Кале, Франция, январь 1828 года
В унылые предрассветные часы, знаменующие окончание ночи, огарок свечи тускло освещал убогую комнату захолустной гостиницы. Ветер, громыхавший плохо подогнанными рамами, приносил с моря скрип пришвартованных в гавани кораблей и зловоние протухшей рыбы. А лежавший на узкой кровати задыхавшийся человек судорожно хватал ртом воздух.
Кэмден Ротермер, герцог Седжмур, со вздохом наклонился, чтобы взбить подушки под головой своего умирающего друга. Когда Кэм опустился на стул рядом с кроватью, Питер Торн открыл глаза. Хоти они с Питером почти не общались на протяжении многих лет, Кэм знал о многочисленных неудачах друга. Торны славились разгульным образом жизни, так что старший сын и наследник, проигравший все свое состояние, был далеко не худшим представителем этого семейства.
Кэм прибыл в Кале несколько часов назад и сразу же приехал сюда. Застав у друга доктора, он расспросил его о состоянии больного, и утомленный французский медик не стал лгать и выложил все начистоту.
Сначала Питер пребывал в состоянии, близком к бессознательному, но сейчас взгляд его казался вполне осмысленным. Лицо больного было ужасно изможденным – глаза же глубоко провалились в темные глазницы, – и Кэму казалось, будто он видел перед собой не человека, а скелет.
– Ты… приехал, – с трудом произнес умирающий – и зашелся в надрывном кашле.
Герцог поспешно подал другу воды в щербатой чашке. Торн приподнялся, сделал глоток и снова откинулся на подушки.
– Конечно, я приехал. – Боль и гнев сдавили грудь Кэма. Питер был его другом по детским играм, а потом частенько составлял ему компанию во всевозможных университетских проказах. Будучи ровесником Кэмдена, он в свои тридцать пять был еще слишком молод, чтобы умереть.
– Я не был в этом уверен, – пробормотал Питер и снова закашлялся.
– Но мы ведь всегда были друзьями… – заметил Кэмден.
– Да, с детства, – прошептал в ответ Питер. – Хотя сегодня ты пожелаешь, чтобы я побыстрее отправился к дьяволу.
– Нет, никогда, – решительно заявил Кэм.
– Не… зарекайся. – Питер закрыл глаза, и герцогу на мгновение показалось, что друг провалился в сон. Доктор сказал, что конец близок и, скорее всего, наступит грядущей ночью. Увы, при виде бескровного и заострившегося лица больного сомневаться в таком вердикте не приходилось.
Подумав об этом, Кэм горестно вздохнул. Он никогда не был религиозен, но сейчас стал невольно шептать молитву. Он молил Всевышнего о быстром конце для своего друга.
– Мне нужна твоя помощь, – прохрипел Питер, и его пальцы, сейчас походившие на паучьи лапы, судорожно вцепились в натянутое до подбородка ветхое одеяло.
Если бы Кэм считал, что это хоть как-то поможет Питеру, он тотчас же перевез бы его в лучшую гостиницу города. Но даже без предупреждения доктора было ясно, что часы друга сочтены. И попытка перевезти его в другое место лишь доставила бы ему лишние страдания.
– Я о Пен… – задыхаясь, добавил Питер.
Кэмден невольно вздрогнул; у него тотчас же возникло ощущение, что он знал, о чем пойдет речь.
– О твоей сестре? – переспросил он осторожно.
– Конечно, о моей проклятой сестре, – в раздражении ответил Питер и в очередной раз закашлялся.
Просунув руку под спину друга, Кэмден поддерживал его во время приступа. Потом тихо сказал:
– Доктор оставил настойку опия.
– Нет-нет, я не хочу спать. – Питер сделал вдох и поморщился; было очевидно, что он ужасно страдал. – Скоро высплюсь вдоволь, – добавил он хриплым шепотом. Немного помолчав, он сообщил: – Пен в беде, и ей нужна помощь. – Питер нащупал руку друга и сжал ее с удивительной для его состояния силой. Но пальцы были невероятно холодны – словно жизнь уже покинула его тело.
Кэмден насторожился. Он не видел Пен целых девять лет – не видел с того самого дня, когда она отклонила его предложение. Единственное предложение, как оказалось впоследствии. «Что ж, если эта девица в беде, то, очевидно, она этого заслуживает» – промелькнуло в голове у герцога.
– Уверен, что она попадала в переделки и раньше, – сказал он, пожав плечами.
Пенелопе Торн так и не представилась возможность блеснуть в обществе, и она, присоединившись к своей эксцентричной тетке, отправилась на континент, где и оставалась долгие годы. Пен не вернулась в Англию даже после того, как пять лет назад ее родители погибли – их экипаж попал в катастрофу. Кажется, в это время она находилась в Греции.
Кэмден с огромной неохотой признавал, что отказ Пенелопы сильно подорвал его уверенность в себе. Подорвал настолько, что он только сейчас вновь всерьез задумался о браке. Жена была ему необходима, чтобы восстановить репутацию семьи, и недавно он наконец-то нашел подходящую невесту. Причем эта женщина совершенно не походила на озорную подругу его детства – и слава Богу.
