14 цветня 7393 г. от с. м.
Сужгородский уезд, имение Горлицы
– Что ж вы так тяжело вздыхаете, Ульяна Петровна.
Ловкая Поленька скрутила шнурочки корсета в бантик и отошла полюбоваться. Давно уж не девица, была она нянькой приставлена ко мне. К тому же дню вовсе стала личной горничной и верной подругой.
– Погода нынче дивная, платье по последним модам, жених, говорят, тоже хорош собой. А Вы будто ни капли не рады.
Я медленно выдохнула, сама не понимая причин волнения.
Тот день был пятым со сватовства, на него назначили обед-смотрины. Проходил он традиционно в доме невесты, то есть у нас в Горлицах, и суженый с родителями должен был прибыть совсем скоро. Боясь помять деликатные ткани, Поленька разложила детали платья по всей спальне. Светло-персиковое, украшенное лишь тонкой вышивкой и белым кружевом у запястий, оно было совершенно девичьим, как и полагалось. Незанятой оказалась лишь небольшая козетка у окна. Там почти что без движения сидела Соня, пытаясь не оставить ни одной складочки на юбках своего почти «взрослого» дневного платья с махоньким треном[14]. Пожалуй, в тот день она была первой девицей во всей губернии, которой разрешили подобный фасон до выхода в свет. Ради такого сестра несколько дней ни с кем не разговаривала. И хоть батюшка тогда только посмеивался да радовался тому, что младшая дочь в кои-то веки ведёт себя как должно благородной девице, матушка в конце концов всё же уступила. Несмотря на это, Соня была непривычно тиха, что добавляло мне беспокойства.
Поленька довольно кивнула и взялась прилаживать нижнюю юбку, а сестра лишь вновь вздохнула то ли от излишней тесноты корсета, то ли от каких-то своих мыслей.
Я вновь посмотрела на своё отражение. Выйти замуж уже в шестнадцать лет – это великое везение, но всё-таки…
– А вдруг я ему не понравлюсь? Любовь – это, конечно, пошло, но совсем без уважения как-то тоже…
– Ульяна Петровна, ну что Вы говорите! – Поленька уже начала драпировать верхние юбки и от таких слов даже остановилась. – Красивая, как куколка, да его суженая. Кто ж от суженой-то отказывается! Это у нас девки иной раз мучаются да голову ломают – любы или нет. А тут и сомневаться не следует: суженого Ваятель послал, значит, и счастье с ним будет. Вот где оно, счастье-то.
Поленька быстро глянула в сторону Сони. Та ответила острым взглядом, а я замерла. Не могла ведь она…
– Иди-ка ты, Поля, к матушке. Посмотри, вдруг ей помощь какая нужна, а тут мне Соня поможет.
Проследив, чтобы горничная плотно прикрыла дверь в комнату, повернулась к сестре.
– Она знает?
Стыдливо опущенные глаза и замерцавшие вокруг волос искры дара стали мне ответом.
– Соня, ну как же так! А если матушка узнает? Или – Ваятель, упаси – батюшка?!
– Поля нашла записку. Это случайно вышло! Он написал, что занят в городе и не сможет приезжать часто. Я так расстроилась, что оставила её на столике, а Поля зашла обувь забрать… Но я с ней поговорила! Она обещала сохранить всё в секрете, если я не забудусь. – К концу этой речи Соня нашла в себе силы не отводить взгляд. – Давай не будем об этом. Лучше поговорим о тебе, сегодня же твой день.
– Мне это не нравится, Соня. Ты даже не рассказываешь, кто он.
– Уля, пожалуйста.
Что оставалось? Я недовольно помолчала и качнула головой.
– Хорошо. Помоги мне с жакетом.
Соня покорно поднялась.
– Уля, правда, почему ты сомневаешься? Ты же всегда хотела такого замужества, как у бабушки с дедушкой. Твердила, что семья строится на договорённостях, а теперь волнуешься, понравишься ли ему.
