Демид
Дерьмовое по всем пунктам лето завершилось чёртовой свадьбой. И да. Мне пришлось поучаствовать в клоунской фотосессии, потому что Элька додумалась пожаловаться отцу на мои выпады, и господин Пахомов попытался отчитать меня, словно я какой-то сопливый говнюк.
Конечно же, у него ничего не вышло. Я пропустил мимо ушей всю его тираду, а потом и вовсе громко зевнул. Короче, отношения с тестем не заладились с самого старта.
После росписи нас зачем-то увезли на моря. Меня, мою молодую жёнушку и её бойфренда. Даже не знаю, как правильнее было бы назвать наш творческий тандем. На людях я маячил вместе с Эллой, а в стенах роскошной виллы с собственным укромным пляжиком она мгновенно забывала о моём существовании и неслась в спальню к этому Егору. Я же усаживался за ноутбук и продолжал заниматься своими привычными делами. Раз в два-три дня выписывал себе на ночь какую-нибудь знойную красотку.
Вернувшись в Москву, мы были на некоторое время втянуты в дела наших отцов. Я пытался держать руку на пульсе, читал всё, что подписывал: свидетельства о праве собственности, генеральные доверенности и многое другое. Пахомов и его юристы вечно куда-то торопились и жутко бесились от моего желания подольше поизучать документы, а я каждый раз забавлялся над этим. Элька подписывала всё не глядя. Жизнь её ничему не учила. А я тем более не горел желанием выступать перед ней педагогом по здравомыслию.
Потом она вместе с хахалем улетела в Лондон доучиваться, но в Москве объявлялась с завидным постоянством. В конце октября нам с обеих сторон начали явно намекать на потомство. Я старался игнорировать. Моя жёнушка тихо истерировала на два города, а я подкреплял её страхи своими домыслами о принудительной беременности.
В голове крепко сидел совет господина Волохова заставить жену нарушить условия контракта.
Периодически я вынужденно наведывался в резиденцию к отцу. Но почему-то больше не наблюдал там Олесю. Либо мы оказывались в этой обители зла в разные дни и часы, либо банально ходили разными коридорами. Время от времени я вспоминал о ней, даже думал позвонить. Но что сказать? «Привет, я Демид. Помнишь, мы переспали в июне?» Момент был упущен. Хотя девочка оказалась шикарная. Такая, с которой и на людях было не стыдно показаться, и в постели она давала жару.
В декабре я выставил условие: хочу в Сочи. Каждый год я открывал там сезон в компании давних приятелей. Мы прокатывали чёрные трассы, напитывались адреналином и «перезагруженные» с новыми силами возвращались в рабочий режим.
Элла со своим трубадуром нехотя согласились, хотя я бы сбежал на «Красную Поляну» в любом случае. Это была неискоренимая часть моей жизни, мой ритуал на удачный год.
Очередное утро на отдыхе я провёл за завтраком под нытьё Эллы о том, как тут скучно и слишком «российско». Эта её черта меня бесила больше всего: она любила, чтобы было «европейско». Чтобы все вокруг ходили с пластиковыми улыбками, «соррькали», чинно-благородно пили в пабах и не говорили по-русски. Покончив с кофе, я молча прихватил борд, кинул в чат сообщение, что буду на старте минут через сорок, и потопал к подъёмнику.
Передо мной в очереди оказалась молодая мамочка с мелким пацаном, который шарахался от громких звуков и постоянно цеплялся за её руку или куртку. Дикий парнишка… Я не видел лица матери, но почему-то её заботливый голос казался мне откуда-то знакомым.
Они вскочили в освободившуюся кабинку, и я на автомате залез следом, разглядывая, как забавно поигрывал на ветру белоснежный меховой помпон на синей шапке девушки. Но тут она оглянулась…
– О, зеленоглазка… Привет.
Олеся
– Привет…
Годы изучения бесчисленных тонкостей этикета в одно мгновение выветрились из моей головы при виде улыбающегося Демида, обнимавшего чёрный сноуборд, испещрённый языками пламени.
Я отвела взгляд и сконцентрировалась на Никите, чтобы заставить свой идиотский пульс притормозить до допустимых жизненных показателей.
– Олеся, а кто это? – но мой юный подопечный решил максимально усложнить моё и так дурацкое положение.
