Баронесса Врекова попросила о перерыве. Всё же рассказ её был не короток. Высокое общество воспользовалось возможностью размять ноги, покурить да посплетничать, в зале заседания остались немногие. В том числе и молодой служивый, сидевший за министерскими креслами в нише у самой стены. Сейчас никто не мешал ему рассматривать отошедшую к родным Ульяну Петровну.
Ярин Танич вспоминал те дни, когда и правда думал, что ему в этой истории отведена куда более важная роль, чем благовоспитанной девице из истинно благородного рода, вынужденной считаться со своим предназначением.
17 травня 7393 г. от с. м.
Сужгородский уезд, имение Горлицы
В вечерних сумерках на лугу у ручья нынче было зябко. Мёрзли пальцы ног, по спине пробегали мурашки. Подумалось, что София Петровна, верно, и вовсе заболеет. Я передёрнул плечами. Нужно было где поближе свидание назначить. Уже хотел плюнуть да пойти навстречу, дорожка-то одна, да на тропе через луг показалась девичья фигурка.
София сошла в траву и побрела к нашей иве. Она явно торопилась, то и дело спотыкаясь, да ещё эти сумерки. Тонко ухнула сова, девушка замерла.
Дурная птица!
– София? – Я поднырнул под свисающие ветви и сделал пару шагов вперёд.
– Слава Ваятелю! – Она вновь споткнулась и шумно выдохнула. – Чего мы на тропе-то не встретились? Далась Вам эта ива!
– Я как-то не подумал.
Поспешил подойти и поддержать девушку под руку.
– А лошадь свою на тропе оставили. Её ноги, значит, пожалели?
И правда, вот дурак!
София дышала тяжело, словно после бега.
Сто раз дурак.
Вновь вскрикнула-пискнула птица.
– Как Ваша сестра?
– Неужто не разузнали ещё?
София прятала руки в концах широкой шали, но пальчики были холодные. Я снял шинель и сзади накинул ей на плечи. Обнял. А она положила голову на моё плечо, и в мыслях не осталось места для вопросов. Показалось, что если не нарушать этого покоя, то так можно простоять и до самого утра. Вдыхая тонкий ночной запах остывающих трав, слушая шелест ивы, ловя взглядом каждую просыпающуюся звезду. Но скоро, слишком скоро София вздохнула, завозилась, пытаясь сильнее закутаться в шинель.
– Нехорошо ей. Врач полагает, это нервное. Оно и не удивительно.
Да. Всё же пора о деле.
– Я пытался разузнать о произошедшем, но даже слухов о случившемся в обществе не ходит. Врекову это, понятно, невыгодно, а Ваш батюшка, видно, не хочет омрачать помолвку Ульяны Петровны. Могу ли я просить Вас о подробном рассказе?
– Раз просите, значит, можете. Всё о деле печётесь, Ваше Благородие? – София дёрнула плечиком и отвернулась, но от груди не отстранилась. – Знала, что Вам будет интересно, и матушку расспросила. Обед прошёл чинно, после разошлись по комнатам. Беседы вели.
У самого лица зазвенело комариным писком. Я пару раз махнул рукой, чтобы убрались.
– После в сад пошли, барон хвалился своими ровными кустами да заморскими растениями. Я, конечно, знала, что Врековы не бедствуют, но по матушкиным отзывам в том саду не одно состояние зарыто. Сестра с женихом вроде как отстали, чтобы приватно беседу вести. После барон всех повёл конями своими любоваться. У них же конезавод свой, Вы знаете, верно. Ну а в сарае у плаца в тот момент коня какого-то рубили. Вот Ульяна и увидала.
Да уж.
В ответ на Софиин рассказ в душе насторожила уши и так уже давно дремавшая в полглаза совесть. А всему Фёдор Федотович был виною. Он, конечно, правильно говорил: к барону нужно было незаметно подобраться, потому что к следствию тот ключик подберёт. На своей шкуре довелось проверить. Но свести знакомство с предводителем губернского дворянства – это одно, а вот без его ведома его же дочь на авантюру подбивать… И с балом нехорошо получилось. Кмет Цаплевич верно просчитал и действия барона Врекова, и благодарность Быстрицких, и что Ульяна Петровна в танце не откажет, но вот пусть бы он этим и занимался. Так нет же, слишком приметная фигура!
Одно лишь в этом всём радовало: иначе как бы с Софией познакомиться довелось? И то, хотел её от интриг этих уберечь, так сама всё вынюхала. Одно слово – медведица[28].
– Пойдёмте к дому? Мне бы вернуться поскорее.
Я отстранился, предложил локоть. Брести по всё ещё звенящему сверчками, волновавшемуся от ветра травяному морю было волшебно.
– Это может показаться странным, но у нас от коней не избавляются. Даже от самых никудышных. Бабушка рассказывала, что это с её появления началось. Она в семью пришла со старым любимым коньком, на котором ещё кататься училась. Ей, конечно, нового подобрали, коньку содержание определили. После бабушка, на него ссылаясь, и других нестатных миловать начала. И вот такое.