Повернувшись так, чтобы сестре было удобно застёгивать мелкие пуговки, я не торопилась с ответом. Да, брак бабушки с дедушкой всегда был для меня примером. Они построили свою семью на уважении и понимании нужд друг друга. И раньше, и теперь Маргарита Николаевна легко отпускала мужа в постоянные экспедиции: он при помощи своего дара помогал разведывать залежи руд и прочих богатств земных недр. Дедушка же спокойно относился к желанию жены блистать в обществе. Покорившая в молодости высший свет Белой Вежи[15], бабушка уехала из столицы в имение мужа, лишь когда ей самой захотелось. Такая жизнь была полна риска, ведь суженые должны хотя бы раз в месяц «помогать» друг другу, но они смогли устроить всё так, как им хотелось.
Тогда я верила, что при желании в любой семье возможно такое понимание, но всё же слышала достаточно и других историй.
– У Прасковьи вот не вышло, похоже.
Старшую нашу сестру выдали замуж уж три года назад, и с тех пор в редких письмах подруги детства не было заметно и следа былого жизнелюбия. Соня от такого довода лишь отмахнулась.
– Ну а у Жорика вот вышло. Помнишь, как ему его барышня на портрете не понравилась? А нынче – матушка батюшке говорила – он её с рук не спускает.
Старшему брату и правда повезло, я помнила их с женой приезд в гости. Уже беременная тогда Дарья Леонтьевна выглядела совершенно счастливой. То были приятные воспоминания, и я совсем не сразу заметила, что сестра перестала терзать пуговки и как-то притихла. Всхлипнула. Замерцали искры дара.
– Соня, ты плачешь, что ли? Соня, ну перестань! – Обняла её, прижала так сильно, как смогла. – Говорила я тебе, с сердечными увлечениями заканчивать пора. Зачем только душу травишь.
– Отпусти! Я же тебе платье прожгу!
– Да и пусть, что у меня, платьев мало? Уж шестнадцатый год, а всё простых вещей не понимаешь.
– Уля, что… Что мне делать? – Сестра чуть запиналась, пытаясь сдержать слёзы.
– Терпеть, Соня. – Погладила её по голове. – Терпеть и отпускать, у нас с любовью редко иначе бывает.
Как ни торопились мы потом закончить сборы до приезда гостей, не смогли не отвлечься на шум во дворе. К крыльцу подкатило ландо[16] с сидевшими в нём парой мужчин и женщиной. Один из мужчин смотрелся явно моложе, но сидел спиной вперёд.
Встречать гостей вышел батюшка. Помог спуститься даме, пожал руку старшему господину. Они перекинулись парой слов и заговорили, кажется, о лошадях, потому что встали к животным вполоборота. Кони и правда были хороши. Я и сейчас не умею часами рассуждать об их статях, но в нашей семье они были всеобщими любимцами. Мне представляли довольно породистых скакунов, чтобы я научилась видеть некую приятную глазу гармонию, свойственную им. Запряжённые в коляску гнедые были весьма хороши.
Соня сбежала в сад, пока было время успокоиться да высушить глаза, и Полюшку пришлось вернуть.
– Барышня, подвес?
– Да, давай.
Я подошла к зеркалу и села на пуфик.
Послушная в умелых руках горничной шёлковая лента плотно обвила шею, хрустальная прозрачная капля подвеса легла в ямочку меж ключицами – свидетельница невинности. Артефакт, чистоту которого, по мнению многих, девице следует беречь пуще своей жизни. Главное, чтобы стал он голубым именно после первой брачной ночи, а дальнейшая жизнь супругов уже никого не волнует. Как станет жёлтым – поздравят со скорым пополнением знакомые, заберут его святые отцы, чтобы узнать миг зачатия. Составят карту звёздного неба, потом найдут по ней суженого или суженую ребёнку. Наденет возвращённый голубым подвес уже не девица, но дама, и достойное общество возрадуется соблюдению приличий. Но тогда об этом всём я, конечно же, не думала.
Поленька помогала с туалетом, а ко мне вновь вернулись глупые мысли. Вдруг жених будет некрасив? Я нахмурилась и глубоко вздохнула, прогоняя глупости из головы. Да разве важно это?
Пока горничная надевала на меня серьги и браслет, от нечего делать я скользила взглядом по комнате. Стулья давно уже старые, но я по ним ещё в городском доме ребёнком лазила и выкинуть не дала. Забрала сюда, а нужны ли они в новом доме будут? Придётся оставить. Безделушки вот булацкие. Лошадок глиняных отец из степи привёз. Люстру любимую перевозить – это уж совсем глупо. Зеркало прабабкино. Не артефакт даже.