Я мельком снова глянула на рассевшегося напротив нас мудака и тихо ответила:
– Знакомый. С прошлого места работы.
– А где ты раньше работала? – не унимался Никита.
– В другой семье.
– А почему ты оттуда ушла?
Судя по информации в буклете, подъём на первый уровень занимал около десяти минут. И я поняла, что это будут худшие десять минут в моей жизни.
– Так получилось, – я упорно смотрела на Никиту, но всем телом ощущала на себе внимательный взгляд Демида.
– А от нас не уйдёшь?
Хороший вопрос…
– Нет, малыш. От вас не уйду, – постаралась убедительно улыбнуться.
– Олеся Викторовна – наша! – внезапно звонко отчеканил Никита и показал язык Макарову.
Тот тихо рассмеялся, а я зависла в лёгком шоке.
– Милый, нельзя так себя вести!
– Я бы на его месте тоже похвастался, – произнёс Демид, подмигнув виновнику моего педагогического позора.
Не зная, что ответить, я отвернулась от обоих и уставилась вниз, на постепенно уменьшавшуюся нижнюю точку курорта. Отсюда она выглядела, словно малюсенькая сказочная северная страна: с горной речушкой, башенками, мостиками, цветными фигурками людей. Минуты превратились в часы.
– Олесь, – снова заговорил Демид.
– Что? – спросила я, не оборачиваясь.
– Как твои дела?
Прекрасно. Как насчёт милой беседы после полугода молчания? Я сжала челюсти и наконец-то соизволила посмотреть на Макарова:
– Лучше всех.
Чуть выше его красной шапки уже маячил финиш первой части подъёма.
– Я серьёзно.
– А я и не шучу.
«Господи, ну быстрее уже… Почему эта бандурина так медленно ползёт?!» – от нервов мне стало жарко.
– Почему ты так напряглась? – тёмно-синие глаза внимательно рассматривали моё лицо. Я физически ощущала это каждой клеточкой кожи.
Кабинка вплыла наверх, и я, схватив Никитку, резко рванула наружу сквозь толпы лыжников и сноубордистов.
– Олеся, подожди! – пискнул мальчик, вырвав руку. – Варежка упала!
Я развернулась и ударилась носом в плечо Демида, который, как оказалось, бежал за нами.
– Ай!
Он подхватил меня за талию и в самый последний момент мы всё же устояли на ногах. Я испуганно отпихнула его и всмотрелась в толпу:
– Никита! Ты куда?!
Перед глазами всё мельтешило.
– Никита!!!
– Да вон он, – Демид двинул меня вправо.
Маленький негодяй широко улыбался и махал мне найденной варежкой. Я с облегчением выдохнула и тут же схватила его:
– Нельзя вырывать руку в людном месте! Мы же с тобой говорили об этом!
– Прости, Олеся… – он шмыгнул носом, а на широко распахнутых испуганных глазах выступили детские слёзы. – Я забыл…
– Ладно, всё хорошо. Больше так не делай, – я крепко обняла его и чмокнула в нос.
Поднявшись на ноги, я снова упёрлась взглядом в источник моего напряжения.
– Что?
– Как-то ты не выглядишь учителем этикета. Сбежала, даже не попрощавшись.
– Прощай, – буркнула я и двинулась к огромному табло с подробной картой, чтобы найти на нём питомник хаски.
– Лесь, ну чего ты?
– Чего я? Чего я?! – моё терпение окончательно лопнуло.
Спрятав за спиной Никиту, я вскинула голову и зло уставилась на Демида:
– Ты меня обманул! И исчез с горизонта! А через два дня я лишилась из-за тебя работы. И теперь ты спрашиваешь, как у меня дела и чего я?! Я – отлично!
Демид
В этот момент я бы не удивился, если бы разъярённые зеленющие глаза метнули в меня парочку молний. «Блин, какая же она красивая…»
– В смысле из-за меня?
– В прямом. Что тут непонятного?
– Причём тут твоя работа и я? – только успел задать вопрос, как выхватил ощутимый удар в плечо.
– При том, что ты член президентской семьи!
– И? Да если бы я сразу сказал, ты бы испугалась и не пошла на свидание.
– Демид, я, конечно же, полная идиотка, но не трусиха. Но я точно не пошла бы с тобой даже кофе пить! Мне нельзя вступать в личные контакты с семьёй Макаровых!
