В Скотланд-Ярд я вернулся к четырем, и меня уже на входе остановил сержант Коул, вручив письмо. Ма Дойл… Я напрягся, словно в ожидании удара. Последний раз она присылала записку мне на службу, когда я еще тянул лямку в речной полиции – сообщила, что Пэта убили. Я вскрыл конверт, в спешке порвав и вложенное в него письмо. Пришлось сложить куски.
«Микки, загляни ко мне, как только сможешь. Не волнуйся – у нас все хорошо. Ма».
Слава богу… И все же наверняка у ма – важные новости. Я забегал к ней по крайней мере раз в месяц на воскресное чаепитие и собирался зайти как раз на этой неделе. Однако чем бы ни хотела поделиться со мной ма, – судя по письму, тянуть не следует. Я вышел на улицу и поймал кэб. На Леман-стрит отпустил кэбмена и двинулся в восточном направлении – к Уайтчепелу. Пешком пройти было и проще и быстрее, чем тащиться в кэбе по запруженным улицам.
Мне не исполнилось и двенадцати, когда исчезла моя мать. С месяц я искал ее по всему Уайтчепелу. Все это время обо мне заботились друзья. Потом до меня дошло, что негоже заставлять их меня подкармливать – ведь мать научила меня читать и писать, да и силушкой бог не обидел. И я, связавшись с одним человеком с Чиксенд-стрит, взялся за ограбления магазинов. Джонни стоял на стреме, пока я вскрывал витрину, просовывая кончик ножа между стеклом и рамой. Стекло давало трещину в виде звезды, и я бесшумно вынимал его из рамы. Дальше за дело принимался Дэнни, вытаскивая из лавочки стоящий товар. Вырученных денег обычно хватало на еду и угол для ночлега.
Так продолжалось до того дня, когда я наткнулся на троицу стервецов, избивавших в переулке беззащитного парнишку. Наверное, я прошел бы мимо, но услышал, как парни обзывали свою жертву грязным ирландцем. Даже не помню, как выхватил нож. Когда пришел в себя, осознал, что стою, сжав в захвате самого здорового из подонков, приставив стальное лезвие к его горлу.
– Отпусти его, или порежу! – прошипел я ему в ухо.
Троица оторопела. Никто не трогался с места, пока пленник не пробормотал:
– Ладно…
– А теперь убирайтесь! Все трое!
Я опустил нож и оттолкнул мерзавца. Видимо, в тот момент меня больше занимал валяющийся в грязи мальчишка, потому что толчок вышел неубедительным. Противник тут же взмахнул ножом, целясь в лицо, и мой лоб обожгло болью. Хорошо, что я не убрал свой клинок и сумел ответным ударом пырнуть здоровяка в плечо. Взвизгнув, тот упал на землю. На меня набросился его подельник в кепке, и его кулак врезался мне в голову. Я согнулся, и противник нанес мне несколько тяжелых ударов по спине, сбив дыхание. И все же мне удалось развернуться и достать ножом его бедро.
Враги бежали, выкрикивая проклятия.
Я наклонился и, упершись руками в колени, перевел дух. У парнишки кровило из носа и изо рта, и он был скорее зол, чем испуган.
– Чертовы уроды! – выплюнул он.
Я выпрямился, и мальчишка осмотрел мой лоб. Мы были примерно одного возраста. Спасенный, несмотря на невысокий рост, сложение имел крепкое.
– Меня зовут Пэт Дойл, – представился он и добавил, коснувшись своего лба: – Пойдем к нам, ма займется твоей раной.
Покачиваясь от слабости, мы двинулись по узким переулкам, и Пэт спросил, где я живу и кто научил меня так владеть ножом. Я пожал плечами, и новый товарищ, бросив взгляд в мою сторону, настаивать не стал. Глаза у него были синие, как и у меня; впрочем, как и у многих ирландцев. Наконец мы добрели до лавочки, сбоку от которой шла лестница в жилое помещение на втором этаже. Его мать обработала мой порез, и Пэт поинтересовался, останусь ли я на обед. Потом попросил меня задержаться еще ненадолго, и его просьба, похоже, обеспокоила миссис Дойл.