Взглядом вернулась к отражению.
А я сама? Нужна ли там? И почему все уверены, что да? Хотя от суженых, конечно, не отказываются.
– Встаньте, барышня, будьте любезны. Сейчас быстренько щёточкой пройдусь.
Выпрямилась перед зеркалом во весь рост. Одёрнула себя: «Хватит уже пустых волнений. Нельзя упасть в грязь лицом. Нужно просто верно себя вести и про приличия не забывать».
К встрече гостей я успела чуть ли не в последний момент.
– Идут! – Матушка отпрянула от застеклённых дверей парадного входа. – Сонечка, твоё платье опять слишком пестрó! Эти красные полоски, ещё и банты, как я только согласилась. Ульяночка – ты великолепна! Елизар, Коленька, вылазьте из-под стола! Серафим Вячеславович, сделайте же что-нибудь!
Пожилой гувернёр из мещан с будто бы недовольно поджатыми губами и почти никогда не исчезающей смешинкой в глазах преувеличенно покорно поклонился и отправился за воспитанниками. Они бы и сами приличный вид себе придали, о дворянском своём достоинстве даже малолетний Николай не забывал. Но если Марфа Георгиевна чего-то хочет, лучше ей это предоставить.
Стоявшая всё это время в стороне от суеты бабушка улыбнулась и подошла поближе, а матушка всё распоряжалась.
– Встаньте все вот тут. Уля, выйди немного вперёд, будешь со мною на правах хозяйки. Вроде бы не впервой, а так волнительно!
Она раз в пятый переложила оборки моего платья, но это не казалось тогда важным. Девице незамужней с чистым камнем на шее полагалось перед знакомством с женихом трепетать и волноваться от избытка чувств, а я всё поправляла белоснежные шёлковые перчатки и пыталась строить исключительно практичные планы. Хотелось узнать у Стефана Марковича, каковой видится ему семейная жизнь и сколько в ней будет места для жены? Позволено ли будет рассчитывать на возможность светской жизни, или он предпочёл бы фасадный брак с женой-затворницей? Да мало ли вариантов! Только вот не похоже это было на приличные разговоры за званым обедом.
За узорчатыми стеклянными створками стали видны силуэты, послышались мужские голоса. Дверь открылась. От ворвавшейся в тёплую переднюю прохлады по коже побежали мурашки.
Первым в переднюю шагнул излишне тучный мужчина в хорошо сидящем бордовом мундире с обширной лысиной, реденько прикрытой бледными вьющимися волосиками. Помню, меня будто сковало внутри. Дрогнули пальчики, мелькнули на мгновение яркие нити энергий вокруг.
– Марк Прохорович! Какая честь!
Матушка подалась вперёд, чтобы поцеловать уважаемого гостя в лоб. Я же незаметно выдохнула. Не он. Конечно, не он. Без суженой до таких лет не доживают. С чего вообще показалось, что это может быть он?
Тем временем с гостями поздоровалась Маргарита Николаевна, и матушка вновь взяла слово.
– Рада представить Вам нашу дочь Ульяну Петровну!
– Графиня, Вы подобны нежной розе.
Прикосновение какой-то чересчур мягкой ладони старшего Врекова, пусть и через перчатку, было неприятным, хотелось поскорее отдёрнуть руку. Недостойная мысль, нельзя судить человека лишь по внешности.
– Премного счастлив, что мой цветник скоро пополнится столь изысканным экземпляром.
Выученные улыбка, смущение, поцелуй гостеприимства в широкий блестящий лоб. Благослови Ваятель вас, Серафим Вячеславович! Вас и ваши наставления!
– Вы так добры, Ваше Благородие.
– Ещё и скромна! Прекрасно! Ваше Сиятельство. – Марк Прохорович вновь повернулся к матушке. – Имею честь представить Вам моего сына, единственного наследника рода Врековых – барона Врекова Стефана Марковича.
– Ваше Сиятельство.
Жених поклонился матушке, поцеловал её руку и получил ответный поцелуй хозяйки в лоб.
– Ваше Сиятельство. – Его серые глаза смотрели прямо, он вновь изящно склонился уже передо мной. – Премного счастлив нашему знакомству.