– Почему? – я был так далёк от всего этого дебильного нагромождения непонятных правил, что в упор не видел логики.
Леся истерично хохотнула и снова попыталась сбежать, но я хотел разобраться в ситуации до конца и ухватил её за руку.
– Потому что! Потому что это прописано в трудовом договоре! Точка. Я ведь ужинала в компании с финансовым ассистентом! А потом, как распоследняя дура, выслушивала нотации от жены президента и не понимала, где и когда успела накосячить!
– Блин, Олесь, я не знал… – внезапное чувство вины камнем сдавило желудок. – Прости.
– И не подумаю.
– Я правда хотел позвонить потом.
– Так говорят все пойманные на обмане мужчины, – она издевательски усмехнулась. – Но даже не в этом суть.
– А в чём же ещё? – я окончательно потерял нить диалога.
– Ты, – она снова ткнула меня в плечо, да так сильно, что я по инерции шагнул назад, – собирался жениться и, видимо, решил, а чего бы и не поразвлечься напоследок? О, какая милая няшка! Дай-ка я её соблазню!
– Нет! Я так не думал! – напоминание о браке вывело меня из себя. – И уж поверь, это не та женитьба, о которой можно мечтать.
– Да мне по барабану, – Леся скорчила неверящую рожицу. – Всего хорошего! Нам пора.
– Мне жаль, что тебя уволили! – крикнул ей вслед. – Если я могу как-то возмес…
– Засунь себе в задницу своё жаль!
– Олеся! – пискнул мальчишка, оглядываясь на меня. – Нельзя говорить зад…
– Я знаю. Это исключительный случай, Никита.
Мне было одновременно и смешно, и противно… Я смотрел им вслед и испытывал колючее чувство вины. Даже в мыслях не было, что из-за меня и моей скуки девчонка оказалась уволена…
Интересно, что бы она мне сказала, если бы я всё-таки позвонил ей тогда, через несколько дней после нашего знакомства?.. Я в её глазах был беспринципным мудаком и неверным мужем. И если с первым пунктом поспорить было сложно, то объяснить ей суть второго без риска рассекретить факт сделки я не мог. Да и…
В кармане завибрировал телефон: «Макаров, ты где застрял? Мы уже наверху!»
Я посмотрел на часы и выругался. Внезапная встреча с Олесей отвлекла меня от основного плана. Настроение, правда, испортилось, но я всё же пошёл обратно к подъёмникам и запрыгнул в кабинку. Жаль, я не знал, где и насколько остановилась Олеся. Хотелось найти её и попытаться нормально поговорить, а потом… Я упёрся затылком в стеклянную стенку кабины и вспомнил наше с ней маленькое летнее приключение.
«Может быть, всё-таки поискать?..»
Олеся
Только когда мы попали «в гости» к весёлой ораве собак, Никита отстал от меня с вопросами об «этом дяде». Хаски жизнерадостно скакали, виляли хвостами, с удовольствием давали себя гладить и норовили лизнуть в нос.
Мы пришли в самый удачный момент, и смотрители даже разрешили Никите помочь им разложить еду по мискам. Потом его прокатили на упряжке, а мой телефон наполнился смешными фотографиями, хотя внутри я трещала по швам после ужасной сцены у подъёмника.
Бурно выражать свои чувства и эмоции было мне не свойственно. Я всегда была достаточно закрытым человеком с узким кругом общения. Но сегодня будто прорвалась давно воспалённая рана, и меня буквально понесло. Он стоял напротив, такой красивый и до ужаса удивлённый. Когда-то очаровавший меня. Обнимавший. Обманувший…
– Олеся, я кушать хочу, – Никита дёрнул меня за рукав.
Я пришла в себя, проморгалась и достала ему яблоко из рюкзака:
– Поедем обратно. Нам уже пора.
Теперь Никита так крепко держал меня за руку, что пальцы через несколько минут онемели. Уже когда мы сели на спуск, он неловко пригнулся и тихо спросил:
– Олесь, ты не скажешь папе, что я вырвал руку?
Я посмотрела в это милое напуганное личико и сама чуть не всплакнула от умиления:
– Давай договоримся. Я не расскажу про руку, а ты не расскажешь про плохое слово, которое я произнесла. Ага?
– Я обещаю! Ничего-ничего не расскажу!
– Вот и славно.