– Не волнуйтесь, мэм, – буркнул я. – Мне помощь не требуется. У меня все на мази.
– Сколько тебе лет?
– Пятнадцать, – на всякий случай соврал я.
– На мази, говоришь? Чем занимаешься?
Я промолчал, и она устало вздохнула.
– Ма, он меня выручил, иначе я сыграл бы в ящик, как Фрэнсис, – серьезно сказал Пэт.
Миссис Дойл, притянув сына к себе, чмокнула его в лоб и кивнула.
– Спасибо, что позаботился о моем мальчике. Его смерти я не пережила бы.
После ужина, когда камин уже прогорел, мы собрались у кровати, которую миссис Дойл делила с близняшками – Элси и Колином, и она пересказала нам одну из легенд о знаменитом воине Кухулине. Моя мать тоже была родом из Ирландии, но подобных эпосов я от нее никогда не слыхал.
Шли годы, и ма Дойл рассказывала нам то о Лугайде, Абхартахе и древних банши, то о феях и Джонни Фриле. Мы с Пэтом могли сколько угодно обмениваться снисходительными улыбками, считая старые мифы сказочками для близнецов, однако слушал я с удовольствием. Голос ма взмывал вверх, и тогда ее слова, словно звонкие монеты, отскакивали от потолка. Если я и считаюсь неплохим рассказчиком – это все ее школа.
В общем, я переехал к Дойлам, и на этом моя воровская карьера закончилась. Ма Дойл сразу дала понять, что не потерпит такого способа зарабатывать на жизнь. Впрочем, вряд ли ей удалось бы сводить концы с концами, сидя с детьми в нашем квартале, и каждый из нас чем-то занимался. Мне поручили помогать в лавочке, выполнять разные поручения и учить Элси арифметике. Разумеется, я ворчал, подметая полы и таская тяжелые тюки с чаем с верфи в кладовую, и все же втайне гордился и даже получал удовольствие от работы, сознавая, что не стал для ма обузой.
Через пару лет подросли двое племянников, и ма Дойл поручила им следить за лавочкой. Мы с Пэтом подались в порт. По десять часов в сутки грузили товар, а потом я продвинулся по службе, став лодочником – перевозил грузы на суда в маленьком плашкоуте. Работа была нелегкой, и я возмужал, превратившись в парня, способного спокойно перекинуть тюк весом в сотню фунтов с причала на палубу. Не знаю, к худу то было или к добру. Во всяком случае, однажды в порт заглянул Симус О'Хаган и увидел меня с мешком чая через плечо. Симус спросил, не желаю ли я заработать денег.
– А что надо делать?
– Биться на кулаках. – Он не отводил от меня взгляда. – Боксировать приходилось?
– Никогда.
– Научиться хочешь?
Я тотчас понял, что Симус предлагает мне бокс без перчаток. Подобные бои были вне закона. Случись полиции нагрянуть с облавой в боксерский зал, каждого из бойцов бросили бы на несколько месяцев в сырые кутузки Уайтчепела. Упечь в тюрьму ирландца – несравненное удовольствие для любого полисмена.
– Сколько платите?
– Процент с выручки. Для начала могу пообещать фунт в неделю. – Симус сплюнул коричневую от табака слюну. – Это как новичку, но с такими плечами и ручищами ты сможешь зашибать и больше.
Четыре фунта в месяц?
Деньги были нужны – я этого и не скрывал. Знал, что означает дополнительный доход – и для ма Дойл, и для меня. Для всех нас. Симус глянул мне в глаза и улыбнулся.
– Почему вы обратились именно ко мне? – удивился я, кивнув в сторону десятков мужчин, снующих в порту, многие из которых были сильнее меня, хотя и старше.
– Только никому, – не ответив на вопрос, шепнул он и вручил мне обрывок картона с адресом. – Приходи вечером, к половине девятого.
