давала слабину и позволяла негативу вырваться на свободу. Элина пододвинула стол ближе к окну и начала вслух причитать:
– Я, конечно, не жалуюсь, но так нельзя! Мои родители – одни из самых влиятельных и богатых людей в городе, они и мои сёстры живут в роскоши и в ус не дуют. А я?
Я работаю на мерзкую жабу, питаюсь объедками, сама шью себе одежду, живу в чулане! Я все каникулы просидела в треклятой лавке, общаясь со швейной машиной, а платят мне за это как последнему оборванцу.
Мне едва хватает денег на ткань и книги по учёбе, а родители отбирают то, на что я могла бы купить новый матрас или починить дверцу шкафа! Но не-ет… Зачем? Я же обойдусь!
А вот сёстры зато жить не смогут без нового хлама, который они через неделю потеряют, сломают или попросту выбросят!
Лёгкий, почти неощутимый, но свежий и прохладный ночной ветерок проникал в комнату и тихонечко подхватывал тёмные локоны, аккуратно отбрасывая их с лица девушки. Довольно странно, но этот ветерок даже не притронулся к оранжевому пламени свечи. Элина потихоньку успокоилась. Всё-таки, этот год в Академии – последний для неё, скоро она сможет выбрать собственный путь в жизни и наконец, уехать из этого дома. Грустные мысли постепенно отступили, растворившись в ночной тишине.
На этой ноте Элина закрепила последний стежок. Собрав в кожаную сумку книги и повесив новый наряд на дверцу шкафа, Элина сняла серое рабочее платье и легла спать.
Ей снился кошмар:
«Туман, настолько плотный, что казалось, будто по нему можно ходить.
Она летит в пустоту. Вокруг ничего. И вдруг удар обо что-то твёрдое, но ничего не видно, везде только густая белая пелена. Откуда-то сбоку выплывает треснутое деревянное зеркало. Элина смотрит в него и видит своё отражение. Вроде всё как всегда: смуглая кожа, длинные тёмные косы до пояса, худая фигурка в льняной короткой рубашке…
Но лица нет! Просто расплывчатое пятно! Ни глаз, ни рта, НИЧЕГО! Элина вскрикнула».
И проснулась.
– Опять ты, – пробормотала девушка.
Этот кошмар мучил её всю последнюю неделю. За окном уже светало. Пестропёрые, домашние птицы с разноцветными перьями, ещё не пели, но предрассветные сумерки уже разорвали ночную мглу. Смысла засыпать уже не было, но до рассвета оставалось ещё часа два. Элина надела новый наряд, переплела косы и посмотрела в зеркало. Перед ней стояла стройная девушка в узком шёлковом платье в пол, цвета лесной хвои, на шее висел деревянный тотем волка, вырезанный самой Элиной, а поверх платья был туго затянут корсет из драконьей кожи. На юбке с обеих сторон были разрезы от середины бедра до самого подола, так что узкая, на первый взгляд, юбка не стесняла движений, и, поскольку у платья были довольно широкие лямки, руки тоже двигались свободно.
Лицо, которое оказалось на положенном месте, было таким же смуглым. Большие тёмно-зелёные глаза, пухлые персиковые губы и маленький аккуратный нос, – всё было на месте. Элина вздохнула и распахнула ставни. Выходить из комнаты через дом нельзя, но про прыжки из окна никто ничего не говорил. Второй этаж был не преградой, а скорее вызовом. Элина ловко и бесшумно прыгнула на мощёный галькой переулок и дворами прокралась к выходу из города, а оттуда на опушку леса. Вообще-то выходить из города было строго запрещено. Покидать городские стены могли лишь немногие торговцы и бродячие артисты, имевшие специальное разрешение короля. Но Элю никогда не волновали такие условности! Лес манил её, притягивал, звал, как будто там был её настоящий дом.
Из-за камня, загораживающего вид на дорогу, выползла ящерка. Элина спряталась за ним и передохнула. Этот лес она знала, как свои пять пальцев. Спрятав собранную заранее сумку под камень, Элина встала и взобралась на белоцвет. Такие деревья, если смотреть сверху, росли определённым образом.
Их верхушки составляли некое подобие «тропинки». Элина, разумеется, часто пользовалась этой «тропинкой», которая вела в самый центр леса, где была небольшая поляна. В середине стоял высокий, высотой метра три, камень. У кромки леса весело журчал ручеёк, обрамлённый разноцветными полевыми цветами. Туда и направлялась Элина.
Там девушка тайно осваивала восточные единоборства, упражнялась с оружием, больше всего она любила кастеты с широким сплошным лезвием, постигала азы медитации. Элина сняла туфли и запрыгнула на покрытую мхом верхушку камня. Сняв с запястья ленту, девушка завязала глаза. Затем она встала в позу цапли и простояла так минуты три, потом повторила это на другой ноге. Разогревшись, словно повинуясь какой-то мелодии, Элина начала медленно менять положение рук и ног, периодически застывая на мгновение в новой позе. А темп всё нарастал. Вот уже медленные и плавные движения превратились в быстрые и чёткие удары, становившиеся всё сложнее. Теперь Элина начала подпрыгивать и наносить удары в воздухе, при этом как бы уворачиваясь от невидимых стрел. Девушка крутила в воздухе немыслимые фигуры, извиваясь, будто змея. Она занималась так уже не первый год и за это время сумела овладеть собственным телом, теперь Эля могла атаковать и уворачиваться прямо в воздухе. Элина этого не замечала, но вокруг неё природа словно оживала. Птицы подпевали в такт её «танцу», даже ветер, казалось, раскачивал деревья, повторяя движения девушки. Но вот темп замедлился. Движения снова становились плавными, прыжки прекратились, смуглая кожа блестела от пота. Через несколько минут Элина сидела в позе лотоса с выражением немыслимого спокойствия на лице. Казалось, что это и не она только что крутилась в воздухе, как волчок. Просидев так ещё пару минут, Элина сняла с глаз повязку и спрыгнула с камня. Пора было отправляться обратно в город. Сегодня же кончаются каникулы, пора уже в Академию. «Ненавижу Академию!» – подумала Элина и пустилась в обратный путь. Мышцы приятно постанывали, сказывались ежедневные тренировки. Наверное, стоит сказать, почему она так не любила Академию. Дело в том, что девушкам в Йелии не положено было изучать боевые искусства, и учебное заведение призвано было вбить в головы молодёжи, что каждый должен знать своё место и чтить традиции. Парни учились сражаться, ездить верхом, служить в армии короля; а девушки учились шить, готовить, изучали этикет и прочую чепуху, чтобы стать примерной женой и благородной барышней. Почему родители Элины решили отдать её в Академию? Ведь гораздо проще было определить её в обычную школу, где учились бедняки. Но, видимо, Захировы всё же переживали за свой статус.