Судя по изредка доходившим слухам Пенелопа превратилась в весьма странную особу. В свете рассказывали о ее приключениях в постели итальянского графа с сомнительной репутацией, а также о любовной связи с каким-то греческим повстанцем. Поговаривали, будто Гойя нарушил свое уединение, дабы нарисовать портрет Пенелопы как в одежде, так и без оной – наподобие его знаменитой картины «Маха обнаженная». Более того, некоторые утверждали, что она провела целую неделю в гареме султана в Константинополе.
Кроме того, Пенелопа опубликовала четыре тома воспоминаний о своих путешествиях, которые Кэмден зачитал до дыр, хотя ни за что не признался бы в этом публично.
Питер еще крепче сжал руку друга, и теперь, когда он вновь заговорил, во взгляде его было неподдельное отчаяние.
– В октябре умерла леди Брэдфорд, и с тех пор Пенелопу преследовали несчастья. Пен сейчас направляется в Париж, где у нас с ней была назначена встреча, и она совсем одна в этом опасном путешествии.
Кэму хотелось сказать, что так ей и надо, но все же он прикусил язык – ведь все считали его на редкость уравновешенным человеком. И действительно, последний раз он вышел из себя, когда Пен его отвергла. Что же касается Пенелопы… Что ж, потеряв компаньонку, она наверняка смогла бы найти ей замену.
– Питер, я… – Кэм умолк, не зная, что сказать другу. Разумеется, он догадывался, что тот хотел попросить его спасти сестру. И мог ли он после стольких лет дружбы ответить Питеру отказом?
Словно почувствовав настроение друга, Питер снова заговорил, на сей раз очень быстро; возможно, он понял, что жить ему оставалось уже совсем немного.
– Последнее письмо Пен прислала из Рима. Она писала, что у нее закончились деньги. Это было месяц назад, и одному Богу известно, что случилось с ней после этого.
– Но что могу сделать я? – спросил Кэмден.
– Найти ее. Привезти назад в Англию. Убедиться в том, что она – в безопасности. – Питер смотрел на друга все с тем же отчаянием в глазах, и Кэмден почувствовал, что, возможно, не сумеет отказать ему. – Элиас будет занят наследством, а на Гарри нет никакой надежды, даже если бы кому-то удалось отвадить его от борделей.
Молча поднявшись со стула, Кэмден принялся мерить шагами крохотную комнатку. Наконец, взглянув на друга, проворчал:
– Черт возьми, Питер, я ведь не имею власти над твоей сестрой. Она меня не послушает.
– Послушает. Ты всегда ей нравился.
Только не в последнюю их встречу.
– Не могу же я увезти ее силой, – проворчал герцог.
Дрожа всем телом, Питер приподнялся на подушках. Его карие глаза – точно такие же, как у сестры, – ярко горели на пепельно-сером лице, так что, казалось, вся его жизнь сосредоточилась сейчас во взгляде.
– Увезешь, если придется. Я не хочу, чтобы моя сестра таскалась по Европе. Не хочу, чтобы всякие невежественные свиньи обзывали ее шлюхой.
«Проклятье!» – мысленно воскликнул Кэмден. А Питер, не сводя с него пылающего взгляда, продолжал:
– Нет на свете человека, которому я доверял бы больше, чем тебе, Кэм. Если ты когда-нибудь считал меня своим другом, если ты испытывал хоть мимолетную симпатию к моей сестре, – привези ее домой.
Мимолетную симпатию к его сестре? В том-то и состояла проблема… Пока Пенелопа не начала говорить с ним как с высокомерным лакеем, она очень ему нравилась, а вот потом…
Остановившись у окна, Кэм смотрел на бушевавшую за стеклом непогоду. В серое небо над гаванью упирался бесконечный лес мачт… «Наверное, в такие вот ночи и заключаются сделки с дьяволом», – со вздохом подумал Кэм. Только вот в данном случае – он был абсолютно в этом уверен – дьяволом являлась одна очень хорошо известная ему женщина…
Повернув голову, Кэмден увидел собственное отражение в зеркале. Казалось, что он выглядел… как обычно. Был спокоен, уверен в себе и холоден – привычка скрывать свои истинные чувства стала его второй натурой. Но на самом деле в душе его сейчас бушевала буря. Буря, вызванная… той самой женщиной.
В мутном зеркале отражалось также и лицо наблюдающего за ним Питера, стойко переносившего страдания последних часов жизни. Ну как он, Кэм, мог ему отказать?.. Хотя конечно же было совершенно ясно: все его попытки вернуть Пен домой ни к чему не приведут. Разумеется, она поступит по собственному усмотрению – вопреки всем просьбам умиравшего брата и увещеваниям друга детства. Но все-таки…
Расправив плечи, Кэмден медленно развернулся и, пристально посмотрев на друга, проговорил:
– Конечно, я сделаю это, Питер. Не сомневайся.
Этот его ответ был встречен слабым подобием некогда ослепительной улыбки. Торны славились своей красотой, и на какое-то мгновение перед Кэмденом вновь предстал распутный приятель его юности, с легкостью покорявший женские сердца.
– Да благословит тебя Господь, Кэм, – прохрипел умиравший.
Хотя, по мнению Кэмдена, правильнее было бы сказать: да поможет тебе Господь.