Симус не внушал мне особого доверия, – стоило лишь глянуть в его жесткие, горящие, словно у змеи, глазки, но мне было семнадцать, и я гордился, что из огромной толпы грузчиков выбрали именно меня.
Клочок картона до вечера жег мне грудь. В шесть часов я сказал себе, что никуда не пойду. На улицах драться приходилось не раз, но ведь это не то же самое, что бои на ринге. Кто сказал, что меня не собираются заманить в ловушку? Могли убить, зарезать, и никто не знал бы, где меня искать. Да и О'Хагана я видел едва ли не первый раз в жизни. Хорошо бы навести справки, да расспросы лишь вызовут подозрение.
В половине восьмого, заметив, как ма корпит над книгой с записями о выручке, решил – попробую! Хуже не будет. Не понравится – сбегу.
В восемь мне вспомнился змеиный блеск в глазах О'Хагана, и я вновь передумал.
Посмотрел на маленькую Элси, штопающую юбку единственной драгоценной иглой, которую она на ночь втыкала в кусок коричневого войлока, на Пэта, гоняющего по тарелке корочку хлеба, чтобы собрать подливку до последней капли. Подумал о поступке ма Дойл, которая, возможно, спасла мне жизнь, дав приют в своем доме.
В половине девятого я уже стоял у дверей боксерского клуба. Порой думаю: как сложилась бы моя жизнь, останься я тогда дома?
Клубы, где проходят кулачные бои, – темные зловещие норы, пропитанные вонью гнили, пота и крови, которой бывает столько, что на земляном полу стоят темные лужи. И в то же время атмосфера завораживала.
Я проскользнул в зал, сразу попав под косые взгляды зрителей. Подошел О'Хаган: поприветствовал, одобрительно глянув в глаза. Сам воздух клуба был наполнен запахом алчности и ожиданием боя.
О'Хаган вытолкнул меня на ринг, и я выиграл в тот вечер три боя из трех. Впрочем, противники уступали мне и в росте, и в весе. Тем не менее, в схватке с новичком каждый из них считался фаворитом. Мне удалось заработать два с лишним фунта, и я попал на крючок. Таких легких денег у меня еще не было никогда.
Так прошел почти год, а потом О'Хаган сказал, что я должен сдать матч. То есть – проиграть специально.
– Какого черта? Почему? – возмутился я.
За все время у меня случилось лишь одно поражение, и я был страшно горд. Обладая быстрой реакцией, ударов в голову не пропускал, что вкупе с силой и мощным сложением позволяло побеждать почти каждого соперника.
– Ставки уже не дают прежней прибыли. Ты побеждаешь так часто, что против тебя просто не хотят ставить. – Он сплюнул мне под ноги табачную слюну. – Ты перестал приносить мне деньги. Надо что-то делать.
Я возненавидел его предложение. В жилище Дойлов протекала крыша; коврики были все время мокрыми от дождя, и вода, просачиваясь в кладовую, испортила три барреля чайного листа. Я планировал потратить заработок за этот месяц на ремонт. Стоя за рингом, я уже смирился с тем, что сдать матч придется. Всего один бой…
О'Хаган выставил против меня высокого жилистого парня по имени Девлин. Выглядел тот точь-в-точь как я в первый день на ринге. Через год-другой Девлин вырастет в хорошего надежного бойца. Один из боксеров, Мерфи, остановил меня перед выходом на ринг и тихо сказал:
– Пропусти от него пару ударов, чтобы все было не так очевидно.
– Что? – вздрогнув, переспросил я.
– Думаешь, ты выиграл первые бои, потому что настолько силен? – насмешливо фыркнул Мерфи.
Его слова ударили меня, словно обухом по голове, и я страшно обозлился.
– Иисусе… Не знал, что ты такой болван… – моргнул Мерфи.
Меня окатила волна стыда. Выиграл ли я честно хоть один из тех ранних матчей? Бьюсь об заклад, что да! Прекрасно помню, как одобрительно смотрел на меня О'Хаган, когда я укладывал на ринг Джо Келли, Томми Мэкки, а потом и Лема Шэнехана.