Худой, почти что тощий юноша, как я уже знала, неполных восемнадцати лет, на фоне отца смотрелся даже излишне аристократично. Он был не при дворянском мундире, но чёрный костюм-тройка с белой сорочкой были ему очень к лицу. Изысканно бледные с синеватыми венами руки, тонкие пальцы, что сжали ладонь. Светлые, чуть пепельные волосы над высоким лбом, качнувшиеся во время лёгкого поцелуя руки. Вовсе не как у его отца. И традиционный поцелуй хозяйки в лоб уже не кажется приличным.
Знакомство продолжил батюшка.
– Также позвольте представить Вам моих младших наследников – Елизар Петрович и Николай Петрович. И моя младшая дочь София Петровна. Серафим Вячеславович – гувернёр.
Мальчики благовоспитанно коротко поклонились, но Марк Прохорович удостоил их лишь мимолётным взглядом, а на Серафима Вячеславовича не взглянул вовсе.
– Чудесно, милые мальчишки.
София ещё не провела своего Белого бала и лобзаниями гостей приветствовать не могла, потому легко присела в книксене. Вот на ней взгляд Марка Прохоровича задержался.
– Ваш дом полон красивейших цветов, Ваше Сиятельство.
Соня зарделась.
– Татьяна Адамовна, что же вы прячетесь? – Матушка не переставала суетиться. – Идите сюда, дорогая, нам сегодня обязательно нужно будет обсудить обед у Стельских! Очень жаль, что Вы не смогли его посетить, но я всё-всё Вам расскажу.
Худенькая женщина робко выступила из-за спины Марка Прохоровича. Матушка Стефана была ещё стройнее, чем сын, хотя куда уж более. Аккуратная причёска, аккуратная улыбка, серое платьице. Слишком простое, больше Поленьке подошло бы, но в чужой семье свои порядки.
В моей семье.
Мысль оказалась пронзительной. Скоро это станут порядки моей семьи.
– Вот и идите, верно, сплетен уже накопилось. – Старший Вреков снисходительно улыбнулся. – А мы тут займёмся серьёзными вопросами. Есть ли чем горло промочить, Пётр Афанасьевич?
– Для дорогого друга всё, чем богаты, на столы выставили. – Батюшка махнул рукой в сторону гостиной.
– Так ведите же к Вашим богатствам, Ваше Сиятельство!
В нашем имении, конечно же, обустроены две гостиные, как и положено в приличном доме, однако в тот день матушка не посчитала нужным разделять мужское и женское общества во время фуршета. Всё для лучшего знакомства будущих родственников. Только Соню с братьями отправили в их комнаты.
– Представляете? Такой конфуз!
Она старательно поддерживала лёгкую беседу, что было не так просто, ведь Татьяна Адамовна почти всегда отвечала односложно.
– Да, матушка. Это совершенно невозможно. – Я ответила со строго отмеренной долей эмоций.
Для участия в светском общении при должном умении требуется не так уж много внимания. Волей-неволей я прислушивалась к обсуждению «серьёзных вопросов», что вёл батюшка с гостями. Поправляя и без того идеально лежащий подол, будто случайно слегка развернулась к креслам, в которых сидели мужчины.
– …пока неопытен. Ничего, со временем всё придёт. Матушка твоя тоже не хотела при мне постоянно находиться, а нынче видишь? Лишнего раза без меня и из дому не выйдет. А всё правильное воспитание.
– Да, отец. Мне есть чему у Вас поучиться.
Марк Прохорович держался свободно, Стефан сидел, сложив руки на коленях, и всё смотрел то вниз, то в сторону, а вот батюшка хмурился. Похоже, его тяготила эта беседа.
Мне послышалось, что матушка вновь что-то спросила. Пришлось вернуться к разговору.
– Татьяна. Вы же позволите мне вас так называть? Неужели Вам ничего не интересно узнать про Вашу будущую невестку?
– Прошу прощения, но мне пока будет неловко обращаться по имени. Мой муж ещё до этой встречи утверждал, что Ульяна Петровна мила и хорошо воспитана. Не вижу повода сомневаться в его словах.
Татьяна Адамовна вновь аккуратно и как-то прохладно улыбнулась.
