"И кормильцы и питомцы, все внимайте вы сему,
Верноподданные наши, днесь я голос подниму,
Вы, скользящие как тени вслед желанью моему,
Соберитесь и внемлите Автандилову письму!
Мною, вашим властелином, сей завет подвластным дан,
Он рукой моею писан для моих аравитян:
Предпочел теперь утехам я объезд далеких стран.
Пусть меня отныне кормит полный стрелами колчан.
Дело некое имея, я далеко им влеком.
Должен, странствуя, три года я пробыть в краю чужом.
Я – проситель и сердечно умоляю об одном:
Дайте вновь увидеть царство, не разбитое врагом!
Я оставил Шермадина заменить меня в стране,
До тех пор пока известья не получит обо мне.
Пусть при нем зардеют розы и раскроются вполне;
Вредных, воску уподобив, он растопит на огне.
Я растил его как брата и с собою наравне.
Словно мне, ему служите на охоте и войне!
Коль затрубит он – сбирайтесь, а не стойте в стороне.
Если в срок я не приеду, с ним скорбите обо мне".
Так письмо докончил, слаще слов не сыщет, кто ни будь,
Золотой надел он пояс, облачился в дальний путь,
"В поле выеду", – он молвил; рать стеклась к нему примкнуть,
В тот же миг он вышел, в доме не замешкался ничуть.
"Мне защитников не надо!", – крикнул юный властелин;
Удалив рабов, умчался в даль неведомых равнин,
Тростники проехал быстро, опечален и один,
Вспоминая смертоносно-ясный пламень Тинатин.
Вмиг долиной проскакал он, не нашли следа войска.
Кто вдали его увидел, мчался вслед издалека,
Неспроста над ним простерся белый меч – ее рука,
От нее печали ноша и достойна и тяжка.
А когда войска узнали, что спаспета с ними нет,
Потускнели все ланиты и утратили свой цвет.
Горем радость заменяя, ожидая новых бед,
Быстроконные скакали, не могли напасть на след.
"Лев, кого ж господь возвысит? Кем ты будешь замещен?"
Собирали вести всюду, шли гонцы со всех сторон.
Тщетно воины искали, за предел сокрылся он.
Об утраченном рыдали, был погибелен урон.
Шермадин созвал скорбящих, и пришли они на зов,
Автандилово посланье каждый выслушал без слов.
Вняв ему, сердца заныли у господ и у рабов,
Били в грудь себя, и каждый заколоться был готов.
Все дерзнули: "Хоть без солнца мы едва ли расцветем,
Лишь тебя иметь хотел бы на престоле он своем,
И тебе, конечно, будем мы покорными во всем".
Князем сделали вассала, били все ему челом.