А если нет?
Я поймал взгляд, брошенный Симусом на букмекера, увидел, как Симус подтолкнул того локтем, и на меня обрушилась неприглядная истина: я – не более чем пес на собачьих боях, всего лишь средство для набивания чужих карманов.
Ну что же, Микки, для тебя это тоже бизнес… Сделай то, что от тебя требуется: сдай матч, получи деньги, а потом уйдешь навсегда.
На ринг я вышел с пустой головой. Сейчас пытаюсь не судить себя строго: я был молод, горяч, и весь кипел от унижения. Уже через десять секунд намерение поддаться сопернику испарилось без следа. Девлин нанес неплохой первый удар, после чего я выложился без остатка. Приди я в клуб после целого дня работы в порту, Девлин еще мог бы пару-тройку раз пробить мою защиту. Но в тот вечер у него не было ни единого шанса. Уже через двадцать секунд он оказался на полу, перевернулся и еще минуту неподвижно лежал на спине.
Я вытер угол рта, ощутив соленый привкус крови на губах, и глянул на О'Хагана. Тот стоял у стены с каменным лицом, скрестив руки на груди. Отвернувшись, он сплюнул себе под ноги.
Я отдавал себе отчет в том, что только что случилось. Впрочем, я принес ему чертову уйму денег, и рассчитывал, что мне дадут еще один шанс, как случилось после поражения от Гэхана. Подойдя к О'Хагану, пробормотал, прикрывшись рубахой:
– Следующий раз проиграю.
– Убирайся ко всем чертям!
Перед моим мысленным взором мелькнуло лицо ма Дойл. Я точно знал, как она помрачнеет, когда поймет, что денег за кулачные бои больше не будет. Впрочем, ма изо всех сил будет скрывать разочарование. Меня охватило раскаяние.
– Клянусь, я сдам следующий бой…
– Выметайся, я сказал! – безжалостно рявкнул Симус.
– Но… мне нужны деньги, – промямлил я.
– Проклятый идиот! – прошипел О'Хаган. – Я и так почти ничего не заработал за этот месяц, а теперь вообще чуть ли не банкрот!
Я перевел дух, попытавшись взять себя в руки.
– А мой фунт за эту неделю?
– Тебе повезет, если я не вышибу из тебя дерьмо, – хрипло рассмеялся О'Хаган. – Уберешься ты или нет?
Как быстро все изменилось… Я выбрался из грязного логова и побрел домой.
После моего рассказа о сегодняшнем дне у ма Дойл отвалилась челюсть – как я и ожидал. И все же минуты не прошло, как она похлопала меня по руке:
– Денег-то мы заработаем, Микки. Но боюсь, что Симус будет тебя преследовать. – Ма вздохнула. – Он поступил жестоко, вышвырнув тебя за единственный промах, – и это после всего, что ты для него сделал. Другое дело, что у некоторых людей нет чувства жалости. Их ничем не проймешь.
– Я пообещал ему проиграть следующий бой. Черт, сдам любой матч, какой ему захочется. Теперь знаю – все это делают.
– В Ирландии О'Хаганы всегда считались отбросами, – щелкнула языком ма. – Доверять им нельзя.
Она часто повторяла, что надежность – именно то качество, которое отличает настоящего человека от всякой гнили.
На следующее утро мое изумление испарилось, сменившись гневом. Несколько следующих дней я вынашивал планы мщения: подумывал сдать О'Хагана полиции – пусть расшибется о твердь неумолимого закона. Ма немедленно поняла, о чем я мечтаю, и спросила:
– Чего хмуришь брови?
– Да нет, ничего, – пробурчал я, ремонтируя ножку стула.
Она приподняла пальцем мой подбородок, заставив глянуть ей в глаза.
– Хочу отомстить О'Хагану, – признался я.