– Мне кажется, Вы лукавите, дорогая. Помню, моя свекровь была весьма придирчива при нашей первой с Афанасием Иоановичем встрече. – Бабушка улыбнулась с чуть задумчивым выражением лица.
– Я привыкла полагаться на мнение своего мужа.
Может матушка и попыталась бы настаивать, но глянула на батюшку, на изящные часики на руках и, похоже, решила не затягивать.
– Так и быть, мы Вам поверим. Однако время уже к обеду! Настасья!
Совершенно незаметная у двери до этого горничная подошла поближе.
– Позови, пожалуйста, Софию и Серафима Вячеславовича с мальчиками.
– Да, Ваше Сиятельство.
Девица присела в книксене и поторопилась уйти, а матушка поднялась из кресел.
– Муж мой, господа. – Она подошла к батюшке, и тот поторопился встать. – Прошу к столу.
Пока велись разговоры в гостиной, за окном успело завечереть. В столовой зажгли люстры и канделябры. Световые кристаллы в них сияли мягко и тепло, добавляя уюта. Пятеро лакеев следили за тарелками и бокалами под пристальным взглядом дворецкого. Стол полнился съестными изысками.
– Пётр Афанасьевич, попробуйте гуся с миндалём. – Матушка привычно распоряжалась за столом. – В этот раз чудо как хорош получился.
– Спасибо. Коли чудо как хорош, то обязательно попробую.
Тут же к нему подошёл лакей, дабы положить кусок птицы.
– Татьяна Адамовна, для Вас специально перепелов в белом соусе сделали. Не хуже, чем в Белой Веже должно быть. Не зря же мы повара в столицы на обучение отправляли этой осенью.
Я, как полагалось, молчала, изредка отвечая на вопросы, наблюдала за суженым и родителями его, чувствуя как то ли в груди, то ли в животе что-то всё больше давит. Недовольство?
Вспоминались бумаги о семье Врековых, которые дала после сватовства матушка, и вот сложившееся из тех сведений впечатление никак не совпадало с увиденным.
Врековы не были в прошлом столбовыми дворянами[17], как наш род. Марк Прохорович – третий в семье сын, ему не досталось особых богатств. Но нынче он владел многими предприятиями, семья не бедствовала, и это вызывало уважение.
– Хорош гусь, хорош. – Старший барон ел, не отирая пальцев лишний раз. – Только суховат. Хорош Ваш повар, да видно присмотра требует.
Он говорил совершенно хозяйским тоном. Иногда поглядывал в мою сторону, но быстро стало заметно, что смотрел он на сидевшую левее Соню.
В бумагах также было сказано, что в семье Врековых всего три ребёнка: Стефан и его старшая и младшая сёстры, а ещё трое умерли во младенчестве. Про это было особенно тяжело читать, и нельзя было не проникнуться к баронессе особым сочувствием. Однако же Татьяна Адамовна вела себя очень тихо, но чувствовался при этом от неё холод и будто бы даже пренебрежение. Я всё думала: «Может, мне кажется?» Да отчего-то не верилось. Стефан же был так молчалив, что никак не удавалось сложить о нём особого мнения. Но, познакомившись с его родителями, сложно было не начать испытывать жалость.
– Елизар Петрович, Николай Петрович, думаю, вам пора отдохнуть. – Матушка выразительно посмотрела на гувернёра. – Серафим Вячеславович, пожалуйста.
Мальчишки, утомившиеся от «взрослого» поведения за столом, но изо всех сил старавшиеся не опозориться при чужих, только что не повскакивали со стульев. Однако одного взгляда гувернёра хватило, чтобы призвать их к порядку. Маленькие графья чинно раскланялись со всеми.
– Вам, София Петровна, тоже уже пора.
– Ох и строги вы, Марфа Георгиевна! София Петровна годами уже невеста, а Вы её в детскую отсылаете.
Было что-то неприятно волнительное в этих словах барона. Я глянула на баронессу, но та даже не отвела взгляда от тарелки.
Заученное вежливое выражение лица с каждой минутой вечера давалось всё с большим усилием. Не удивительно, что чета Врековых не встречалась в приятном обществе салона княгини Ястребовской, где меня представили сразу после Белого бала. Однако стоило начинать привыкать считать и себя Врековой.