Малыш расслабился, доел яблоко и всю дорогу до отеля шёл вприпрыжку, а потом взахлёб рассказывал отцу за обедом, как весело было в питомнике, как его «зацеловали собачки», как снег летел в лицо, когда они его катали.
Масленников улыбался сыну и поглядывал на меня. Я делала вид, что мне комфортно. Но вчерашние тяжёлые мысли снова наполнили моё и так уже истерзанное сознание.
После обеда Никиту предсказуемо склонило в сон. Я оставила его под присмотром сиделки, а на выходе из номера меня поймал Владимир. Испытав ощущение дежавю, я подняла на него вопросительный взгляд.
– Тут наверху есть спа-салон. Сходи, расслабься перед ужином, – он протянул мне сертификат на внушительную сумму.
– Я не увер…
– Лесь, хватит спорить со мной по каждому вопросу.
– Простите… – я взяла сертификат и с запозданием ответила: – Спасибо.
Раздражённые серые глаза сверлили мою переносицу. Потом спустились ниже, к губам, и немного смягчились, но Владимир тут же поднял взгляд обратно, угрожающе качнул головой и открыл мне дверь:
– Ты должна быть готова ровно к восьми вечера.
– Я буду.
И всё-таки мне не показалось. Он наверняка планировал плотное сближение со мной во время отпуска. Эта мысль не давала покоя даже на чёртовом массаже. Я не хотела терять работу, уже, собственно говоря, привязалась к Никите, и всё было хорошо, пока его отец не остался без любовницы. Но почему нужно было обязательно навострить лыжи в мою сторону? В Москве полчища красоток, готовых по щелчку стать содержанками при богатых предпринимателях. А я ведь даже повода не давала: держала дистанцию, обращалась по имени и отчеству…
Выбора не оставалось. Как только Масленников попытается ко мне прикоснуться, я скажу ему напрямую о своём нежелании ввязываться в такие отношения. Он, конечно, симпатичный, брутальный, ухоженный, но рядом с ним я постоянно ощущала невнятную тревогу. В какой-то момент я всерьёз подумала, что проблемы Никиты были связаны не столько с потерей матери, сколько с психологическим фоном отца. Вслух такое сказать я не решалась, но тонко намекала Владимиру, что неплохо было бы и ему ради сына иногда заглядывать к психологу. Он, правда, упорно отмахивался.
На ужин я начала собираться медленно. Очень медленно и очень неохотно. Возможно, именно поэтому вечерний макияж удался как никогда. Волосы я просто расчесала и оставила распущенными. Аккуратно натянула длинное платье с разрезом от середины бедра. Спору нет – сидело оно на мне шикарно, будто скроено было по фигуре. В косметичке на счастье обнаружила нитку речного жемчуга с массивной позолоченной застёжкой. Образ получился… Я оглядела себя в зеркало и чуть не всхлипнула. Слишком сексуально. Как будто красная тряпка для быка: «Подойди и трахни меня!»
Я выудила со дна сумки несколько шпилек и собрала волосы в небрежный пучок. Лицо стало чуть строже.
В дверь постучали:
– Олеся, ты готова?
Я сунула ноги в новые туфли и вышла из номера. Босс был одет стильно, но не по-вечернему: голубая рубашка, тёмно-коричневый пиджак из тонкой шерсти, синие джинсы. И дорогущие часы. Как же без этого?
– Да, Владимир Ивано…
– Владимир. Никаких отчеств. Особенно на ужине, поняла?
Под его тяжёлым взглядом я чувствовала себя абсолютно голой и беззащитной. «Глупышка, да ему вообще плевать, что ты скажешь. Он просто стащит с тебя это платье и возьмёт то, что ему нужно. Ты и пикнуть не успеешь!»
– Поняла…
Он подставил локоть, и мне пришлось к нему прикоснуться.
– Хорошо выглядишь.
– Спасибо. Вы тоже.
Мы вошли в лифт, и Масленников нажал на кнопку верхнего этажа, где кроме спа-центра находился шикарный панорамный ресторан.
– В общем так. От тебя требуется лёгкий остроумный разговор. Не прям чтоб о ерунде, но только не о политике. Никакой критики нынешней власти. Табу.
– Хорошо. А почему?
– Потому что этот Макаров по множеству слухов – сын президента.
Двери лифта открылись, а я почувствовала, что нахожусь в шаге от обморока.
«Макаров?! Опять?!! За что?!!»