– Ах, Микки, не будь глупцом, – встревожилась ма. – Все кончится тем, что мы увидим тебя в гробу… – Она опустилась на колени рядом со мной, и ее лицо смягчилось. – Знаю, тебе больно, и все же овчинка выделки не стоит. Мы с тобой понимаем, что О'Хаган поступил несправедливо, и все же я рада, что с боями покончено. Придумаем что-нибудь другое, вот увидишь!
Ее слова подействовали словно бальзам, и мой гнев утих.
Наверное, этим все и кончилось бы, однако через пару дней полиция нагрянула в клуб и арестовала кучу народа, в том числе и О'Хагана. Полисмены были вне себя от радости: еще бы, удалось взять ирландца с поличным, с кучей денег на руках, а записи в его книгах изобличали еще добрый десяток участников. Симус не сомневался, что подставил его я, и в тот день, когда он угодил в тюрьму, ма прибежала в порт и втиснула мне в руку несколько монет, а в другую – сумку с вещами и запасом еды.
– О'Хаган передал весточку на волю, что ты его сдал.
– Это неправда! – запротестовал я.
– Клянешься? – Она испытующе посмотрела мне в лицо.
– Вот тебе крест! Ты ведь меня убедила – месть не стоит того, чтобы за нее умирать.
– Ну, раз так, бог даст – правда когда-нибудь выплывет наружу. И все же сегодня тебе придется уехать, Микки. Потом напишешь, где тебя искать.
Ма быстро обняла меня, пробормотав благословение, и подтолкнула в направлении Леман-стрит.
Оттуда я добрался до Ламбета, где и устроился в столичную полицию, – мою силу и крепкое телосложение оценили и там.
Облачившись в полицейскую форму, я получил возможность кое-что выяснить и узнал, что молодой Девлин далеко не сразу оправился после памятного боя. Его отцу стало известно, где пострадал сын. Именно он и навел полицию на О'Хагана. Я тайно отправил сообщение в Уайтчепел и в конце концов получил записку от Симуса, что тот считает мои слова правдой, и все же продолжает винить меня за бой с Девлином.
С тех пор прошло десять лет, и я больше не обменялся с ним ни словом. Так или иначе, мы с Симусом заключили негласную сделку: он знал, что я не раз мог его арестовать, и все же не сделал этого. Мне же случалось бывать в Уайтчепеле, и меня никто не трогал. И все же оставались люди, считавшие меня ирландской крысой, которые с удовольствием со мной покончили бы.
Каждый раз, выходя на Леман-стрит, я сжимал рукоятку полицейской дубинки.
Я открыл дверь в лавочку, где, как обычно, толпился десяток покупателей. Миссис Уинн, заметив меня, улыбнулась, и я подмигнул в ответ. Впрочем, в разговор вступать не хотелось. Ма в зале не было, зато за прилавком стояла засветившаяся от радости Элси.
– Ma в задней комнате? – спросил я, кивнув на дверь.
Элси, покачав головой, указала на потолок, и я в нетерпении побежал вверх по лесенке, открыл дверь своим ключом и вошел.
– Ма!
Она вышла из спальни и заключила меня в объятия.
– О, Микки! Спасибо, что пришел!
– У вас все хорошо?
– Ну да! – удивленно распахнула она карие глаза. – Я же писала – все замечательно.
У меня словно гора с плеч свалилась.
– Господи, Микки, что у тебя с лицом? – Ма заставила меня повернуться к свету. – Неужели снова занялся боксом?
– Конечно, нет! – Я наклонился и поцеловал ее в щеку. – Ничего страшного, я в порядке.
Она снова окинула меня внимательным взглядом, как делала, когда я являлся домой с синяками после боя.
– Что ж, отлично.
Ма еще несколько секунд прижимала меня к груди, затем отпустила. У меня потеплело на душе – так приятно, когда тебя обнимает самый близкий человек, ставший тебе приемной матерью… Я погладил ма по плечу и расстегнул пальто, продолжая незаметно ее рассматривать. Медно-рыжие волосы слегка поредели на висках, на круглом лице появилось несколько новых морщинок, ну а в целом она выглядела совсем неплохо. Уайтчепел скручивает людей в бараний рог, но ма Дойл не из тех, кого легко сломать. Ее жизнь была довольно благополучна – в лавочке бойко продавались свечи и прочие товары по вполне умеренным ценам, к тому же ма умела проявить сочувствие, не унизив человека жалостью, и в нужный момент предложить чашку чая.