– Зачем же заставлять юное дитя слушать разговоры таких стариков, как мы с Вами, барон, – сказала бабушка то ли в шутку, то ли всерьёз. – Иди, деточка, матушка права.
Глядя, как пытается Соня скрыть в размеренных движениях некоторую нервозность, я подумала, что сейчас и начнётся главный разговор.
– Ваше Благородие, мне как старшей женщине семьи небезразлична судьба моей внучки. – Маргарита Николаевна начала говорить, лишь когда за Соней закрылись двери. – Ваятель решил, что Вашему сыну суждено взять её в жёны. Что ж, не нам противиться его воле. Однако было бы интересно услышать, какая судьба ждёт Ульяну в Вашей семье? Жизнь замужней женщины, бывает, складывается… По-разному.
Закончила она свою речь, глядя на баронессу, которая за весь обед и слова не проронила.
– Ваше волнение понятно. – Барон отёр губы. – Могу заверить Вас…
– Отец, прошу прощения, могу ли я ответить на этот вопрос?
Я взглянула на суженого. Сидевший напротив Стефан посмотрел на меня и коротко улыбнулся. Кажется, он волновался.
Марк Прохорович недовольно поджал губы, но возражать не стал. Только махнул сыну рукой, чтобы продолжал.
– Пётр Афанасьевич, Марфа Георгиевна, я бесконечно рад с вами познакомиться. Нынешний обед показал мне, что Ульяна Петровна росла в дружной семье, а значит, я могу надеяться обрести такую же.
Взгляд серых как речной лёд глаз Стефана снова обратился ко мне. Потеплели щёки, смущение заставило опустить очи долу. Такие слова давали надежду даже на большее, чем хотелось. И заметила я во взгляде жениха что-то такое… Не любовь, конечно, но интерес. Стефан определённо не был ко мне равнодушен.
Он продолжал.
– Я не смею рассчитывать на любовь Вашей дочери, Пётр Афанасьевич…
– Не смеши меня, Стефан. К чему это всё?
От резких слов барона все вздрогнули.
– Прибереги эту чушь для спальни, а сейчас время поговорить о важных вещах.
– Да, отец…
Суженый сразу поник, опять принялся рассматривать стол, словно там и правда было что-то интересное, даже руки вновь сложил на коленях. Марк Прохорович повернулся к батюшке, по левую руку от которого сидел. Ответ Стефана он, казалось, даже не услышал.
– Пётр Афанасьевич, Вам не стоит переживать за свою дочь. Род Врековых хоть и не из древних семей, но вполне себе обеспечен. Виноградники, конный завод по соседству с нашим имением, цех артефакторов, и это ещё не всё. Если Вы пожелаете нанести ответный визит и осмотреть всё лично, я буду весьма рад.
Барон продолжал перечислять всё новые предприятия и земли, загородные поместья, но я не слышала этого всего. Вокруг струилась светящаяся пряжа энергий. Дар взбрыкнул, чего не бывало уж давно, и нельзя было дать ни одной искре прорваться наружу. Не хватало ещё такого позора. Бабушкина прохладная рука на мгновение коснулась моего колена, и это напомнило о приличиях и необходимости держать лицо. Я взглянула было на Стефана, но тот отрешённо разглядывал вилку в своей руке и даже не смотрел в мою сторону.
Матушка сидела, вежливо улыбаясь, и только румянец на щеках выдавал её чувства. В уголках глаз батюшки появилась пара лишних морщинок. Эти мелочи знающему человеку сказали бы о многом. О недовольстве, брезгливости, снисхождении, гневе.
– Барон, мы, безусловно, восхищены талантом предпринимательства, что передаётся в Вашей семье. – Батюшка всё же прервал его речь. – И будем рады продолжить этот разговор во время ответного визита. Мы счастливы познакомиться с Вами, Татьяной Адамовной и Стефаном Марковичем, но уже довольно поздно, а Вам ещё предстоит долгая дорога в имение.
– Да, Пётр Афанасьевич, Вы, несомненно, правы. – Барон, казалось, ни капли не смутился. – Сердечно благодарю Вас за такое гостеприимство. Напоследок хочу лишь сказать, что я обещаю создать все условия, чтобы Ваша дочь стала истинным украшением нашего дома.
Я поспешила уйти, как только представилась возможность. Дар всё никак не желал успокаиваться.