– Чайку заварить? – спросила она. – Ветер сегодня холодный, даже через окна задувает.
Мы прошли в кухню, и ма добавила:
– Был на реке?
– Сегодня – нет. Вчера был. А что?
– От тебя пахнет речным бризом – как в те времена, когда вы с Пэтом работали в порту.
Я задержал на ней взгляд. Пэта ма вспоминала нечасто, однако сейчас его имя прозвучало не случайно. Понюхав рукав, я фыркнул.
– Твоя правда.
В шкафчике нашлись две чистые чашки и блюдца, а ма тем временем поставила чайник на огонь и пристально посмотрела мне в глаза.
– Выглядишь усталым. Похож на привидение, честное слово.
– У меня все хорошо, ма. Рад тебя видеть – хотя что я тебе рассказываю? Выкладывай, зачем звала?
– Сначала чай, потом все остальное.
Вода закипела, и ма, заварив крепкий чай, добавила в него молока. Мы уселись. Первый же глоток согрел меня изнутри, и я в ожидании разговора поставил чашку на блюдце.
Ма нахмурилась, и ее лицо приобрело озабоченно-деловитое выражение. Знакомая история… Наверное, столкнулась с серьезным затруднением, но нашла решение, и заметная роль в нем отведена мне.
– Хотела поговорить о сыне моей сестры. Эйлин умерла пять лет назад – да ты помнишь.
Неужели прошло пять лет?.. Я кивнул: помню.
– Месяц назад скончался ее муж, так что Гарри теперь живет у нас.
– Он там? – мотнул я головой в сторону спальни.
– Нет, я отправила его с Колином по делам – нужно было сперва поговорить с тобой наедине. – Ма вздохнула. – Рассчитывала, что ему здесь будет хорошо, да ошиблась.
– А что не так?
– Уайтчепел не для него, Микки, – покачала головой ма. – Двух дней не прошло, как я это поняла.
– Похоже, парень слишком хорош для нашего квартала? – язвительно спросил я.
– Не в этом дело, – задумчиво проговорила ма, откинувшись на спинку стула. – Гарри похож на тебя, Микки, – так же умен, только ему не хватает сообразительности скрывать свой ум. – Она печально улыбнулась, но улыбка быстро пропала, и в ее глазах засветилась тревога. – Не хотела тебя ни о чем просить, ты и так много делаешь. Думаешь, я не вижу, как ты что-то суешь Элси и Колину, когда появляешься у нас?
– Бывает, заведется в кармане лишняя монетка. – Покачав головой, я отпил остывающий чай. – Чем я могу помочь? Поговорить с ним? Гарри требуется совет?
– Знаешь… – заколебалась ма. – Мне пришло в голову: почему бы Гарри некоторое время не побыть при тебе?
Я закашлялся – чай попал не в то горло.
– Ма, меня почти не бывает дома. Как я могу взять к себе мальчика?
– Он не мальчик, Микки. Так или иначе, ему почти шестнадцать, хотя и не факт, что он выглядит на свой возраст. Вдруг ты найдешь ему временную работенку в Ярде? Писарем или посыльным, а я тем временем что-нибудь соображу. – Она нахмурилась. – Его уже дважды били. Ты же знаешь Уайтчепел.
Я знал. Здесь погибли Пэт и Фрэнсис, а оба были парнями сильными и неглупыми. Все справедливо. Ма столько лет меня опекала, а теперь хочет, чтобы я ненадолго взял под крылышко ее племянника. Для обитателей Уайтчепела не было ничего важнее сна, пищи, безопасности и работы, и эти карты каждый старался держать при себе, чтобы впоследствии сорвать банк в большой игре. Когда я только появился в доме Дойлов, ма сразу дала понять, что у нее так не заведено. Она отдала мне все четыре козыря; не только мне, но и Пэту, и Элси, и Колину. Ни разу не намекнула, что я стал для нее обузой, хоть и приходилось порой заваривать одни и те же чайные листья по два раза.
– Не переживай, ма, – натужно улыбнулся я. – Что-нибудь придумаю.
Отставив чашку, я потянулся за пальто. Ма тоже поднялась, бросив на меня ласковый взгляд.
– Спасибо тебе, Микки. Не стала бы тебя просить, но пока других мыслей у меня нет.
– Когда пришлешь паренька?
– Завтра, ближе к полудню. – Она замялась. – Знаешь, может, Гарри сперва и не производит впечатления, но стоит поговорить с ним – сразу поймешь, что парнишка он хороший.
– Не переживай, – повторил я, чмокнул ее в щеку и открыл дверь. – Как-нибудь справимся.
В отдел я прибыл вовремя – меня поджидал посыльный с сообщением.
Больших улучшений пока нет, но уже не то, что вчера. Надеялся, что ты сегодня заглянешь. Джеймс.
Сокрушенно посмотрев на часы, я тихо застонал. Половина седьмого. Куда же делся день? Мне ведь еще предстоит найти Энтони Тергуда.
Решение пришло само собой. Дело Мадлен Бэкфорд официально раскрыто. Женщина, слава богу, нашлась. Остается ждать, когда она заговорит. Разумеется, следует регулярно навещать миссис Бэкфорд, попытаться завоевать ее доверие, однако Винсент требует бросить все силы на расследование убийства Роуз Альберт, и времени на Мадлен сейчас просто нет. Я поискал глазами Стайлза. Задание как раз ему по плечу. Молодой инспектор с равным успехом общается что с молодыми девушками, что со старыми ведьмами. Джеймс с ним несколько раз встречался и считает, что Стайлз – умный и располагающий к себе человек.
– Стайлз! Выйдем на минутку?
Инспектор с готовностью отложил бумаги и натянул пальто.
Мы вышли во двор. На улице сгущались сумерки. Из-под арки ворот доносился скрип колес и цоканье лошадиных копыт. Мостовая влажно блестела, но дождя не было. Отблески уличных фонарей падали на камни, и каждый булыжник словно передавал свет своему соседу.
«Паве»… Булыжники-то – словно бриллианты в колье.
– Что-то случилось? – с любопытством осведомился Стайлз.
Я вкратце рассказал, как нашел Мадлен Бэкфорд и почему пришлось отвезти ее не домой, а в госпиталь.
– Она совсем не говорит?
В голосе Стайлза прозвучали странные нотки, и я понял, в чем тут дело. Инспектор верил мне безоговорочно, и все же к правилам относился куда более трепетно, чем я.
– Пока нет. Просто хотелось бы выгадать для нее еще немного времени.
– Понял.
– Винсент требует, чтобы я сосредоточился на убийстве дочери судьи. – Я помолчал. – Предложил передать некоторые дела вам. Я против.
Стайлз облегченно вздохнул.
– И все же рассчитывал, что вы присмотрите за Мадлен, а мне нужно встретиться с Энтони Тергудом – помните фотографию в медальоне? Он сегодня вечером должен появиться в клубе.
– Отлично, – дружелюбно откликнулся инспектор. – Повидаюсь с ней, а потом – домой.
Я благодарно кивнул и добавил:
– Вряд ли Тергуд слышал о смерти Роуз. Они ведь были тайно помолвлены, но Тергуд не в ладах с семьей Альбертов.
– Жаль беднягу, – вздохнул Стайлз. – Значит, вы первым сообщите ему грустную весть? Не завидую.
Я не стал говорить, что скорее готов встретиться с несчастным кавалером, чем с Мадлен Бэкфорд. И дело не в том, что она на меня напала. Это все ерунда. В ее отчаянии было нечто такое, что будоражило воспоминания, которые я предпочел бы похоронить навсегда.